- Парня этого давно знаете? - Денисов показал на все еще стоявшего у весов официанта-разносчика.
Суркова оглянулась.
- Феликса? Несколько раз с нами ездил. А что?
Суркова, за ней Денисов поднялись в тамбур. Пятно, которое Шалимов в темноте принял за кровь, затерлось, хотя кое-где, вглядевшись, можно было еще обнаружить расплывчатые очертания.
Антон появился перед самым отправлением, вместе с бригадиром. За ним шла незнакомая женщина, похожая на жужелицу - с тонкой талией, длинным телом и большой головой без шеи.
Сабодаш на ходу что-то записал себе в блокнот, Шалимов пояснил, кивнув в сторону похожей на жужелицу пассажирки:
- Билет они покупали за бородатым из девятого вагона. Т No 124326! Я расспросил их предварительно. Очередь на вокзале была солидная. Людей впереди себя у кассы не помнят...
На горизонте снова плыли дома - двухэтажный раймаг, школа. У самого вагона, почти рядом со шпалами, возник передний план - хозяйство монтера пути, сухая ботва.
Сабодаш прилег на полку - огромный, он будто влез в сидячую ванну, подогнул ноги. Через минуту Антон спал.
Денисов смотрел на убегающий поселок. Дополнительный не остановился, отсалютовал протяжным гудком двухэтажному раймагу, велосипедам у парикмахерской.
Он снова вынул вещи пострадавшего. Одежда добротная, куплена не вчера, возможно ее редко надевали: хлопчатобумажные сорочки, шерстяной тренировочный костюм, японская куртка. И рядом книга - "Картины современной физики" Г. Линдера, новая, с неразрезанными страницами.
"Все свое везу с собой..." - подумал Денисов.
Полупустой рюкзак лежал отдельно. Наташа Газимагомедова и каширские инспектора осмотрели вещи со скрупулезной тщательностью. Денисову ничего не осталось: пакет с эмблемой международной выставки станков - фреза и шестеренка на нежно-желтом лимонно-цыплячьем поле, цыганская игла в клапане рюкзака. Даже кошелька с десятирублевками, о котором говорил Вохмянин, не оказалось.
На фотографии с профсоюзного билета Голей выглядел так же приметно: тонкая пластинка носа, шире обычного расставленные глаза - из тех лиц, что кажутся спокойными, с сильно развитым боковым зрением.
"Где его паспорт? Как Голей предполагал снять деньги с аккредитивов? - Аккредитивы, два по пятьсот рублей, один на тысячу, были выписаны за неделю до поездки. - С учетом восьми тысяч, которые видел Ратц, получается немало... Какие ему предстояли траты? Кто он?"
Записная книжка Голея не содержала ответа ни на один из вопросов. Денисов снова перелистал ее.
"Уничтожение дармоедов и возвеличение труда - вот постоянная тенденция истории. Н. Добролюбов.
От праздности происходит умственная и физическая леность. Д. Писарев".
Записи были единой тематической направленности. Пострадавший собрал высказывания о труде, тунеядстве, нерадивости - подборка могла сделать честь образцовому следственному изолятору.
Только на последней странице карандашом был вписан адрес:
"Астрахань, ул. Желябова... Плавич".
Тонкая ниточка, которая могла помочь.
Денисов сложил все в баул, сунул пакет с обнаруженным в купе незаполненным телеграфным бланком. Сквозь хлорвиниловую пленку были видны жирные мазки, индекс вокзального почтового отделения и три цифры, выведенные, по-видимому, тем же карандашом - 342.
"...Можно подвести первые итоги, - подумал он. - Преступник либо находился в купе, либо знал, что сможет ночью проникнуть в него. Во втором случае кто-то должен был изнутри открыть ему дверь. - Денисов поднялся к окну. - Выходит, Голей с начала поездки находился в руках злоумышленника? Того, кто потом открыл дверную защелку?"
Поезд шел по кривой. Выглянув из окна, Денисов увидел справа и слева крайние вагоны дополнительного.
"...Но кто из троих? Ратц? Вохмянин? Марина?"
Антон проснулся внезапно, полез за "Беломором".
- Странная вещь - психология свидетельских показаний, - Антона беспокоили те же проклятые вопросы. - Голей при всех платил за постель, но, кроме Вохмянина, никто не зафиксировал это в памяти. Сторублевки видит только Ратц... Даже реплики о собаках каждый воспроизводит по-разному!.. К этому есть прелюбопытнейшая иллюстрация. Может, слышал? Будучи стариком, Понтий Пилат встретил друга далеких лет, когда был прокуратором Иудеи...
Антону чаще требовались короткие передышки, он прикурил, несколько раз подряд затянулся.
- ...Пилат вспомнил, каких сил стоила хлопотливая должность, какие вопросы приходилось решать... Администрация, суд, - Антон чувствовал себя лучше после сна. - Кажется, вот-вот бывший прокуратор вспомнит о Христе, но разговор все время уходит в сторону. По крайней мере, так свидетельствует Анатоль Франс... Друг Пилата вспоминает танцовщицу, в которую был влюблен. "Потом она последовала за чудотворцем Иисусом Назареем, его распяли за какое-то преступление..." Помнишь этот случай? Пилат силится вспомнить и не может. "Назарей Иисус? Мне ничего не говорит это имя!.." Точно подмечено, согласен? - Антон подтянул к себе лежавшую на столике газету.
"...С Антоном спокойно в последних электричках, - подумал Денисов, ночью, в безлюдных парках прибытия поездов, на перегонах. Сабодаш не оставит в беде. Боится Антон разве только начальства, и поэтому в его дежурство оно всегда приезжает... - Денисов вздохнул. - Историк по образованию, Антон тяготеет к ассоциативным представлениям. Однако регулярную лямку вокзального инспектора-розыскника Антон тянул недолго и надежд на него сейчас мало..."
Почувствовав взгляд, Антон поднял голову:
- Читал? "Стопятидесятилетие восстания хитай-кипчаков"...
Название газетной статьи ни о чем не говорило Денисову.
- ...В правление эмира Хайдара. Между прочим, тема моей дипломной. Интереснейшая эпоха...
"А что ты сам, Денисов? - Он снова поднялся к окну. - Какая на тебя надежда? Завод координатно-расточных станков. Северный флот. Потом милиция. Три года на вокзале. Учеба на юрфаке заочно, еще, правда, дружба с корифеями МУРа - с Кристининым и Горбуновым. А в общем, обольщаться не приходится..."
Впрочем, коллектив транспортной милиции на юбилейном "Голубом огоньке" уголовного розыска в Ленинграде представляли двое - генерал Холодилин и он, Денисов.
Вошел Шалимов; бригадир был без очков, по-домашнему, в розовой тенниске.
- Станция Заново, - объявил он бодро, - девять часов пятьдесят минут московского. Остановки не имеем. Кстати, с Занова значимся не сто шестьдесят седьмым, а сто шестьдесят восьмым.
Дополнительный незаметно повернул на восток.
- Пора передать объявление, - Антон отложил статью про хитай-кипчаков. - Может, кто-то видел или знает...
- Не рано? Десяти еще нет. Новость у меня. - Шалимов выглянул в коридор. - Пятых! Галя! Иди сюда!
Проводница, голоногая, в кожаной юбочке, ростом не ниже Антона, шагнула в купе.
- Такое дело, - он перевел дух, - у нее в тринадцатом вагоне пассажир пропал.
"Вот оно!" Денисову вспомнилось бледное со следами войны лицо каширского линотделения.
Проводница потупилась.
- Почему вы раньше не проверили? - Антон закурил в сердцах. - Это ведь важно! Уот!
- Взяла у них билеты на посадке, - голос у Пятых оказался густой. Место двадцать третье, восьмое купе... Я всегда на посадке беру. Ночь и вообще, - она огладила волнистые края юбки. - Утром пошла с чаем - купе закрыто. Думала, они в ресторане...
Антон удивился:
- Они?
- Ну этот пассажир!
- Так.
- А их нет.
Шалимов оглянулся на Денисова. Он еще раньше понял, что лейтенант в штатском и капитан в милицейской форме, едущие с поездом, специализируются, так сказать, по разным ведомствам.
- С соседями по купе разговаривали? - спросил Денисов.
- Они одни ехали.
- Купе и сейчас закрыто?
- Мы открыли... Потом опять заперли... Портфельчик их на месте.
- Можете описать приметы? Молодой? В чем одет?
- Не молодой. - Пятых подумала: - Трохи пожила людына! Может, придет? - Она поправила прическу. - Бывает, возьмут билеты в разные вагоны, а едут где-нибудь в одном...
Перед Мичуринском поезд то и дело останавливался: Раненбург, Богоявленск, Хоботово.
На одной из станций к вагону подошел вихрастый парнишка-милиционер. При виде Сабодаша козырнул.
- Ничего к нам не будет, товарищ капитан?
- Пока нет.
- Телеграмму дали - встречать сто шестьдесят восьмой, - парнишка хотел быть чем-нибудь полезным.
- Как нынче с яблоками? - перевел разговор Антон.
- С яблоками? - Он даже задохнулся, обретя под ногами знакомую почву. - Вам действительно интересно? Такое делается... Старики не помнят! - Он развел руками. - Кипят сады!
Сразу за багажным двором виднелись деревья. Яблоки были большие и красные, как на детских рисунках. Тяжелые ветви подпирали рогатины.
