— Значит, — спросил Степаненко, — я должен по дороге умереть? А потом ожить? В каком же это фамильном склепе?
— Какой вы тупой, — неожиданно сорвалось у девушки с языка. — А еще и майор. Вас убить хотят! А по документам вы будете умершим от туберкулеза…
Степаненко почувствовал: по коже поползли мурашки. Елена Анатольевна оглянулась на закрытую дверь, быстро сунула руку в сумочку и достала… пистолет. Она положила оружие Максиму на живот.
— Уберите эту штуку, — проговорил Степаненко. — Иногда она стреляет.
— Вот именно, — Елена Анатольевна накрыла пистолет марлевой салфеткой. — Вижу, вы мне не доверяете?
— А с какой стати я должен вам доверять?
— Хочу отомстить за подругу…
— За Эльвиру Тенгизовну?
— Какой вы недоверчивый. Согните ногу в колене, я сделаю вам перевязку.
Руки ее были без резиновых перчаток. Ни одну из прежних перевязок она без перчаток не делала.
Времени на обдумывание создавшейся ситуации не было.
«А вдруг это подвох? Откуда оружие? Каким образом Евстигнеев узнал, что я в СИЗО? Почему он вышел именно на эту фельдшерицу? — мельтешили в голове мысли. — Что делать?»
Все подозрения перевешивал документ, подтверждающий факт собственной смерти.
— Ладно, что я должен делать?
— Остаться в живых. Сначала мы думали вооружить вас ножом, но вы ослабли и вряд ли справитесь с двумя.
— С двумя? Эти новички в санчасти мои убийцы?
— Пистолет надежнее, — прошептала Елена Анатольевна. — Машина с туберкулезниками пойдет без охраны, будет только Никита Аркадьевич. С документами. Вероятно, в лесу машина остановится. Где точно, не знаю. Вас всех, кто ходит, выведут на прогулку… Те двое, вы их видели в палате, должны стать единственными «свидетелями» вашей кончины от свежего воздуха. Такое бывает. Называется гипервентиляционный пароксизм…
— Это Репьев придумал?
Девушка пожала плечами.
— Этот гад мне сразу не понравился…
— Он не гад. Просто затурканный. Что скажут, то и делает…
Степаненко сунул пистолет за пояс. Нет, не пойдет, торчит…
— Дайте мне пластырь, — попросил он.
— Я сама.
Пистолет Елена Анатольевна прибинтовала к здоровой ноге так же бережно, как бинтовала раненую.
— Что дальше? — спросил Степаненко. — После того, как я не смогу скончаться, как бы этого не хотелось им.
— Дальше? Ваш московский друг подберет вас.
— А как он найдет меня?
— Он уже с утра поджидает автозак. Потом поедет следом. Но так, чтобы не засветиться и не спугнуть ни водителя, ни Репьева, понимаете?
Ведь надо сделать так, чтобы он вас выпустил из автозака.
— А дальше?
— Дальше? Дальше высматривайте на дороге старенький «Москвич» синего цвета. Вот вам еще ориентиры: узкоколейка и река. Узкоколейка возле самой колонии. Река ближе к городу. По узкоколейке или по реке идите на север. Но не больше двух-трех километров от дороги. Мы не знаем, как поведут себя эти двое, если случится что-то непредвиденное.
В палату Степаненко вернулся совершенно другим человеком. Внешне, разумеется, это никак не проявилось. Он остался тем же — молчаливым и замкнутым. Но теперь, наблюдая за поведением своих потенциальных убийц, он с трудом сдерживался, чтобы злорадно не улыбаться.
Как эти двое ублюдков замыслили убить его? Задушить ли голыми руками, зарезать ли ножом? Проломить ли голову металлическим прутом? Или же у них на вооружении маленький шприц с ядом?
Внутренне ликуя, Степаненко вытянулся на койке. Ему казалось, что пистолет приятно прижимается к ноге. Даже если с затеей побега ничего не выйдет, свою жизнь он дешево не отдаст. Удивительное превращение делает с человеком огнестрельное оружие!
События развивались своим чередом. Ближе к обеду в санчасти появился Никита Аркадьевич Репьев. С утра Степаненко почти не обратил на него внимания. Это был низенький, плюгавенький очкарик с выдающейся вперед нижней челюстью. Когда разговаривал, смущался. Этакий тип застенчивого негодяя. Как такой врач лечит людей, Степаненко не представлял. Возможно, он и не лечит. Слушает пациентов своим ледяным фонендоскопом, потом объявляет им свои диагнозы: «У вас, мой дорогой, отличнейший туберкулез» или же «У вас рак легких, батенька, прямо замечательнейший рак легких!» А может, он сидит себе где-нибудь в бункере, где расположен рентгеновский аппарат и разглядывает скелеты красивых женщин.
Насколько этот ханыга с медицинским дипломом замешан в деле? Куплен? Сколько, интересно, ему пообещали? Отхватит куш, ничем не рискуя. Он не мог знать, что замещающая его на должности тюремного врача фельдшер однажды потеряла ключ от сейфа. А потом ключ нашелся и она, чтобы подстраховаться, сделала дубликат.
В санчасть торопливо вошло несколько сотрудников СИЗО. Они явно спешили.
— Подъем, на выход, — раздалась команда. — Быстро, залежались!
Больные, подготовленные к отправке, беспомощно зашевелились. Двое из них, совсем доходяги, не могли самостоятельно передвигаться. Уже по тому, что краснорожим типам доверили носить лежачих туберкулезников, можно было догадаться, что они подставные.
Во дворе СИЗО, сразу на выходе всем приказали сесть на землю. Подъехал автомобиль с зарешеченными окнами — автозак. Контролеры приказали грузить больных, потом велели забираться внутрь автозака всем остальным. Репьев с документами тоже взобрался в фургон, просмотрел личные дела, уточнил фамилии. Некоторые из туберкулезников были настолько слабы, что едва могли говорить.
— Пока доедем, кончитесь, — грубо пошутил Репьев и вышел наружу. Дверь со стуком захлопнулась, щелкнул замок.
«Итак, теперь можно ожидать всего, — подумал Степаненко. — Теперь я один на один с этими откормленными верзилами…»
Мотор машины загудел, фургон колыхнулся. Степаненко приник к закрашенному и забранному решеткой окну. Через узенькую царапину на белой краске увидел: мелькнули автоматчики, послышался ленивый брех овчарок. Машина подпрыгнула на выбоине в воротах.
— Поехали, — потер руки один из подставных, придавая лицу одновременно хитрое и вместе с тем благодушное выражение.
Когда ехали по городу, Степаненко был абсолютно спокоен — в черте города насильники вряд ли осмелятся наброситься на него. Но когда мотор загудел сильнее и монотоннее, а это означало, что машина выбралась из города на трассу, почувствовал, как напрягся всем телом и непроизвольно опустил к ноге, где было оружие, руку.
«Спокойнее, — уговаривал он себя. — Не подавай виду… Продолжай вводить их в заблуждение своим безразличием ко всему…»
Но тем не менее он невольно все чаще и чаще посматривал на опасных попутчиков.
Проехали минут двадцать. Негодяи всматривались в белое окно, пытаясь узнать местность.
«Надо быть готовым к отражению нападения в любой момент, — крутилось в голове. — Сценарий, который известен Елене Анатольевне, они могли переиграть десять раз… Набросятся, удушат… И глазом не успеешь моргнуть…
Наконец шум двигателя стал тише и машина остановилась. Врач отомкнул дверь кузова и, дурашливо гыгыкая, произнес:
— Мальчики налево, девочки направо!
Степаненко первым выбрался наружу, так как сидел ближе к выходу. Репьев и водитель демонстративно перешли дорогу и углубились в лес на противоположной стороне.
Степаненко, прихрамывая, направился в редкие придорожные кусты.
— Подожди нас, эй, ты! — послышалось вслед, но Степаненко устремился что было сил прочь.
— Смотри, он делает ноги! — раздался возглас.
— Да куда он денется, хромоножка! Далеко не уйдет.
Степаненко и не собирался уходить далеко. Теперь главное — незаметно для киллеров вооружиться. Но они быстрым шагом шли за Степаненко, настигая его. Зайдя за густую ель, Максим отодрал пластырь, передернул затвор.
«Убийцы, негодяи, — проносилось в голове. — Вас бы судить, сволочей, и казнить прилюдно, на главной площади города, как делалось это раньше…»
В нем было столько ненависти, что он решил убить этих двоих сразу, как только они появятся.
Первым шел блондин. Он в поисках своей жертвы стал обходить ель и почти наткнулся на Максима.
— Он здесь! — крикнул убийца, радуясь, захлебываясь вдруг обильно набежавшей слюной. В его руках блеснул узкий длинный нож с крепкой костяной рукояткой. — Обойди елку с другой стороны! — крикнул он напарнику. — Он — наш!
Степаненко, не вскидывая пистолет, направляя его снизу вверх, выстрелил негодяю в грудь.
Второй подонок, от прозвучавшего как гром с ясного неба выстрела ошалело шарахнулся в сторону, успел заскочить за соседний ореховый куст, но повалился, зацепившись за корягу, вновь вскочил, чтобы задать стрекача, и опять упал. Он был похож на зайца, который мечется в тесном кругу, окруженный ватагой удачливых охотников. Степаненко выстрелил через ореховый куст.
