честных не трогать. Вот да: по принципу. Хочешь верь, а хочешь — нет. И никакой мокрухи. Напугать до полусмерти — это да, это делали. Так ведь и трясли бизнесов, которые сами грабители были те ещё. А их мне, знаешь, как-то и сейчас не жалко, хотя давно отошёл от тех дел».
Безгрешных ангелов в подразделении вообще не было: война так или иначе окунает руки солдата в чужую кровь самым принудительным образом. Но одно дело — убивать эти самые вражеские приставки к оружию, как говорил Ященко. А другое — честного коммерса жечь паяльником за то, что честно заработанным не хочет с бандитами делиться…
Кравченко тогда взгляд свой выключил. Он и сам не заметил, как глаза его пожестчали по ходу смешного поначалу рассказа. И испытал немалое облегчение: ему самому крайне не хотелось, чтобы прекрасный и по-человечески очень порядочный, даже добрый этот дядька оказался со следами невинной крови на руках. Слова Шрека было вполне достаточно — Вовка не врал никогда. Как он сам сказал, хватило одного чужого примера, чтобы закаяться ему следовать. В их мафии (или как там это у них называлось) от такого быстро отучали. Тем более недопустимо это в разведке, где от полной и безусловной правдивости зависят жизни всех — и прежде всего своя собственная.
В общем, Шрек был из благородных бандитов. Но настоящих. Или из настоящих, но благородных — не суть. Главное, что отошёл он от тех дел ещё в начале нулевых. Как раз из-за того, по его словам, что банду их самим ходом дел начало уводить от мелкого рэкета против криминальных бизнесменов к более вредным делам.
То есть бизнес приходил в систему, а вместе с ним приходил в систему и организованный криминал. «Вольные лесные стрелки», подобно их древнему предтече Роберту Локсли из Шервудского леса, уже не имели шансов в условиях, когда бизнесмены слились с чиновниками. И все вместе — с «шерифами».
В этих условиях небескорыстным, но благородным Робин Гудам оставалось либо работать на тех же криминальных бизнесменов, либо заказывать себе заочное отпевание. Про каковое у Вовки тоже была отдельная история.
Потому Шрек ушёл сначала в охранники, потом в водители-охранники. Возил бизнесов, защищая на месте и «расплетая забивы» после. Возил спортсменов, каких-то ингушских борцов, от которых сбежал вскоре по-тихому. Возил даже какого-то лихого батюшку, про которого рассказывал уморительнейшие истории. Наконец, создал с бывшими друзьями по своему «шервудскому лесу» фирму, в составе которой стал перегонять автомобили из Европы. Отлично, говорил, дело шло: сами себе бизнесмены, сами себе водители, сами себе охранники. И разруливальщики — тоже.
При Яныке, правда, этот бизнес начал сам собою затухать. Европа с её машинами сама стала приходить на Украину. Но зла на президента Шрек не держал, понимая, что не в нём дело, а в общем. В тенденции, как сказал бы более образованный человек.
По идее, он должен был поддержать майдан, как некоторые из его товарищей по бизнесу, захотевшие, чтобы всё вот так, как в Европе, и немедленно, и сейчас! Вроде даже в автомайдане кто-то мелькал из них.
Но бурливший на майдане нацизм русского Вовку Селиванова, с его двумя дедами, погибшими на войне, причём одним — от рук «мельниковцев», отвращал на самом глубинном уровне. И он просто держался в стороне от всего этого и ждал, что коричневая пена схлынет.
Но потом случилась Одесса, и пена совершенно обезумела от безнаказанности и пошла расплёскиваться по всей стране. Последней каплей стало, рассказывал Шрек, когда его вечером прижала к стене у «Пирамиды» на Косиора компания молодых гопников с девками. И потребовала, чтобы он немедленно заговорил по-украински. Ну, как потребовала? Как обычно: сначала заорали «Славу Украине!», тут же взбесились, что не последовало ожидаемого ответа. Начали наскакивать, зажимать.
Отчаянные, видать, были щенэвмэрлики. Вовке Шреку с его внешностью героя всем знакомого мультика достаточно было нахмурить красную морду, чтобы развеять иллюзии неразумного. Или те глупые нацики лица его не разглядели в темноте?…
Как бы то ни было, закончилось всё плохим для гопников образом. Кто-то стукнулся сильно, до бессознанки и сотрясения того дерьма, что было в голове. Кто-то руку неожиданно поломал, а потом и вторую. Ещё один не скоро сможет удовлетворить естественным образом свою шалаву. Которая тоже влетела носом на недешёвую косметическую операцию, когда коготки крашеные решила распустить…
Да уж, Шрек в гневе бывает весьма необходителен!
После этого случая он из города ушёл, подался на Донбасс. Здесь помотался, хлебнул уличных боёв в Шахтёрске, позже сидел два месяца в окопах у Мариуполя, потом как-то оказался в Луганске и прибился к роте Бурана. Воевал прилично, хотя опыт имел только от давней армейской срочки на Украине.
О семье только волновался, которая осталась с матерью под нацистами.
В общем, судьба судьбою и выбор выбором, но бандитский период Вовкиной биографии бывал подчас — вот как сегодня — весьма полезным. На укровском блок-посту, когда расхристанный воин всё же заглянул в глубь салона, характерная Шрекова морда показалась ему убедительнее всяких документов.
Впрочем, они-то были в порядке — спасибо МГБ. «Состарить» паспорт до убедительной стадии не было проблемой.
…Постояли, покурили. Вовка завёл одну из своих бесчисленных баек. На этот раз по поводу второй машины контрабандистов, на которой те должны были уехать, — солидного, но старого, как бивень мамонта, «мерседеса»-126 кузова. В котором, уверен был Кравченко, расположилась при встрече своя группа прикрытия.
Дело было с донецкими бандитами, рассказывал Шрек. Дескать, ехали по Артёма, никого не трогали. А у тротуара вот такой же «мерс» стоит. И как раз перед ними у него дверь водительская открывается. И ничего уже не сделать. Так и снёс он, Вовка, ту дверь. Ну, остановился, чё, мол, за хрень такая, бампер помял, крыло. А из «мерса» братки вываливаются и уже свои предъявы кидают: попутал, чё ли, фраерок, не видишь, люди стоят, объехать надо. А он, Вовка, уже тогда был честный пацан с Кривого Рога, со своими же и ехал. Тоже предъявы двинули — мол, смотреть надо, когда двери открываешь. Права купил, что ли, или начальник ДАИ подарил? Косяк ваш, чистый. Те, крутые, тон сбавили, когда им предъявили, под кем криворожские ходят. Короче, не ментов же вызывать. Слово за слово, стрелу из-за какой-то двери забивать не стали, договорились. Дальше встали у обочины, дверь водительскую открыли. Те сдали назад, разогнались, снесли её на хрен, а себе не только бампер, но и фару разбили. Дверь-то Вовка не совсем
