Мимо промчалась полупустая электричка, потом в сторону Москвы прошел пассажирский поезд, следом прогрохотал длиннющий товарняк. Максим брел по насыпи уже минут пятнадцать, останавливался на каждом шагу, бросался к каждой тени и подозрительной кочке. Рюкзак нашелся только через полчаса, он улетел под куст и слился с ним в темноте июльской ночи. Максим проверил содержимое – все на месте, за исключением мобильника. Он так и остался лежать под креслом сидячего вагона и теперь преспокойно едет себе в Питер вместе с трупами «кондукторов». Впрочем, их уже наверняка нашли, а скоро обнаружат и телефон, и брошенный на пол в тамбуре пистолет под разбитым стеклом в двери вагона – генерал-губернатора ждет очередная бессонная, полная неприятных новостей ночь. А сейчас первым делом надо раздобыть где-то телефон, предупредить Ленку, и уж потом…
Максим обернулся на шорох и звуки шагов вверху и справа – по путям кто-то шел. В сумраке непонятно – мужчина или женщина, и куда идет, ясно только одно – человек не торопится. Плетется по шпалам нога за ногу и что-то напевает себе под нос. По встречному пути пронеслась электричка, и в грохоте ее колес пропали все остальные звуки. Зато можно хорошо разглядеть того, на рельсах – нечто бесполое, в широких штанах, футболке в обтяжку с капюшоном на голове тащится, запинаясь, по шпалам. И не только ничего не слышит, но еще и ничего не видит, или не хочет видеть, как в спину ему бьют лучи мощных прожекторов.
– Эй ты, придурок! На рельсах! Глаза разуй! – С тем же успехом Максим мог обращаться к трансформаторной будке. Она отреагировала бы так же – осталась на своем месте и продолжила бы тихо гудеть. Как и тот, на шпалах, – он мурлыкал что-то неразборчиво и плелся дальше, повернувшись спиной к приближавшемуся поезду. Максим закинул рюкзак за плечи и ринулся наверх по осыпающейся под ногами щебенке, орал так, что, казалось, мог перекрыть гудок близкого поезда, но зря старался. Зомби в капюшоне топал дальше, да так спокойно, словно гулял по парку в центре города. Поправил только за спиной сползшую лямку черного мешка с узором из стразов и заковылял дальше.
– Стой! Стой, кому говорят! – Максим закашлялся, задохнулся на бегу, и вырвался, наконец, на гребень насыпи. Поезд пер неумолимо и стремительно, от рева за спиной Максим едва не оглох, наддал еще, рванул вперед, вытянул руки. Мощный свет прожекторов выдрал из мрака все до мельчайших деталей, Максим видел даже розовые шнурки и белые подошвы на кедах самоубийцы, разглядел причудливую вязь букв и цифр на спине его черной футболки.
– Да стой ты! – успел проорать Максим еще раз, в два прыжка нагнал человека, выбросил левую руку вперед и схватил его за край черного мешка. Что-то ярко блеснуло перед глазами, отлетело вперед и пропало в тени. Максим отшатнулся, рванул человека на себя, назад и вбок, швырнул вниз, упал на одно колено и покатился следом. С ревом и воем над головой пронесся светло-серого цвета состав, его головной вагон больше походил на летательный аппарат, случайно попавший на Землю. Поезд почти бесшумно промчался мимо и, как призрак, исчез в ночи. Максим поднялся на ноги, посмотрел сначала на черную неподвижную тень у ног, потом на себя – толстовку можно выбрасывать, джинсы тоже. Существо, между тем, уже приходило в себя – шевелилось, попискивало что-то невразумительное и попыталось сесть. Максим молча наблюдал на ним, света дальнего фонаря хватало только для того, чтобы разглядеть гриву длинных черных волос, закрывших лицо, тонкие пальцы рук с черным же маникюром, и дрожащие плечи под похоронного цвета одеянием.
– Ну, ты как? Жив? Жива? Ты меня слышишь? – На все вопросы существо отвечало дрожью и стуком зубов.
– Понятно. Телефон у тебя есть? Дай, пожалуйста, мне позвонить надо. – В ответ та же реакция. Максим уселся перед ним на корточки, приподнял пальцами его голову за подбородок и повернул к свету. Оторопел на мгновение, потом вгляделся повнимательнее – жуть, от нее, наверное, на улице люди шарахаются. Бледная, вокруг глаз и под ними черные круги, губы темные, с пирсингом в нескольких местах, как нос и левая бровь. На щеках вертикальные полосы, но это уже от слез, как и круги под глазами – всего лишь потекшая тушь. Ну, и провода в ушах, как положено, куда ж без них. Максим осторожно вытащил из ушей существа заглушки и повторил по слогам:
– Телефон. Дай мне телефон. Позвонить. Пожалуйста.
Существо закивало, замотало черной гривой и запустило руку в задний карман шаровар. На свет божий показалась утыканная стразами «раскладушка» в розовом корпусе. «Дрянь какая». Максим брезгливо взял трубку, выдернул белый провод наушников, и дребезжащий вой из них, наконец, оборвался. Максим поднялся на ноги, отошел в сторону и набрал Ленкин номер.
– Да? – напряженным, даже нервным голосом отозвалась она после четвертого или пятого гудка.
– Лен, это я. Ты мне звонила? – Максим отвернулся и отбежал еще дальше – по насыпи грохотал поезд, а существо уже оправилось от шока, и у него начиналась истерика.
– Макс? Ты откуда? Что… – Ленка осеклась, услышав голос мужа.
– Так надо. Ты звонила? – перебил он ее.
– Нет, только собиралась. Мы Тверь проехали, ты сам сказал… – Ей снова пришлось замолчать.
– Хорошо, молодец. Я тоже еду, завтра встретимся. Больше мне не звони, а телефон отключи и выброси, прямо сейчас. Слышишь меня? – Максим замолчал и прислушался к фону. Похоже, Ленка вышла из купе и стояла в проходе, он слышал чужие голоса, чей-то смех и музыку.
– Выбросить? Зачем? Макс, ты что, выпил? Ты где вообще? – По тону было понятно, что она растерялась и разозлилась одновременно.
– Я еду следом за вами. А ты не спорь и делай то, что я тебе говорю. Сейчас же, – отрывисто и с напором повторил он, и спросил уже тише, не давая Ленке сказать и слова:
– Спали? Я тебя разбудил?
– Заснешь тут, как же, – проворчала Ленка, – дурдом, а не поезд. Завтра расскажу. Васька тоже не спит, и я не могу. Макс, ты уверен…
– Да, выполняй. Симку в унитаз спустить можешь, остальное в осколки и в окно или еще куда, только не в поезде. Чтоб ничего не осталось, понятно? Все, до завтра, – Максим захлопнул мобильник, опустил руку. Что-то не так, чего-то не хватает – он понял это только сейчас. Рюкзак на месте, документы, деньги и в нем тоже, нож… Максим хлопнул себя по рукаву, по пустым ножнам, закрепленным ниже локтя, и выругался с досадой. Все понятно, там, на насыпи, от резкого движения рукой нож вылетел из расстегнутых ножен под рукавом толстовки и остался под колесами поезда. Искать бесполезно – темно, нож мог отлететь куда угодно, или вообще упасть на рельсы.
– Зараза! – Максим рванул, было вверх, по поросшей травой щебенке, но одумался, остановился и вернулся назад. Черно-розовое патлатое существо сидело, уткнувшись носом в колени, и содрогалось от плача. Максим остановился рядом, прислушался к почти членораздельным стенаниям:
– Одиночество… ненавижу одиночество… – гнусаво твердило оно, – никто не звонит… ходишь как тень по земле и никому ты не нужен… на свете так много людей, так почему я испытываю одиночество?
– Чего? Чего ты испытываешь? А ну, на меня посмотри? Башку подними, тебе говорят! – Последние слова Максим проорал существу на ухо. Оно вздрогнуло, заткнулось на мгновение и снова завело свою пластинку:
– Иногда у меня создается впечатление, что меня люди не видят, что я исчезла вот так вот, посреди улицы… так сложно жить в одиночестве, – ныло оно, раскачиваясь на одном месте.
– Одиночество, говоришь? – Максим боролся с желанием расколотить этой черно-розовой дуре ее безмозглую башку о ближайший столб. А та, решив, что нашла, наконец, родственную душу, пожаловалась, подняв вверх зареванную раскрашенную мордашку:
– Да, одиночество… Вот вопрос, заводящий меня в тупик… помогите… Эта тема меня бесит! Но я постоянно за нее цепляюсь… Кстати, у всех челочка направо, а у меня налево… опять я не такая как все… Зачем вы меня спасли, зачем! – отдохнувшее во время паузы существо готовилось возобновить свою истерику.
