Эпилог
Взгляд изнутри
Наступил первый вечер Биеннале. С момента моего отъезда из Парижа прошел почти год. Небо над Сан-Джорджо Маджоре окрасилось в потрясающие оттенки розового и голубого, и все принялись повторять, что небо напоминает роспись Тьеполо, как, собственно, и вся Венеция. У набережной стоял катер, готовый перевезти через лагуну орущую толпу дилеров и шлюх из мира искусства. Возле Дзаттере, между двумя левиафанами из матовой стали, ютился «Мандарин». Корпуса огромных кораблей нависали над белой церковью Массари, создавая совершенно сюрреалистическую инсталляцию. Да, если Стив не хочет ударить в грязь лицом, придется ему обзавестись яхтой побольше. Вечером мы с ним собирались поужинать. В «Гарри бар» я идти отказалась, поэтому сначала мы собирались выпить по коктейлю на великолепной плавучей террасе отеля «Гритти», а потом пойти в «Тратторию аля Мадонна» в Сан-Поло и заказать там ризотто из морских ежей, хочет Стив того или нет. Я присмотрела три скульптуры Куина для сада в его новом лондонском доме – увеличенные изображения эмбрионов, скрючившихся в гранитных утробах, словно загадочные обитатели подводного мира. С эстетической точки зрения скульптуры в кои-то веки оказались и правда хороши. Но сначала надо было появиться в «Бауэре» на приеме Джонсона Чанга для гонконгских галерейщиков, а потом, если будет время, заглянуть в «Прада фаундейшн». Водитель водного такси протянул мне руку и помог подняться на борт. За мной последовала компания стилистов и фотографов, освещавших Биеннале для журнала «Вэнити фэр». Мы перекинулись парой слов с покупателем Марио Тестино, но на самом деле мне хотелось лишь с жадностью наслаждаться потрясающими видами.
Вход на прием к Чангу был исключительно по приглашениям, и в моем модном клатче от Сен-Лорана лежал изящный свиток из древнего китайского пергамента. Перед входом стояла парочка папарацци и туристы, с завистью глядевшие на ковровую дорожку. Обойдя их, я подошла к девушке, встречавшей гостей, та отметила мою фамилию в списке приглашенных, а я посмотрела на просторный, отделанный мрамором и бронзой холл отеля, выходивший на каменную террасу в византийском стиле. Между совершенно неуместными в этой атмосфере работами современных шанхайских художников стояли официанты с подносами, уставленными бокалами неизменного «Беллини».
– Ты идешь?
– Лоренцо! Ciao, bello! А я как раз собиралась тебя искать!
Лоренцо, венецианец с каштановыми волосами и светло-голубыми глазами, был представителем «другого лондонского дома» в Милане. Когда мы с ним переспали в Киеве, он сообщил мне, что одна из его прапрабабушек прославилась тем, что влепила пощечину Байрону.
– Полагаю, ты знакома с Рупертом?
Руперт! Он еще сильнее растолстел, лицо стало еще багровее – типичный обитатель британских островов за границей, в помятом льняном костюме и дурацкой панаме. Я внимательно посмотрела на бывшего шефа, но тот ответил:
– Нет, по-моему, мы не знакомы.
– Элизабет Тирлинк, – представилась я, заметив, что Лоренцо уже умчался, оставив нас наедине посреди толпившихся у входа людей.
Руперт протянул мне потную руку. Я внимательно изучала его, пытаясь понять, не мелькнет ли в его глазах огонек узнавания, – но нет. Да и откуда? Джудит Рэшли и женщина в темно-синем замшевом платье от «Селин» и в безупречных туфлях на высоком каблуке существовали в разных измерениях. Тем более кто же обращает внимание на прислугу? Кстати, в результате я даже не стала менять прическу.
Не выпуская моей руки, Руперт спросил:
– Кого вы представляете?
– Никого. У меня своя галерея. «Джентилески». Мы выставляемся в Дорсодуро.
– Ах да, «Джентилески»…
– Приходите завтра к нам на открытие, – вежливо сказала я, доставая из сумочки визитку. – Я привезла балканских художников, очень любопытные работы!
– Приду с радостью! – улыбнулся Руперт, и я поняла, что толстяк флиртует со мной, как будто на что-то надеется.
– Лоренцо ждет, вы идете? – поинтересовалась я.
– Нет… э-э-э… вообще-то, меня не пригласили.
Не пригласили! Ах, бедняжка!
– Очень жаль.
– Там слишком много народу.
– Конечно. Толпа. Что ж, Руперт, тогда увидимся завтра!
Подставив щеку для поцелуя, я отвернулась, и администратор приподнял бархатный канат, закрывавший вход в холл. Гордо подняв голову, я растворилась в толпе, спиной чувствуя на себе взгляд Руперта. На Венецию опустились сумерки. Лазурные волны блестели у моих ног. Я взяла бокал, встала у парапета и долго смотрела на воду, ощущая поразительную легкость.
