Тем временем палач снова повернулся к пленнику и, поднеся кончик ножа к его носу, стал что-то медленно говорить. Привязанный мужчина отрицательно качал головой, и при этом его глаза открывались все шире и шире. На лице бородача появилось выражение безумного веселья и дикой жестокости, и он неожиданно махнул ножом вниз.
Стоявшие вокруг соратники героя беззвучно заорали, воздев к небу руки и стволы. Тогда он снова повернулся к почти потерявшему сознание пленнику и, широко размахнувшись, всадил ему кинжал в самый низ паха. Пленник дернулся, и его голова упала на грудь. Палач взялся за рукоятку ножа обеими руками и, напрягшись, одним движением вспорол живот беззащитной жертвы до самой грудины.
Палач отскочил в сторону, чтобы не испачкаться, затем обернулся к толпе и сделал приглашающий жест. Из толпы вышел мальчишка лет десяти и, смущенно улыбаясь, подошел к палачу. Бородатый бандит подхватил его одной рукой и поднял так, что их лица оказались на одном уровне. Он спросил мальчика о чем-то, и тот, посмотрев ему в глаза, кивнул. Бородач снова обернулся к толпе и, подняв к небу окровавленный нож, потряс им. И опять ответом ему было общее ликование. Тогда бородач, продолжая держать мальчишку на левой руке, вручил ему нож и, схватившись освободившейся рукой за волосы привязанного мужчины, вздернул его поникшую голову. Глаза мужчины были закрыты, изо рта текла кровь. Скорее всего, он был уже мертв.
И тогда гордый воин Аллаха сказал что-то сидевшему у него на руке мальчишке, и тот начал тыкать ножом в закрытые глаза уже мертвой жертвы.
Я оторвал взгляд от экрана и бесстрастно спросил у Ахмада:
– Если это ваши герои, то каковы же ваши подонки?
Он помолчал, глядя на меня, и ответил:
– Это не имеет отношения к делу. Но зато я теперь абсолютно уверен, что ты выполнишь то, что от тебя требуется, и я могу полностью тебе доверять.
– Да, пожалуй… – задумчиво ответил я. – Ну а тебе самому приходилось так разбираться с пленниками? Или нет?
– Это тоже не имеет отношения к нашим делам, но я скажу тебе. Нет, я этого не делал. У меня не хватает мужества.
– Ни х… себе! – не выдержал я и тут же осекся. – Извини, вырвалось.
– Ничего, – миролюбиво сказал Ахмад, – бывает. Он встал, Садик тоже, и я, чуть помедлив, последовал их примеру.
– Вот номер моей трубки, – Ахмад протянул мне желтый листочек с клейким краем, – если что – звони. Сроку тебе – две недели.
– Ахмад, – сказал я, глядя ему в глаза, – я ведь невыездной. И ты наверняка об этом знаешь. Что толку в том, что вы убьете Алешу, если я не управлюсь за две недели? Камни ведь от этого не появятся.
– Я понимаю тебя, и как деловой человек согласен на некоторую отсрочку, но только если эта отсрочка понадобится для пользы дела, а не для того, чтобы ты смог предпринять что-нибудь в своем обычном репертуаре. Надеюсь, мы поняли друг друга.
Они повернулись и ушли, а я снова сел в кресло под зонтиком и глубоко задумался.
Что же делать, Знахарь, что же делать?..
Хорошо хоть я не проболтался про то, что камни в нескольких банках.
А так – кругом засада!
И, главное, я не могу ни к кому обратиться за помощью. Ни к ментам, ни к браткам. К ментам – понятно. А к браткам… Я ведь теперь вор в законе, так что если я обращусь за помощью к коллективу, меня просто не поймут! У меня не должно быть ни денег, ни имущества, ни родни. Я должен быть неуязвим. А я – уязвим, да еще как. Так что все верно говорил Дядя Паша про то, что я неправильный вор.
Я поднялся, бросил на столик деньги и медленно побрел к машине.
Да, думал я, вот она – та самая ситуация, когда человек оказывается в ловушке, заряженной жизнью другого человека. Как они, пидары, любят заложников брать! Причем, желательно, женщин. Тогда у тех, на кого это должно произвести впечатление, просто сердце разрывается, и они готовы сделать все, что угодно. А ведь если бы я был правильный вор, я попросту рассмеялся бы им в лицо и сказал, что они могут делать с Алешей все, что им нравится. Повернулся бы к ним спиной и ушел. Хотя, честно говоря, спиной к ним поворачиваться не стал бы. В спину – их коронка.
Так вот, если бы я поступил так, как положено принципиальному авторитету, то в коллективе лицо сохранил бы. Но после этого мне оставалось бы только пустить себе пулю в лоб.
Не нужно было меня короновать. Или все-таки нужно было? А если нужно, то кому? Вот тоже задачка.
Однако, подумал я, уже подходя к машине, самая интересная задачка из всех, которые сейчас стоят передо мной – спасти Алешу. И пропади они пропадом, эти камни, деньги и прочие нехорошие излишества.
А вообще-то…
Вообще-то есть вариант.
Я щелкнул пальцами и открыл дверь «лендкрузера».
Когда я сел за руль, то перед моими глазами снова встала картина того, как бородатый ублюдок кромсает ножом привязанного к кольям пленника. Потом я представил Алешу на месте этого несчастного и мне захотелось сделать то же самое с образованным питерским исламистом Ахмадом.
Да уж, не зря говорят, что зло порождает зло.
Я развернулся через двойную сплошную и проехал мимо мента в желтом лифчике, который как раз плющил какого-то чайника на раздолбанной «пятере». Увидев мой наглый разворот, он дернул ко рту руку со свистком, но опоздал.
Свистни в болт, там дырка есть, подумал я и дал газу.
* * *
Вернувшись на свою фазенду и въехав в открывшиеся передо мной железные ворота, я посмотрел на часы. Была половина первого.
Выскочивший во двор озабоченный Доктор окинул меня быстрым взглядом и, убедившись, что все в порядке, успокоился. Проходя мимо него, я сказал:
– Забери там под сиденьем пушку.
Доктор кивнул и бросился выполнять приказание.
Поднимаясь по ступенькам крыльца, я оглянулся и увидел, как он нюхает ствол. Усмехнувшись, я пошел в свой кабинет, достал из холодильника бутылку пива и, открыв ее, упал в глубокое мягкое кресло.
Теперь нужно было крепко думать.
Я с наслаждением всосал из горлышка несколько глотков холодного пенящегося пива и почувствовал, как напряжение, не оставлявшее меня с момента первого звонка похитителей Алеши, начало спадать.
Все было очень плохо, но зато теперь в деле появилась ясность.
Если бы эти камни были у меня здесь, в Питере, я бы, ни секунды не раздумывая, отдал их Ахмаду за жизнь Алеши. Но, как говорится, если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой.
То место, где у меня когда-то был левый глаз, ныло. Несильно, но неприятно. Боль отдавала в висок, и я вспомнил Доктора, который вчера вечером предлагал мне показаться врачу. Наверное, он был прав.
Мне давно уже предлагали вставить стеклянный глаз, но когда я примерил его и посмотрел в зеркало, меня аж передернуло. Глаз тупо смотрел куда-то не туда и производил отталкивающее впечатление несмотря на то, что он был изготовлен на высшем уровне. А еще я боялся того, что от какого-нибудь неловкого движения он выскочит и закатится куда-нибудь под шкаф. И я буду чувствовать себя полным идиотом. Так что, как меня ни уговаривали, как ни клялись, что выпасть он не может, я настоял на своем и теперь ходил с красивой черной шелковой повязкой, перечеркивавшей мое мужественное лицо и придававшей мне сходство с пиратом.
Несколько раз я слышал, как братки называли меня между собой то Нельсоном, то Кутузовым, но нисколько я не чувствовал себя задетым. А чего тут обижаться! И тот и другой были уважаемыми людьми и великими полководцами. Пусть называют хоть Скорцени. Он хоть и был фашистским адмиралом, но парнем был крутым. Так что и я теперь затесался в их компанию.
Нельсон, Кутузов, Скорцени, Знахарь…
Я допил пиво и поставил пустую бутылку на пол рядом с креслом.
Тут зазвонил телефон.
Что-то в последнее время по телефону ко мне приходит один только геморрой, подумал я и снял трубку.
– Привет, Знахарь, это я. Это был Стилет.
– Здравствуй. Чем обязан?
– Ну чем обязан, это тебе самому решать, а я предлагаю тебе встретиться. Надо перетереть кое-что. В три часа тебя устроит?
– Устроит. А где?
– Давай где-нибудь на бережку, как тогда, чтобы лишних ушей не было.
– Годится. Там же?
– Ага.
– Ну все, до встречи.
– До встречи.
Я повесил трубку.
Отсюда до «Прибалтийской» можно добраться за полчаса, так что спешить было некуда, и я достал из холодильника еще одну бутылку.
Теперь еще Стилет.
Ему-то что нужно, жабе двуличной?
Хотя все мы тут двуличные. Я-то ведь тоже имел разговор с посланником Дяди Паши, и разговор этот был как раз про Стилета. И Стержень подкатывался, намекая на то, что хотел бы работать со мной, а не со Стилетом.
Тут получаются такие тайны Мадридского двора, что мама, не горюй!
Что нужно Стилету, было ясно.
Ему не терпелось загрести лавэ, которое я ему обещал, вот он и начал суетиться. А это несолидно. Жил ведь он без этих денег и не дергался, всего ему хватало, но как только запахло серьезными бабками, сразу всего мало стало. Ай-яй-яй, Стилет, как не стыдно, ведь взрослый дяденька, седой… А все туда же – хвать, хвать!
