Ознакомительная версия.
Кабинет банкира. Он напоминал его банковский офис, только в зеркальном отображении. Стол стоял напротив окна, а не у стены, и между ними не было прохода. Между книжными шкафами раскинулся широкий диван. В дальнем углу кабинета стоял высокий сейф со сложным и надежным замком в тяжеленной дверце. Металлическая обвязка сейфа служила еще и декоративным элементом, она выделялась на общем сером фоне хранилища поблескивающим хромом.
Банкир подошел к рабочему столу и вынул из ящика фигурный ключ. Перешел к сейфу, не пытаясь скрыть свои действия. Он поочередно вставлял ключ в отверстия, коих было ровно четыре. В первом случае он повернул ключ на пол-оборота вправо, в другом — на четверть влево. И руки не дрожали.
— У тебя один ключ? — спросил Сергей.
— Два. Один хранится в офисе. — Банкир уже не удивлялся своему спокойствию. Все тревоги позади. Осталось подчистить дерьмо, валявшееся в гостиной. — Но даже с ключом этот сейф никто не откроет.
Замок срабатывает автоматически, когда дверца встает на место.
Марковцев подошел к банкиру, когда тот открыл дверцу и держал левую руку на декоративной обвязке, а пальцы лежали на четверти металлической коробки. Сергей сильно толкнул дверь. И она стала на место с громким выкриком Алексея. Банкир дернул руку раз, другой, схватился за локоть и опустился, подвывая от страшной боли, на колени. Его раздавленные в лепешку пальцы держал самый дорогой в мире капкан. По узкой, едва приметной щели потек ручеек крови.
Марковцев вынул ключ и положил его в карман.
— Если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее... — он рукояткой вперед протянул Алексею нож.
Он был готов произнести: "Если у тебя возникнут трудности, найди меня. Если у меня начнутся проблемы, я найду тебя. Чтобы сказать всего два слова: «Ты последний».
Собственная, хотя и обоснованная нерешительность виделась Сергею противоестественной. Он лишь прищемил гадюку, тогда как ее положено было раздавить.
Он был готов не простить Матиаса, но отпустить его, чтобы тот прошел короткий отрезок пути до тюремной камеры либо до машины. В один прекрасный момент в его голову влетит пуля из оружия наемного убийцы. Людей, вставших на пути государственной машины, беспощадно сбивают. Просто на Матиаса не хватило времени. С начала кровавого поединка между ним и кремлевским администратором, где в качестве арбитров предстали руководители силовых структур, не прошло и месяца.
* * *
Миранда вынула из сумочки пластиковую коробочку, привычным движением высыпала на мышечный бугор большого пальца порцию кокаина и с шумом втянула наркотик. Он подействовал на нее быстро, вдогонку, добираясь до самых сокровенных уголков мозга и поглаживая чувственные нервы.
Фильмы со старыми переводами...
Миранду потряс американский фильм с Элизабет Хёрли, где девочка заказала отца лишь за то, что тот не разрешил ей сделать татуировку. Убийцы согласились за две тысячи долларов. Насадили папашу на полуметровый мачете и усадили на диване. Из него хлещет как из зарезанной свиньи, а малолетняя заказчица бегает по квартире в поисках денег. Нашла. Потом эта сопля раскисла, прикорнула на забинтованной груди родича в больнице. А детектив с больной спиной сообразил в чем дело и спустил дело на тормозах: нехай живут оба в любви и согласии.
Паршивый финал. Папаша по всем канонам современной жизни должен был откинуть копыта, а девочка сделать татуировку. Но он жив, и дочери придется заказать его еще раз, когда тот запретит ей нюхать кокаин. И так до тех пор, пока на нем не останется живого места, а операторы на «911» откажутся принимать заказы по этому адресу.
Миранда видела в Сергее Марковцеве киллера, себя представляла в роли заказчицы. В первом она не ошиблась и мучительно соображала, не ошиблась ли она в себе. Дело не в пресловутых регалиях и финансовых кубках отца, расцветших для нее во всей красе раз и навсегда. «Как тебе это на вкус и на цвет?» — спросил Сергей. Ничего так. Вставляет не хуже кокаина из ее собственных кубков, которые отец расшвыривал и цинично отвергал вкусовые качества дочери.
На вкус и цвет товарищей нет.
Товарищей.
Отец предстал товарищем.
А был ли он отцом? Она всегда видела в нем воротилу с огромным выменем. Он не целовал ее, но облизывал шершавым коровьим языком. Лягал, когда Миранда прикладывалась к соскам другой, бешеной, коровы, пасшейся на конопляных лугах.
Она не видела себя самостоятельным человеком. Отец продолжал топтать ее независимость, задаривал, шепча: «Я все для тебя сделаю». И тем самым развращал ее.
Она слышал крики отца. Кричит, значит, больно. Больно, значит, жив. Матерится на весь дом — факт вообще обнадеживающий и пугающий одновременно: начнет отыгрываться на домашних, смешивая дочерний кокаин с жениной грязью. Она даже лишнего сегодня услышала и больше ничего не хотела знать.
«Как попрощаться с Сергеем?» — думала Миранда, поджидая его на нижней ступеньке лестницы и затягиваясь сигаретой. Отчего-то именно этот вопрос стал на первое место. Сказать до свидания? Но к такой форме прощания прицепилось несуразное, рожденное под наркотическим хмелем: «спасибо вам за все», «приходите еще», «здесь вам рады»...
Но он еще ничего не сделал, чтобы одаривать его словами благодарности. Но если бы он сделал то, что отравленным полуметровым мачете сидело в груди Миранды...
Она подсознательно переписывала финал, чтобы девочка смогла сделать татуировку.
* * *
Сашу Попову разбудил грохот внизу. Она резко села в постели и минуту не могла пошевелиться. Провинциально подумала о ворах, потом о грабителях. Прошло пять минут. Шум стих. Она встала с кровати и увидела в окно «БМВ». Подошла ближе, прячась за тюлем, покачала головой и конфузливо наморщилась: «Миранда...» Как же некстати. Ко времени было ее отсутствие, как бы странно это ни прозвучало.
Щеки секретарши залило румянцем. Только сейчас она сообразила, что шум внизу мог быть вызван внезапным, как в анекдоте, приездом жены Алексея Михайловича. Правда, в анекдотах чаще всего появляется муж.
Скандал...
Саша натянула на голое тело джинсы, кофточку, схватила сумочку. Куда бежать? Тяжело опустилась на кровать...
Перед глазами начала вставать ночная оргия, по-другому не назовешь. Господи, чего она только не творила в постели и рядом с ней, ублажая, любя и ненавидя Алексея Михайловича...
Сашу вторично подбросило с кровати. Крик разнесся со стороны кабинета банкира. Что, что там происходит?
Вышла в коридор. Сделала шаг, другой, потом побежала. Миновала лестницу и ворвалась в кабинет.
Волосы встали дыбом. Алексей Михайлович стоял на коленях и держал в руке нож. Вторая рука была зажата в сейфе. Ее удерживали лишь жалкие остатки кожи — вытянувшиеся, похожие на растерзанные пальцы резиновой перчатки.
Саша будто не замечала рядом еще одного человека, которого видела дважды: в машине, мчащейся в афинский аэропорт, и в приемной, где он в резких тонах говорил шефу о каких-то бульдогах, смотавшихся в те же Афины. Сергей Марковцев смотрел на Сашу, но их взгляды так и не пересеклись.
Почти то же самое происходило и с Матиасом. В своей любовнице он увидел надежду на спасение, заслонившую собою смерть.
— Помоги... — прохрипел Алексей, увидев Сашу. — Я не могу сам. — И крикнул, раздирая голосовые связки: — Быстрей, проститутка е...я!
В его горящих болью глазах плескалась ненависть — но не тушила, а подливала страданий, которые становились невыносимыми. Он смотрел на ее начальственный подбородок, замечал то, что ускользало от него ранее: ее холодные глаза казались насмешливыми. Круглые, притворные, они глумились над его нестерпимыми муками. Он любил ее ушами, глазами... но не сердцем, не рассудком. И она воспользовалась этим.
Она непристойно распласталась перед Груздевым, раскорячилась перед Адамским. Очень знакомые позы, стойки. Что это?.. А, это чувства. Те самые редкие и дорогие гости в душе Алексея. Последнее время их не имел только ленивый. Вначале кремлевский гаденыш, потом монах с его грубыми ботинками, олицетворявшими двоедушие.
Вот он! Стоит перед человеком, отбивающим поклоны до самой земли. Поставил на колени, отдавая должное; заставил поверить в соблазн и дал оружие против этого смертельного греха. Ненависть к нему притаились где-то рядом. Она покажется в полный рост, когда он исчезнет. А пока ее где-то в темном углу притормаживал животный страх перед наемником.
Именно поэтому и только сейчас пришел ответ на вопрос о перерождении Марковцева. Он не мог переродиться. Всю жизнь его качало на качелях: вверх — вера, вниз — безверие; в середине остановка, похожая на короткую смерть. Вот если бы кто-то другой придумал эту формулу, однако она родилась в голове Алексея и он не мог сесть на чужие качели.
«Пока я жив, бог есть».
Ознакомительная версия.
