Ознакомительная версия.
Батончик очнулся – Кеша увлеченно частил:
– И тут Баграм – кровь горячая! – очередь пустил, мишке поперек живота…
– Мишка дурак оказался, – вернулся в русло разговора Батончик.
– Что?! – затыкаясь, оторопело спросил Кеша.
– Мика, говорю, лоханулся. Он что, «калаш» от «тулки» не отличает? – проговорил Батончик. – Сидел бы себе в берлоге – он же в шубе теплой…
– Ну я ж и говорю! – просиял Кеша. – Мишка – брык! Пацаны – за ножи, чтоб, типа, с теплого шкуру снимать…
В дверь купе осторожно постучали.
– Ей-то чего надо, козе этой толстой? – вскинулся Кеша.
Батончик нахмурился и привычным движением ощупал под мышкой кобуру. Кеша, похоже, свой ствол из сумки и не доставал.
– Шумите и всем мешаете нормально ехать, – не замедлил прокомментировать из-за своей газеты хмырь. – Пусть хоть проводница вам замечание сделает…
* * *
Артем взглянул на часы. Скоро поезд вкатится в полосу отчуждения. Поплыли за окнами неухоженные загибающиеся поселки. Ничего, скоро пейзаж повеселее станет…
Он стоял вполоборота к третьему купе, откуда доносились голоса, еще раз мысленно шлифуя план действий. Все просто – военный фактор неожиданности срабатывает всегда.
«С началом новой карьеры тебя, товарищ капитан! – поздравил себя Тарасов. – Ну с богом, подразделение! Двинули!»
Он сдержанно постучал в двери купе.
Надпочечники исправно впрыснули в кровь адреналин. Мышцы Артема напряглись, сердце застучало быстрее. Мысль заработала ясно и четко.
Голоса смолкли. Дверь купе отъехала ровно настолько, чтобы стало видно круглую голову, украшенную темными очками.
Плечом распахивая дверь до упора, Артем ударил лбом, целясь в то место, где над очками начинался покатый бритый лоб. Тип с грохотом обрушился на откинутый столик. Заорали и заматерились в соседнем купе… Тарасов нанес еще удар – пяткой.
На верхней полке шевельнулось темное. Артем ввинтил сцепленные в замок кулаки во что-то мягкое, вцепился в одежду, рванул. Ошалевший Кеша с воплем кубарем скатился на столик. Не давая противнику передышки, Тарасов дослал его на пол и с хрустом приложился коленями к Кешиной шее.
Все заняло не больше пяти секунд.
– Ну хоть вы их приструнили, товарищ, – сдавленно проскрипел из-за газеты хмырь.
Окинув купе беглым взглядом, Артем ощупал бездыханных бойцов, выдернул из-под кожанки Батончика пистолет. Под сиденьем дышали колбасным духом спортивные сумки. Артем взвесил на руке первую сумку и тотчас отбросил – она была слишком легкой. Из второй полетели грязные трусы, блок сигарет, кожаный ремень… На дне, обмотанная ветхой тканью, лежала картонная коробка размером с обувную. Тарасов встряхнул коробку: времени разглядывать добычу не было.
Хмырь забился в угол, поджав ноги, и пялился сквозь очки на эту дикую сцену.
В проходе вагона кто-то матерился. Провизжала проводница.
Артем сунул коробку под мышку и вымахнул в коридор, чуть не сбив с ног грузного дядьку с красным гневным лицом и выпученными глазами. Проводница шарахнулась от него в свой закуток.
Артем выскочил в тамбур и сорвал стоп-кран.
* * *
Получив ослепительный удар в лицо, Батончик на мгновение потерял ориентацию в пространстве. Рука, дернувшаяся к кобуре, будто где-то затерялась, исчезла. Второй удар опрокинул его в полную темноту с редкими, мерцающими прямо из космических глубин звездами. «Камешки, б… – пронеслось в его потухающем сознании. – Завалит теперь бригадир, б…»
Кеша, лежащий поперек обмякшего Батончика, больше не дышал – душа покинула его молодое тело, неслышно похрустывающее сломанными шейными позвонками, когда вагон подбрасывало на стыке рельсов.
* * *
Он уходил по откосу в сторону ближней лесополосы, чувствуя беззащитность своей спины. Душно воняла мазутом жухлая трава. Зеленая линия состава пересекала небо, как скрученная лента.
Запоздало, уже где-то на краю слуха, залился соловьем свисток – линейные менты спешили в восьмой вагон.
Погони не будет – сейчас поездная бригада разблокирует состав, и Казань – Москва тронется, а менты тупо доложат по начальству. На платформе вокзала восьмой вагон будет ждать ментовская оперативная машина и труповозка, а может, и пара съемочных групп, работающих для невыветривающихся горячих новостей.
Если проводница ничего не спутала, курьеров вели сотрудники в штатском. Вот эти прохлопали по полной: их вздрючат по самому серьезному масштабу. Фоторобот от глазастой проводницы гарантирован. Черт с ним… Интересно, тот пассажир, что сидел в углу, намочил штаны или нет?..
Когда Артем был в полукилометре от железнодорожного полотна, прозвучал длинный свисток, и состав с трупом и раненым на борту тронулся догонять график.
Тарасов активировал предусмотрительно отключенный мобильный и доложил нервно алекнувшему Пашке:
– Коробка у меня. Прошло без осложнений.
Вместо слов ободрения и благодарности Пашка проорал что-то совершенно невероятное:
– Выбрось сейчас же сраный контейнер! Выбрось! Это дурилка! Стекло! Гранулят!.. И возвращайся в Москву!.. Все, отбой!
Und sollte mir ein Leid gescheh’n
Wer wird bei der Laterne stehen
Mit dir Lili Marleen?
«Lili Marleen»[11]
Разгром «Гаммы» был не похож на простое сокращение штатов, вызванное упадком финансов и всеобщим государственным унижением. Кто-то сидящий высоко наверху сделал вполне определенный жест: спецбатальон – непозволительная роскошь для бюджета. Достаточно «Альфы» и «Беты» – отдельный спецбатальон «Гамма» должен исчезнуть, и хватит этой греческой премудрости, сами с усами…
…Застопорились автомобильные моторы. Заперли и опечатали оружейную комнату. Потрескалась краска конструкций на полосе препятствий. Развезли по другим войсковым частям солдат и сержантов-срочников. Бэтээры сдавали на консервацию – со стороны автопарка слышался отборный мат зампотеха и гул прогреваемых моторов.
Со стороны трассы мигнули проблесковые маячки, и в обрушившейся с неба мгновенной тишине послышался ровный рокот моторов. Ехало большое московское начальство. Полковник Дребезов – комбат – выстроил офицеров и прапорщиков на плацу, потоптался на ступеньках штаба, поправил фуражку. Он предпочел бы в одиночку взять захваченный боевиками жилой дом, чем тянуться в струнку перед московским начальством. Свежевыбритые лейтенанты-ассистенты вынесли из здания штаба батальонное знамя – честный боевой триколор с георгиевской ленточкой на древке.
Стоящий рядом с Артемом старлей по прозвищу Свисток ткнул того локтем в бок:
– Видал батину рожу?
– А что? – шепотом спросил Тарасов.
– Как в воду опущенный, – пояснил Свисток.
– Москва едет – ни хрена хорошего не предвидится, – согласился Артем.
– В прошлый раз… – начал было Свисток, но тут комбат выпятил грудь и скомандовал:
– Батальон! Смир-р-на! Равнение напр-р-ра-во!
Показался кортеж гостей. Впереди катил черный «Мерседес» с мигалкой, за ним вплотную два черных джипа.
– Круто подъезжают большие звезды, – буркнул, держа равнение, Свисток.
На тяжелом лице Дребезова изобразилась мука. Знаменосец и ассистент замерли рядом с колышущимся на ветру знаменем. Молчал на куцем плацу по ниточке выровненный камуфляжный строй «Гаммы».
Кортеж обогнул круглую клумбу, на которой до сих пор не удалось вырастить ничего, кроме кустистой травки, и остановился, словно натолкнувшись на невидимую преграду.
Гранитной глыбой встал правительственный «Мерседес». Из приткнувшегося ему в затылок джипа выпрыгнул бойкий молодой полковник, чертиком подбежал к задней дверце «Мерседеса», бережно распахнул…
Министр обороны, сухощавый мужчина неопределенной внешности в штатском костюме, выпростал ногу в лакированной туфле и выбрался на плац. Из джипов выгружалась свита с папками, портфелями и ноутбуками. Половина Генштаба явилась.
Лицо у министра было скучающим: расформирование боевых поздразделений за последний год стало для него рутиной. Он кивнул напряженному как струна командиру «Гаммы» и встал как раз напротив строя офицеров и прапорщиков. Следом тронулась блестящая свита.
– Здравствуйте, товарищи! – вяло провозгласил министр, и после положенной секундной задержки строй оглушительно грянул:
– Здра-жа-тарищ-министр!
Прежний министр, тот хоть и волюнтарист, но все-таки был генерал, вроде бы свой, а этот… черт его знает, штатского. Что он понимает в армейских нуждах? А под пулями он хоть ротой командовал? А чем спецподразделение отличается от обычного мотострелкового батальона? Чем отличается боевая задача, стоящая перед пехотным командиром и перед «батей» спецов?
Министр оглядел бравых бойцов «Гаммы» и изобразил на лице удовольствие. Хорошо смотрелись каменные лица бойцов – даже с сугубо штатской точки зрения.
Процедура общения скомкалась. Офицерам и прапорщикам скомандовали «Вольно! Разойтись!», и батя, окруженный свитскими военными, принялся что-то втолковывать министру. Тот кивал с гнусной интеллигентской ухмылочкой: мол, сами понимаем, но времена-то какие, и давайте-ка переместим нашу беседу в помещение, а то на воздухе слишком уж неформально получается, да-с… Беседа продолжалась минут пять, потом министр и свита втянулись в здание штаба.
Ознакомительная версия.
