Шлепнуть бы его прямо сейчас, и домой.
– Нельзя, – сказал Виктор.
– Сам знаю, что нельзя.
Они выбрались на дорогу в тот самый момент, когда доносившаяся из-за забора канонада окончательно стихла.
Глеб оставил Активиста лежать под облетевшим кустом шиповника у калитки соседней дачи, а сам, низко пригнувшись, тенью скользнул к своей машине. Притаившись за ней, Слепой осторожно выставил голову наружу и увидел Сивого, который стоял посреди дороги в позе героя вестерна и словно нарочно подставлялся под пулю. Глеб снова с досадой подумал, что, если бы не девчонка, которой, вполне возможно, давно уже не было в живых, его работа завершилась бы прямо сейчас. Один меткий выстрел, и все проблемы, связанные с бывшим подполковником ФСБ Раскошиным, уйдут в область воспоминаний.
Черный джип, на котором, судя по всему, приехал Сивый, мерно клокотал на холостом ходу в десятке метров от машины Слепого. Глеб удовлетворенно кивнул головой, осторожно положил пистолет на асфальт и полез в карман куртки. Он вдруг ужаснулся, подумав, что нужная ему вещь сотню раз могла потеряться, пока он скакал через заборы и набрасывал куртку поверх колючей проволоки, но в следующее мгновение пальцы нащупали в уголке кармана круглую горошину радиомаяка, и он успокоился.
Ворота дачи толчком распахнулись, и из них показалось тупое рыло микроавтобуса, странновато выглядевшее из-за отсутствия лобового стекла. Сивый поднял пистолет, и Глеб, решив, что лучшего момента может просто не быть, стремительным броском преодолел расстояние, отделявшее его от черного джипа.
На бегу он услышал два быстро последовавших один за другим приглушенных выстрела, но высокая корма джипа скрывала его от Сивого, и Глеб понял, что стреляют не в него. Мотор микроавтобуса захлебнулся и заглох, а в следующее мгновение Слепой уже припал к забрызганному засохшей грязью борту джипа и, засунув руку под задний бампер, прилепил к холодному железу радиомаяк.
Выглядывать из-за машины Глеб не рискнул. Он лег на асфальт и посмотрел вперед в просвет под днищем машины. Он увидел ноги Сивого в испачканных землей дорогих ботинках, неторопливо прошагавшие в сторону ворот.
Тогда Глеб все-таки выставил из-за заднего колеса джипа голову и пронаблюдал, как Сивый, держа пистолет у плеча, протискивается в ворота мимо застрявшего в них микроавтобуса. Когда Раскошин скрылся, Слепой вскочил и вернулся в свое укрытие.
– Что ты там делал? – спросил Активист.
– Клеймил нашего бычка, чтобы не потерялся, – ответил Глеб.
– Ка-ге-бе, – с отвращением произнес по слогам Виктор.
– Бедняга, – пожалел его Глеб. – Выбирать тебе не приходится. Даже если я из Моссада, для тебя это ничего не меняет.
Через минуту Сивый снова вышел из ворот. Лицо его было задумчиво и хмуро.
– Вот еще один бедняга, – прошептал Слепой, и Виктор с чувством, близким к испугу, увидел игравшую на его губах улыбку. – Представь, каково ему было заглянуть в пустой кузов!
Сивый заглянул в кабину микроавтобуса, выбросил мертвое тело кавказца, продолжавшее скалить зубы, словно перед смертью Рафик услышал что-то веселое, и один за другим вынул из кабины два плоских кейса. Он задержался еще на несколько секунд, чтобы заглянуть в оба, удовлетворенно кивнул и пошел к своей машине.
– Деньги, – прокомментировал Активист.
– Ничего, – сказал Глеб, – пусть потешится.
Когда джип скрылся из вида, они встали и неторопливо двинулись к машине. Слепой не спешил, давая Раскошину время отъехать подальше: Сивый был профессионалом, так что вульгарная слежка принесла бы больше вреда, чем пользы.
Усевшись на водительское место, Глеб полез в бардачок и вынул оттуда плоский пластиковый футляр прибора слежения. Когда полковник Малахов вручал этот прибор, Глеб сомневался в том, что он пригодится. Ситуация, однако, сложилось таким образом, что прибор оказался просто необходим. Пристроив футляр на коленях, Глеб откинул крышку. Миниатюрный экран ожил, и в координатной сетке замигала зеленая точка.
– Держи, – сказал Слепой и передал прибор Активисту. – Будешь штурманом.
– Хорошо, что не Кацманом, – устало пошутил Шараев.
Слепой промолчал. Машина тронулась и, развернувшись, устремилась вслед за джипом Сивого.
Ведя автомобиль, Глеб время от времени бросал косые взгляды на сидевшего рядом Активиста. Шараев курил, сосредоточенно глядя на экран прибора слежения. Глаза у него по-прежнему были прищурены, словно он двигался против сильного ветра, и Глеб подумал, что в каком-то смысле так оно и есть: помимо внешних обстоятельств, Активисту сейчас наверняка приходилось преодолевать сильнейшее внутреннее сопротивление, сотрудничая со Слепым, который стоял по другую сторону баррикады. Глеб мысленно пожал плечами: жизнь – сложная штука, и всем нам порой приходится делать странные вещи, противоречащие нашей натуре. И чем больше странных поступков мы совершаем, тем сильнее запутываемся – порой до такой степени, что перестаем понимать, что противоречит нашей натуре, а что нет. «Вот и готово новое определение человека, – с легкой грустью подумал он, – и звучит оно так: человек – это существо, способное совершать противоестественные поступки. Чеканная формулировка. Покажите мне хоть одно животное, способное пойти против собственной природы, и я признаю, что был не прав.»
Мерцающая зеленая точка медленно ползла по схематично изображенной карте Подмосковья, подбираясь к городской окраине. Виктор Шараев смотрел на экран и думал о своем. Нюансы, касающиеся воровской чести, понятий и прочей шелухи, мало волновали его в данный момент. Сидевший за рулем «девятки» человек мог работать на ФСБ, ЦРУ или сицилийскую мафию – Активиста это не касалось.
В данный момент они были союзниками и делали общее дело. Отказаться от партнерства означало выйти из мчащейся вдогонку за Сивым машины, оставшись без оружия Слепого, без его опыта, меткого глаза, судя по всему, очень неплохой головы и без прибора слежения, наконец. Возможно, такой вариант развития событий был бы полезнее с точки зрения личной безопасности, но, утратив надежды отомстить, Активист лишался последнего, что у него оставалось. Он никогда не думал, что, избавившись от ядовитой укоризны матери, вздорных наскоков брата и бессвязных громоподобных сентенций отца, потеряет смысл жизни. Теперь у него было только два дела: выручить Машку Дынникову и всадить в Сивого все, что оставалось в обойме парабеллума. Что он станет делать, когда Сивый наконец умрет, Активист не представлял. Думать об этом сейчас не хотелось: он полагал, что для этого еще найдется время, если останется жив.
Зеленая точка, издевательски мигая, приблизилась к окраине Москвы и пошла по Можайскому шоссе, приближаясь к Кутузовскому проспекту. На экране следящего прибора все это выглядело до смешного просто: светящаяся точка ползла по пустым нарисованным улицам, так что Активист невольно вздрогнул от неожиданности, когда, подняв голову от экрана и случайно посмотрев в окно, увидел вокруг себя ревущий ад перегруженной автомагистрали.
– Отставить считать ворон! – немедленно отреагировал на его движение Слепой. – Следи за экраном, штурман. Где он?
– Свернул на Аминьевское, – сказал Виктор. – Куда его несет?
– Будем надеяться, что прямиком в нору, – ответил Глеб. – Теперь, если твоя Машка все еще жива, он должен постараться от нее избавиться. Деньги у него, твой подельник мертв, Кудрявый валяется у себя на даче с простреленной головой… Самое время рубить концы и рвать когти. Ты не согласен?
– В принципе, конечно, согласен, – глядя на экран, ответил Виктор. – Но это такая сволочь, что совершенно непонятно, чего от него ждать.
– Это точно, – сказал Глеб. – Но он все-таки не Люцифер, и это вселяет в меня некоторую надежду. Куда теперь?
– Артамонова… Кременчугская… Вот, сукин сын, он опять выходит на Кутузовский!
– Проверяется. Как видишь, и на него есть управа. Он зря жжет бензин, петляя по городу, а мы… О, дьявол!
Стоило ему упомянуть о бензине, как мотор «девятки» чихнул, снова заработал ровно, потом опять зачихал и заглох.
– Пропади ты пропадом, – сказал Слепой и открыл дверцу.
– Что случилось? – заволновался Активист.
– Бак сухой. Настолько замотался, что забыл заправиться. И на старуху бывает проруха. Давай вылезай.
Он первым выскочил на проезжую часть, едва не угодив под колеса ненормально огромного, приземистого и широкого, овально-вытянутого, сплюснутого спереди, сверкающего «доджа», в салоне которого грохотала музыка. Водитель «доджа» ударил по тормозам так резко, что машину занесло, и она стала под утлом к проезжей части. Раздался глухой удар и звон стекла. Глеб сокрушенно покачал головой, увидев старенький зеленый «москвич», весь покрытый коричневыми пятнами грунтовки, влепившийся в заднее крыло «доджа». Глаза водителя «москвича» расширились, казалось, на все лобовое стекло, рот испуганно приоткрылся.
