Руки Эвандро впились в мое лицо, я же запустил руки ему под ребра. Извиваясь, я сжимал пальцами его нижние ребра и швырнул его на любимое трюмо Энджи.
Когда я увидел его худощавое тело среди парфюмерии и разбитого стекла, белая пелена в моих глазах исчезла совсем. Зеркало раскололось на большие, с зазубринами, куски, формой напоминающие спинные плавники рыбы. Пламя свечей потрескивало, но когда они падали на пол, вновь вспыхивало ярким светом. Эвандро сполз вниз, а вместе с ним и все флакончики. Я перегнулся через кровать, схватил с тумбочки Энджи свой пистолет, перебрался на другую сторону кровати и без колебания выстрелил в то место, где оставил Эвандро.
Но его там не было.
Повернув голову, я увидел Энджи, она сидела на полу и, искоса поглядывая по сторонам, целилась во что-то на полу, поддерживая одну руку другой; рядом с ней на полу горела упавшая свеча. Шаги на кухне приостановились, и Энджи нажала на курок.
Затем нажала еще раз.
На кухне кто-то вскрикнул.
И тут я услышал другой крик, с улицы, но это был скрежет металла, вой двигателя, и кухня внезапно озарилась вспышками разгневанного флюоресцентного света и шумом включающихся электроприборов.
Я погасил свечу рядом с рукой Энджи и отступил в коридор позади нее с пистолетом, нацеленным на Эвандро. Он стоял к нам спиной, руки свисали по бокам. Он раскачивался из стороны в сторону, стоя посреди кухни, словно в такт лишь ему слышимой музыке.
Первая пуля Энджи попала ему в центр спины, и в черной форменной кожаной куртке Данна виднелась дыра. На наших глазах она заполнялась кровью, Эвандро же остановился и опустился на одно колено.
Вторая пуля Энджи снесла ему часть головы, прямо над правым ухом.
Он машинально поднял руку с револьвером Данна к этому месту, но тот упал, прокатившись по линолеуму.
– С тобой все в порядке? – спросил я.
– Глупый вопрос, – простонала Энджи. – Иисусе! Беги в кухню.
– Где тип, стрелявший в тебя?
– Вышел через кухню. Иди скорее туда.
– Черт с ним. Ты ранена.
Она поморщилась.
– Все нормально, Патрик, а он может еще поднять пистолет. Пойдешь ты или нет, черт побери?
Я подошел сзади к Эвандро и поднял пистолет Данна, затем обошел вокруг, чтобы посмотреть ему в лицо. Он тоже смотрел на меня, не переставая при этом осторожно ощупывать раненное место на голове. При флюоресцентном освещении его лицо приобрело серый оттенок.
Он тихо плакал, и слезы, смешанные с кровью, текли по его лицу, а кожа была настолько бледной, что я невольно вспомнил клоунов из далекого прошлого.
– Совсем не болит, – сказал он.
– Еще будет.
Он смотрел на меня снизу вверх смущенным, печальным взглядом.
– Это был голубой "мустанг", – сказал он, и похоже было, для него важно, чтобы я понял это.
– Что?
– Машина, которую я украл. Она была голубая, с белыми кожаными удобными сиденьями.
– Эвандро, – сказал я, – кто твой сообщник?
– Колпаки, – сказал он, – сияли.
– Кто твой сообщник?
– Ты хоть что-нибудь чувствуешь ко мне? – спросил он, широко открыв глаза и протягивая мне, как проситель, руки.
– Нет, – сказал я твердо и глухо.
– Тогда мы доберемся до вас, – сказал он. – Мы вас победим.
– Кто это мы?
Он заморгал, щурясь от слез и крови.
– Я побывал в аду.
– Знаю.
– Нет, я правда был в аду, – простонал он, и новый поток слез хлынул из его глаз и потек по искаженному лицу.
– И поэтому ты решил устроить ад для других. Быстрее, Эвандро, кто твой сообщник?
– Не помню.
– Врешь, Эвандро. Скажи мне.
Я терял его. Он умирал передо мной, прикрывая рукой голову и стараясь остановить поток крови, а я знал, что в любую секунду, может, через несколько часов, но все равно он умрет.
– Не помню, – повторил он.
– Эвандро, он бросил тебя. Ты умираешь, а он нет. Давай.
– Я не помню, кем был до того, как попал туда. Не имею понятия. Не могу даже вспомнить... – Его грудь вдруг поднялась, щеки раздулись, как у лягушки, и я услышал у него в груди бульканье.
– Кто...
– ...не могу вспомнить, как я выглядел в детстве.
– Эвандро.
Его вырвало кровью прямо на пол, и с минуту он смотрел на лужу. Когда он взглянул на меня, на лице его был ужас.
Мое лицо, очевидно, не внушало ему большой надежды, потому что, видя, что приключилось с его телом, я понимал, он долго не протянет.
– О, черт, – сказал он и, протянув перед собой руки, стал смотреть на них.
– Эвандро...
Но он так и умер – глядя на свои руки, упавшие затем по бокам, стоя на одном колене, с лицом смущенным, испуганным и совершенно одиноким.
* * *
– Он мертв?
Я вернулся в коридор после того, как заглянул в спальню, где погасил последнюю свечу, упорно горевшую на полу.
– На все сто. Как ты?
Ее кожа блестела от крупных капель пота.
– Мне здесь просто классно, Патрик.
Мне не понравился звук ее голоса. Он был гораздо выше по тембру, чем обычно, и в нем были нотки истерики.
– Куда тебя ранило?
Она подняла руку, и я увидел темную красную дыру между бедром и неровно вздымавшейся грудной клеткой.
– Как выглядит рана? – Она прислонила голову к дверному косяку.
– Неплохо, – солгал я. – Я возьму полотенце.
– Я видела только его фигуру, – сказала она. – Точнее, силуэт.
– Что? – Я стянул полотенце с вешалки в ванной и вернулся в коридор. – Чей?
– Подонка, что стрелял в меня. Когда я выстрелила в ответ, то увидела его фигуру. Он невысокого роста, но крепкий. Понял?
Я приложил полотенце к ее боку.
– Коротышка-качок. Буду иметь в виду.
Она закрыла глаза и что-то пробормотала.
– Что? Открой глаза, Эндж. Давай.
Устало улыбаясь, она открыла глаза.
– Этот пистолет, – невнятно проговорила она, – такой тяжелый.
Я взял пистолет из ее рук.
– Он больше не понадобится. Эндж, но ты не должна спать, пока...
У парадной двери послышался громкий скрежет, и я, пригнувшись, взял на мушку Фила и двух санитаров скорой помощи, которые ворвались в дом.
Фил опустился на колени возле Энджи, и только тогда я убрал свой пистолет.
– О, боже, – сказал он. – Милая! – Он отбросил мокрые волосы с ее лба.
Один из санитаров сказал:
– Нам нужно пространство. Отойдите.
Я отступил назад.
– Милая! – все стонал Фил.
Ее глаза распахнулись.
– Привет, – сказала она.
– Сэр, отойдите, – сказал санитар. – В сторону.
Фил шлепнулся на задницу и отполз на некоторое расстояние.
– Мисс, – сказал санитар, – вы ощущаете это давление?
Снаружи послышался резкий, пронзительный визг патрульных машин, которые заполнили окна ослепительными огнями.
– Страшно, – сказала Энджи.
Второй санитар в коридоре выпустил колеса носилок и всунул металлический рычаг в их изголовье.
Внезапно в коридоре возник сильный шум, я взглянул на Энджи и увидел, что ее пятки колотят паркет пола.
– Она впадает в шок, – сказал санитар. Он схватил Энджи за плечи. – Хватайте ее за ноги, – закричал он. – Держите ее ноги, эй, вы!
Я схватил ее ноги, а Фил стал причитать:
– О, боже! Сделайте что-нибудь, ну, сделайте же что-нибудь!
Ее ноги колотили меня в подмышку, и я прижал их рукой к груди и так держал, в то время как ее глаза побелели и закатились, голова соскользнула с порога и свалилась на пол.
– Сейчас, – сказал первый санитар, и второй подал ему шприц, который тот всадил в грудь Энджи.
– Что вы делаете? – вскричал Фил. – Иисус Христос, что вы с ней делаете?
Она дернулась в моих руках последний раз, после чего сползла обратно на пол.
– Нам надо поднять ее, – сказал один из санитаров. – Осторожно, но быстро. На счет "три". Один...
В дверях появились четверо полицейских. Руки их сжимали оружие.
– Два, – сказал санитар. – Убирайтесь к черту от дверей! Нам через него нести раненую женщину.
