«Шалунишка», — с забытым чувством подумала Ольга Андреевна, наблюдая за красивыми и неожиданно молодыми руками своего гостя.
— Здесь у нас передвижники, — объясняла Ольга Андреевна. — Этот небольшой этюд — его очень любит Евгений Петрович — настоящий Айвазовский. Но самое главное, конечно, у Евгения Петровича в кабинете.
— Удивительно! Удивительно! — восхищался Санчес.
(«А не рассказать ли тебе, самодовольная гусыня, как сюда попало все это великолепие?» — весело думал Санчес.) Санчес не особо нуждался в том, чтобы ему показывали дом. Три года назад, еще на стадии проектирования, он принимал самое активное участие в его строительстве. И прекрасно знал, что в подвальном помещении, рядом с гаражом, находится комнатка, где, словно в нервный узел, сходятся все средства наблюдения: и внешние — двор, ограждение, — и внутри дома. И так как старый лис находится сейчас «на военном положении» (сам виноват! Что ж теперь делать?), то в этой комнатке, перед мониторами, кто-то есть. Кто-то. Зоркий глаз, всевидящее Око, которое за почти уже месяц устало, обленилось, ибо ничего не происходило, и вот-вот сонно слипнется. Хотя Санчес знал, что рассчитывать на такие подарки не стоит. Еще один охранник в шезлонге во дворе и детина с газонокосилкой.
Возможно, есть еще кто-то, узнаем у нашей разболтавшейся гусыни. Минимум — трое. И это невзирая на вооруженный наряд на КПП и тройную ограду с собаками по внешнему периметру поселка. «Что ж, неглупо, мать его, очень неглупо».
— Пойдемте. Раз уж вас так это заинтересовало, — лепетала маман-гусыня, — покажу вам что-то совсем интересное.
— Вы так добры, — сконфуженно бормотал Санчес и переводил взгляд на свою сладкую девочку.
— Пойдемте. Пойдемте в Женечкин кабинет, — млела гусыня, — мы редко водим туда посторонних. Полагаю, что смогу вас поразить, — добавила она не без кокетства.
Очень мило. Львиную долю этой коллекции Санчес составлял лично. И кое-что здесь принадлежит и ему. Ведь Евгений Петрович никогда не предлагал своих услуг — крупному государственному мужу это как-то вроде не к лицу. За них обоих свои услуги предлагал Санчес. И стоили они дорого. Очень дорого. А если клиент начинал вилять или ему в голову приходили иные неудачные мысли, то такса возрастала в геометрической прогрессии. Какой бы у клиента ни был твердый хребет. Только… с «Континентом» выходил шедевр, и такого скорее всего больше не будет. Санчес превращал их в Номер Один, причем — в послушный Номер Один.
Шедевр, который старый лис испортил. Выходит, кое-что из блестящей коллекции Евгения Петровича Родионова принадлежит и Санчесу. Особенно кое-что, явно неведомое самодовольной гусыне, кое-что, находящееся в стенном металлическом сейфе с цифровой ручкой и с энным количеством степеней защиты — сейфе фирмы «Сentry», рекомендованном сюда все тем же Санчесом. Ай да Санчес, ай да сукин сын! И не забыть повесить сверху гобелен.
Но сейчас не это важно. Совсем не это.
Блестящая коллекция произведений искусства, почтовых марок и африканских тотемных предметов произвела на Санчеса огромное впечатление. Но еще большее впечатление произвело на Санчеса то, что малютки находились тут.
Санчес вышел во двор. Его чужие длинные волосы трепал ветерок, хотя в душном воздухе чувствовалось приближение грозы. Санчес любил это состояние, потому что все пока шло как надо. Санчес уселся в пластиковое ажурное кресло и прикрыл глаза. Ему совершенно не мешал треск газонокосилки. Блаженство полной расслабленности… Санчес вытянул перед собой ноги. Мы делаем последнюю петлю, игра входит в завершающую стадию, финал. Снова подул ветерок. Если б Санчес сидел сейчас на берегу моря, он бы сказал, что это первое дуновение бриза, первые свежие порывы перед надвигающейся бурей. Свежесть — вот в чем все дело.
Вот то главное, ради чего все и вертится.
Детишки находились здесь, что в перерывах между оргазмами выболтала Санчесу его сладкая девочка. Малышей старый лис предпочел держать у себя под носом, а не на какой-нибудь Богом забытой деревне или на заброшенном хуторе, что было бы, безусловно, грамотнее. Хотя после того, что старый лис натворил с Санчесом, ему приходилось рисковать.
— Такие чудные, кудрявые — прелесть. Ну такие трогательные… — говорила его сладкая девочка, пока Санчес любовался ее розовой кожей и вдыхал ее запах. — Живут у нас с няней.
— А почему у вас? — равнодушно спросил Санчес, поглаживая внутреннюю сторону ее бедер.
— Это каких-то папиных знакомых… Не знаю, у нас хорошо. Сосны, озеро. Лучше ж, чем в Москве… Ну что ты делаешь? Ну подожди…
Санчес целовал ее в шею, затем жаркий поцелуй накрыл ее губы, и Санчес почувствовал во рту ее быстрый язык. Рука Санчеса скользнула вверх по ее бедру и оказалась в горячей влаге между ее ног. Он прикрыл глаза и на миг увидел Викиных малышей, затем Санчес услышал сладостный стон — сладкая девочка крепко обхватила его ногами, впуская Санчеса в себя. Все очень быстро приближалось к развязке, это были последние минуты их близости.
Потом, словно невзначай возвращаясь к прерванной теме, он спросил:
— Двое мальчиков? — Нежный поцелуй в шею.
— Ты меня совсем не слушаешь: мальчик и девочка. Такие сладкие — не могу прямо. Лешенька и Викуля, Вика. Чудесные… А мальчик, Лешенька, не расстается с коалой.
— Коалой?
— Ну… плюшевым мишкой. Отдавать не хочет — «мама», говорит.
Наверное, мамин подарок. Скучает.
— А где ж родители?
— Не знаю. Где-то… Я бы таких малышей, такое маленькое чудо, никогда б не оставила. Возвращаются скоро.
— Кто? — спросил Санчес.
— Родители близнецов. Из командировки, что ли… «Вот тебе и на, — подумал Санчес, — а старый лис не лишен проблесков черного юмора». Вслух он спросил:
— Опечалена? — И нежно укусил ее за мочку уха.
— Ну так, — она пожала плечами, — привыкли к ним… Особенно мама. Ты ведь знаешь, как у нас заведено в семье: папа сказал, что детки поживут у нас, — значит, так надо. Просто… мы к ним привыкли. Такие сладкие.
— А теперь возвращаются нехорошие родители и вам не в кого будет играть? — улыбнулся Санчес. Казалось, он поддерживает этот разговор скорее из вежливости. — И когда наступит этот страшный день?
— Смеешься?
— Пытаюсь сопереживать, — сказал Санчес и действительно усмехнулся.
— Скоро уже. Двадцать третьего заберут наших Лешеньку и Викочку.
— Понимаю, — сказал Санчес.
На двадцать третье была назначена пресс-конференция. Открытое собрание акционеров с присутствием прессы — надо же такое выдумать! Старый лис решил, чтобы все детали его механизма подходили друг к другу впритирку, и черная «Волга», которая привезла в Гольяново Санчеса и его сладкую девочку, должна была вернуться в Москву с детьми. Что ж, неплохой финал: следуют сенсационные заявления, которые могли бы оспорить многие, если б их не сделала сама Вика (разумеется, все подписи подлинные — документы выдержат любую юридическую проверку), а потом главный выход — появляются дети и все загипнотизированы: все видят радость Вики, понимают, чему она решила себя посвятить. Чего уж тут оспаривать, это вполне самостоятельное решение. Прямо по законам мелодрамы. Люди всегда млеют от подобного! Законы манипуляции массовым сознанием: самые кассовые фильмы — это сладенькие истории про детей или сладенько-слезливые истории про животных… Браво, старый лис, браво.
Санчеса разбирал смех — многоопытный, мудрый старый лис, совсем ты потерял форму. Даже не понимаешь, что в твоих умных глазах — лишь остатки былой проницательности и этот хитрый прищур уже давно смахивает на первые признаки старческого маразма.
Санчес получил свои последние недостающие кирпичики, хотя стоило признать, что задумано все было неплохо. Эта последняя партия старого лиса, эти снайперы, прикрытые бестолковым ОМОНом, грамотно изолированная и в то же время постоянно находящаяся на людях «Вика» и все другое могло бы выглядеть неплохо, но… всему этому не хватало свежести. А в свежем ветре живут совсем другие законы и… тени совсем других побед. Это здание могло бы существовать лишь в версии Санчеса, а так…
«Надо же, — подумал Санчес, наблюдая, как женщины накрывают на стол, — рассказать своей семье, что родители близнецов возвращаются двадцать третьего. В этом что-то есть… Попахивает воскрешением из мертвых. Древние ритуалы… Интересно, что имел в виду старый лис, рассказывая, что родители близнецов вернутся двадцать третьего?»
Санчес, потянувшись в кресле, беззаботно улыбнулся окружающим. Теперь он знал, что в доме находятся лишь три охранника. Плюс водитель черной «Волги», но этот парень не в счет, и ему сегодня крупно повезло. Санчес посмотрел на часы — без пятнадцати… Еще несколько минут абсолютной расслабленности, а потом его внутренняя концентрация достигнет предела. Вот ведь как вышло — Санчес устроил этот черный маскарад и находится здесь, в логове, в самый ответственный момент, а эти умники сейчас докладывают старому лису, что Санчес обложен, как раненый зверь, загнан и побоится не то что пошевелиться, а даже громко задышать.
