Савелий продолжал раскачиваться в кресле, ругая себя за то, что не нашел времени перед отъездом повидаться с Олегом. Его взгляд остановился на бутылке водки, он дотянулся до нее, наполнил стакан и буквально опрокинул в себя содержимое.
— Ты что, воды сюда налила? — изрек недовольно Савелий, совершенно не ощутив вкуса водки.
— Нет, милый… — Она взяла бутылку, понюхала и тут же поморщилась: — Здесь водка.
Изабель неожиданно всхлипнула.
— Ты чего?
— Тебя жалко и себя жалко…
— А себя почему?
— Вот ты завтра улетишь, и мы с тобой больше не увидимся никогда.
— Увидимся, — безразличным тоном произнес Савелий, но девушка обрадованно ухватилась за это слово.
— Вот здорово! — воскликнула она. — Ты приедешь к нам? Ведь папа приглашал…
— Приеду.
— Я буду ждать… — тихим, но серьезным голосом Проговорила Изабель.
— Извини, ты можешь на несколько минут оставить меня одного? — попросил он вдруг.
— Хорошо, тебе чаю или кофе?
— Чаю, и покрепче.
Савелий собрался позвонить Богомолову. Когда Изабель вышла, он быстро набрал номер. Трубку долго не брали, но наконец раздался сонный голос:
— Да, слушаю.
— Извините, «крестный», что звоню так поздно, но я только что узнал. — Он еле сдерживал слезы.
— Здравствуй, родной мой! — Тон Богомолова был радостным и печальным одновременно. — Хорошо, что позвонил: я тебе звонил сегодня, а ты почему-то не отвечал.
— Батарейку не зарядил вовремя. Завтра прилечу в Москву. — Тон Савелия заранее предупреждал, что он не подчинится никаким возражениям генерала.
— Вот и хорошо, — легко согласился Богомолов, — у меня есть и хорошие новости.
— Какие? — спросил Савелий, скорее из вежливости, нежели для того, чтобы услышать ответ.
— Во-первых, всех террористов взяли тепленькими, даже пикнуть не успели.
— Ну и Бог с ними, — безразлично произнес Савелий.
— Во-вторых, меня назначили на должность заместителя начальника ФСБ, и причины несправедливости, допущенной по отношению к тебе, благополучно устранены.
— Спасибо, — машинально сказал Савелий, но тут же спохватился и добавил: — Извините, поздравляю вас.
— Дорогой мой, конечно, что может быть ужаснее потери близкого человека? Но ведь все мы смертны. Олег был достойным, честным и очень порядочным человеком, он прожил короткую, но очень яркую жизнь. Знаешь, мне кажется, он вряд ли одобрил бы твое настроение. Не забывай, мы все — «афганцы», и мы сильны нашей памятью! Мы принадлежим к тем людям, которым было суждено чаще остальных терять своих самых близких.
— Хотите сказать, что мы должны были давно все зачерстветь? — с некоторой злостью заметил Савелий.
— Не зачерстветь, а закалиться, — строго поправил Богомолов. — И сделать все от нас зависящее, чтобы память о наших друзьях и близких, о наших родных наконец как можно дольше сохранилась не только в наших сердцах, но и в сердцах будущих поколений.
— Наверное, вы правы. — Савелий тяжело вздохнул. — Где будут хоронить Олега?
— Мне уже звонил Сергей Князев и просил походатайствовать о Новодевичьем кладбище, но боюсь, что это вряд ли получится: на Новодевичьем хоронят только по личному разрешению Лужкова, а он, как назло, сейчас за границей.
— А может быть, мне позвонить Виктору Степановичу? — вспомнил Савелий.
— Позвони, но мне кажется, что и он не сможет помочь, — с сомнением произнес Богомолов. — Ты вот что, как только прилетишь в Москву, садись в машину, я вышлю, и дуй ко мне, может, что и придумаем. Машина будет стоять в том же месте, где стояла, когда тебя встречали из Америки, надеюсь, еще не забыл? И не кисни, договорились?
— Постараюсь…
На следующий день Савелий улетел в Москву. Ключи от машины и от квартиры он оставил Красимиру, и тот искренне огорчился внезапному прощанию со своим новым знакомым. Изабель настояла на том, чтобы отвезти его в аэропорт на машине отца, и он, чтобы избежать слез, вынужден был согласиться. Попрощались они без особых нежностей и лишних слов.
Он отправился на посадку, а Изабель смотрела со второго этажа аэропорта, пока его самолет не исчез в вышине. Ей почудилось, что с ее новым знакомым, который стал таким близким для нее человеком за этот месяц, улетела и частичка ее самой.
Изабель оказалась очень сентиментальной девушкой и, сев в машину, стада вспоминать час за часом время, проведенное с ним, его нежность, руки, глаза. Эти воспоминания заставили ее улыбнуться, и она весело воскликнула:
— Все будет хорошо!
Будто и сама Москва не могла скрыть печаль по поводу смерти Олега: было пасмурно и холодно, к тому же моросил дождь со снегом. Савелий совсем забыл, что здесь не Болгария и наш октябрь редко бывает теплым, а на нем была лишь легкая летняя курточка. К счастью, как и обещал Богомолов, его встречала черная «Волга». Водителя он видел впервые, и потому весь путь до здания ФСБ был проделан молча.
Подойдя по привычке к старому кабинету генерала, Савелий увидел табличку с новой фамилией и спросил у выходившего из приемной какого-то полковника, где находится новый кабинет Богомолова.
Приемная оказалась гораздо больше, чем предыдущая, но обстановка почти не изменилась, словно и не переезжали никуда: все так же сидели посетители, все так же виртуозно управлял всеми делами полковник Рокотов. Единственное отличие заключалось в том, что кроме Рокотова в приемной находилось еще трое помощников.
— Здравствуйте, Михаил Никифорович, поздравляю вас. — Савелий попытался выдавить из себя улыбку.
— Это его нужно поздравлять, — кивнул помощник в сторону кабинета.
— Подождать?
— Сейчас узнаю. — Полковник поднял трубку прямой связи и, специально не выключив громкоговорителя, доложил: — Товарищ генерал, ваш «крестник» приехал.
— Так пусть заходит, — ответил генерал, и в приемной все услышали его слова.
Демонстративно разведя руками перед ожидающими, как бы говоря, что он здесь ни при чем, Рокотов кивнул Савелию на дверь кабинета, которую тот открыть не успел: из кабинета вышел какой-то генерал и, бросив на Савелия внимательный взгляд, молча прошел мимо.
— Проходи, дорогой, присаживайся. Чай, кофе?
— Спасибо, ничего не хочется, — безразличным тоном ответил Савелий.
— Ладно. Докладываю: переговорил с несколькими замами Юрия Михайловича, но они ничего не могут сделать без шефа. Единственное, что в моих силах, это ходатайствовать о месте на кладбище, где хоронят видных военных деятелей и известных людей науки, искусства, культуры, называется Троекуровское, но и его не могу гарантировать. Так что смотри сам: звонить или нет Виктору Степановичу.
— От вас можно?
— Конечно, если хочешь, позвони по «Кремлевке»: список абонентов у телефона.
Савелий только набрал номер, как услышал знакомый голос.
— Слушаю.
— Виктор Степанович, здравствуйте, это Сергей Мануйлов.
— Привет, Сергей, узнал. Как дела? Какие у тебя проблемы?
— Извините, что беспокою, но проблемы не у меня: нужна помощь одному человеку.
— Кто такой, фамилия, имя, отчество, профессия и в чем необходимо мое участие?
— Олег Владимирович Вишневецкий, майор, это мой друг, нужно разрешение на захоронение на Новодевичьем кладбище.
— Вишневецкий? Мне знакома эта фамилия.
— Наверное, вы слышали о нем как о президенте Ассоциации ветеранов
— афганцев» «Герат».
— Отлично знаю. У него что, отец умер?
— Нет, могила для него самого. — Голос Савелия дрогнул.
— Он же вроде молодой еще? — участливо спросил Черномырдин. — Что случилось?
— Автокатастрофа, — не вдаваясь в подробности, ответил Савелий.
— Да, друзей терять нелегко, прими мои самые искренние соболезнования.
— Спасибо. Вы сможете помочь?
— Я в долгу перед тобой, дорогой мой Сергей, но разрешить захоронение на Новодевичьем никто, кроме мэра Москвы, не может, а он вернется лишь через четыре дня. Уж извини, приятель, за то, что выполнить твою просьбу не в моих силах.
— А Троекуровское?
— Тут помочь могу, пришли на мое имя просьбу от «афганцев», и все будет сделано.
— Спасибо вам большое.
— Чем могу… Еще раз прими самые искренние соболезнования. И прошу тебя: держись.
— Спасибо. — Савелий положил трубку, и глаза его снова были на мокром месте.
Богомолов набрал номер и сказал:
— Равиль Хакимович? Это Богомолов. Сергей Мануйлов переговорил с Виктором Степановичем, и он ждет от «Герата» письмо с просьбой о захоронении Олега на Троекуровском кладбище.
— Спасибо огромное! А где сейчас Сергей?
— У меня, передаю трубку.
— Равиль, здравствуй.
— Слава Богу, приехал? А я только час назад узнал от Ростовского, что ты в Болгарии. Его ведь тоже не было, на родину летал, сына отвозил своей бывшей.
— Как вы там? — Савелий с огромным трудом сдерживал слезы.
— Осиротели мы, Серега, осиротели! — с надрывом произнес Равиль.
