Мы держимся периметра, двигаясь гуськом вдоль ограды.
– Если кого встретим, – Йоханн тормозит, оборачиваясь на меня через плечо, – скажем, что делаем обход. А начнут намекать, что вы, должно быть, только что перепихнулись где-то в сарае, возражать не будем; подыграем.
Я просто киваю. Ладонь после углей вся в волдырях и дико ноет. При всем желании не смогу произнести и слова.
Дорогу к главному корпусу преодолеваем быстро.
Веди себя как ни в чем не бывало.
Кто-то дико визжит, и у меня сердце уходит в пятки, потом раздается взрыв хохота и громкая матерщина Паулы. Йоханн и не почесался. Напротив, он продолжает вымеривать шагами периметр ограды, минуя ворота, затем дровяную кучу, где резко сворачивает и ныряет в тень дома. Скользнув под окно Айзекова кабинета, замирает и глядит, где я: не отстала ли?
– Порядок? – одними губами шепчет он, когда я занимаю место рядом, прижавшись спиной к стене и силой воли пытаясь утихомирить бешено стучащее сердце.
Впрочем, Йоханн не ждет моего ответа, а сразу выразительно тычет вверх указательным пальцем. Окно-то, в принципе, закрыто, зато фрамуга – нет. Правда, от земли до нее метра два с половиной, да и щель неширокая, но все же это путь внутрь.
Йоханн сплетает пальцы опущенных рук и кивает: сначала мне, затем на окно.
– Ты думаешь, Ал там? – шепчу я.
Он опять-таки кивает, потом глазами показывает: ставь ногу, подсажу. Я сбрасываю тапочки, кладу руки ему на плечи и вставляю правую ногу словно в стремя. Йоханн вновь кивает.
Раз.
Два.
Три.
И я в воздухе.
Опираюсь на подоконник, и Йоханн, крякнув, подбрасывает меня еще выше. Все идет отлично, только не хватает полметра, чтобы уцепиться за фрамугу.
– Вставай левой ногой мне на голову, – натужно шипит Йоханн. – Как на лесенку!
Он опять подбрасывает меня, я размахиваю ногой, будто балерина – и попадаю мыском во что-то твердое и умеющее стонать. Ступня соскальзывает.
– Послушай, – мрачно говорит Йоханн, – в следующий раз, когда я тебя подкину, ты давай-ка сама тоже подтягивайся. Ну, готова? Раз, два… три!
Он вновь меня подбрасывает, а я выкидываю вверх правую руку. До фрамуги добираюсь, но сунуть туда плечо все же не получается, и я съезжаю вниз, нещадно обдирая локоть о подоконник.
– Тьфу, зараза!
Йоханн бережно опускает меня на землю, обвив руками за ноги. Жестом показывает не сходить с места, а сам скользит вдоль стены и заглядывает за угол. Через пару секунд возвращается.
– Похоже, народ начинает разбредаться. Надо спешить.
– Окно придется разбивать. – Я смотрю на дровяную кучу. – Звук, я думаю, можно заглушить, если прижать к стеклу что-нибудь мягкое.
С дворика тем временем доносится очередной взрыв смеха, Киран еще громче заводит свою песню. Не дожидаясь ответа, я бросаюсь к дровам, хватаю что попалось под руку и бегу обратно к окну.
– Снимай свою маечку и бери у меня полено. Аккуратней, там есть гвозди. Ржавые. – Жду, пока он скинет футболку, отдаю деревяшку, а сама разворачиваю материю и прикладываю ее к стеклу. Барабанный рокот нарастает, Киран тянет высокую ноту, кто-то из девок визжит от восторга… – Давай!
Раздается глухой треск, затем легкий перезвон осыпающихся осколков. Что ж, вполне приличное отверстие. Йоханн молча забирает свою футболку, обматывает ею предплечье от запястья до локтя и принимается выщупывать шпингалет. Секундой позже створка распахивается, и он одним махом заскакивает на подоконник, а оттуда – в комнату.
* * *
Одним глазом я смотрю на окно, другим слежу за углом дома. Всякий звук внутри кабинета Айзека кажется усиленным, будто в мегафоне, а Йоханн к тому же взялся отодвигать письменный стол, нещадно скрежеща ножками по деревянным половицам.
Ну, давай же, давай…
Слышу звук сворачиваемого ковра, щелканье засова. Наверное, уже забрался в люк.
Быстрей, Йоханн!
Я слышу чьи-то шаги, и едва блондинистая голова шведа высовывается из окна, до меня доносится запах табачного дыма, а мгновением позже появляется Гейб.
– Гейб! – кидаюсь я ему на шею, едва он сворачивает за угол. Инерции моего тела как раз хватает, чтобы он отшатнулся назад и потерял окно из виду.
– Эмма? – Гейб отталкивает меня на расстояние вытянутой руки, чтобы оглядеть от пят до макушки. Уголок рта ползет вверх в кривой ухмылке. – Ты чего? Надралась, что ли?
Я кладу ладонь ему на грудь, ковыряя большим пальцем одну из дырок в прохудившейся майке, и улыбаюсь.
– М-можбыть.
– Говорят, ты руку в костер сунула?
– Ага. На спор. Выиграла!
– Ну, понятно.
Он делает шаг в сторону, чтобы меня обойти.
– Слушай, у меня идея, – одновременно с ним шагаю и я, перегораживая путь. Ладонь с груди Гейба не снимаю, даже подаюсь вперед, пока между нашими лицами не остается лишь несколько сантиметров. – А давай поболтаем? В сторонке… ну, в тех сарайчиках, к примеру?
– А прямо здесь не получится? Туда-то зачем?
Его руки змеями обвиваются вокруг талии, он притягивает меня, упираясь пахом в низ моего живота, пока его толстый и мокрый язык ищет мои губы.
Мы целуемся на ходу, отступая из-под ярких фонарей главного корпуса в темноту, где я натыкаюсь на дровяную кучу и падаю на поленья навзничь. Гейб наваливается сверху, залезая рукой мне под подол; ищущая рука лезет вверх. Я замираю, когда он хватается за резинку трусов. Накатывает паническая волна.
Я не могу, не могу, не могу так…
Ворочаюсь, извиваюсь под ним, но чем сильнее хочу выбраться, тем больше он заводится. Гейб уже вовсю лапает мою грудь, другой рукой стягивая трусы.
Да где же Йоханн с Ал?!
Вжикает расстегиваемая «молния», я слышу кряхтение, а затем уже знакомый звук: будто кто-то хорошенько наподдал по футбольному мячу. Только на этот раз раздается еще и хруст, словно тесак мясника смачно вошел в кость. Гейб обмякает, скользит губами по моей шее, оставляя за собой дорожку слюны. Не успела я дернуться в сторону, что-то сказать или хотя бы взвизгнуть, как Йоханн хватает Гейба за плечи и сдергивает в сторону. Тот съезжает по поленьям, оседая на грунт с мягким, грузным шлепком.
Йоханн что-то бросает на обмякшее тело. Это полено; то самое полено, с помощью которого мы справились с окном. Три торчащих гвоздя на одном торце сочатся кровью.
Надо мной кто-то склоняется. Кто-то с побелевшим лицом, перепуганными глазами и пергидролевой, прилипшей ко лбу челкой.
– Он мертв, – повторяет Ал. – Гейб мертв…
Глава 45
– Ну же! – Йоханн лихорадочно возится с замком. – Да открывайся же ты, скотина!
Я украдкой кидаю взгляд на Ал, которая стоит рядом. У нее не зрачки, а блюдца с тушью; щеки багровые, на бровях скопились капли пота. Она не сводит глаз с кучи поленьев, которую мы навалили поверх трупа. Делает туда шаг, но я оттаскиваю ее за руку, и в этот миг створка ворот издает скрип, а Йоханн ворчит себе под нос что-то шведское.
– Живей! – подгоняет он нас наружу и тут же закрывает ворота. – Вперед!
Сделав небольшой крюк, чтобы нас не было видно со стороны главного корпуса, мы углубляемся в темноту, разбирая дорогу лишь благодаря бледному сиянию месяца. Я успеваю в последний раз оглянуться на «Эканта-ятру» и выцветшие тряпки, которыми украшены все ее окна. Молитвенные флаги трепещут и хлопают на ветру, но для них нет спасения: они прибиты на совесть.
– Беги! – раздраженно шипит Йоханн мне в ухо. – Эмма, беги!
* * *
Мы уже приличное время несемся вниз, перескакивая с одной плиты на третью, огибая скальные обломки или торчащие деревца, когда до меня вдруг доходит, что я больше не слышу за спиной сопения Ал.
– Йоханн! – Опередив меня на добрую сотню метров, он даже не тормозит, поэтому мне приходится поднять голос. – Йоханн!
Он резко поворачивается и раздраженно трясет головой, оскалив зубы. Взмахами приказывает не орать.