— Нет, — прорычал Толян, скользя лапами по ее спине, поглаживая зад, ляжки, бедра… Мне даже показалось, что он проверяет, все ли в комплекте? Да все, все у нее в комплекте, братан! Утром проверяли аж втроем…
Любая другая баба после такого рабочего дня наверняка была бы сонной и квелой. Кроме траха перед видеокамерой — уже его должно было хватить для того, чтоб ничего больше дня два не хотеть, — а ведь была еще и стрельба, и автокросс по лесам. Ленка моя, как и Зинуля, исполнять супружеский долг может и не отказались бы, но ждать восторгов страсти от них не приходилось. А если их не попросить, то и продрыхли бы до утра.
Таня висла на нем, терлась об него грудью, и животом, и руками, гладила, царапала коготочками. Все это получалось по-кошачьи, мягко, но с постоянной готовностью к прыжку. Но еще больше меня удивлял Толян, который обращался с ней, будто с хрустальной посудиной. Если б я не слышал их беседы до этого, то подумал бы, что Толяну отпускается в первый раз. Между тем из разговора ясно было, что они трахаются минимум раз в месяц. Конечно, это не шибко часто, и надоесть им, наверно, еще не успело, но все же… Все скованности и застенчивости пора бы пережить. К тому же Толян — не юноша бледный со взором горящим, а мужик, повоевавший и посидевший, стало быть, довольно хорошо знающий всему цену, отрешившийся от сантиментов и излишней романтики. Да и пора бы ему понять, что в девочкиной шкуре Танечки сидит такая гадюка и зверюга, что, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать.
Впрочем, наверно, это даже неплохо, что есть на свете такая птичка, которая живет на ивах и называется «наивняк».
Толян тем временем, плавно, ласково поддерживая под спинку, стал заваливать Кармелу на постель. Скорее, конечно, он ее укладывал, будто малого ребенка, поудобнее пристраивая на подушке чернявую, еще не вполне просохшую после мытья голову. И не стал сразу наваливаться на нее, а взялся целовать в ушки, в реснички, в шейку, в сосочки… Профессионал, черт побери, умелец!
— Цветоченька ты моя… Солнышко… Вороненочек… — бормотал Толян после каждого поцелуйчика, которые выглядели так, будто он губами снимал с ее тела какие-то микроскопические соринки.
А Кармела, прижмурив глазки, подушечками пальцев бегала по плечищам и бочищам Толяна, пощипывала его, подергивала за волоски, мохнатившиеся на груди, и тоже чего-то мурлыкала, лепетала, сюсюкала…
— Ну пусти ко мне «пыжика»… «Пыжика» хочу… Очень-очень…
— Сейчас, сейчас… — пробормотал Толян, бережно отводя одну ногу Кармелы от другой. Он прокатился поцелуями от верхних до нижних волос, крепко сцапал ее в лапы, скользнул, толкнул — и стал четвертым мужиком, который пользовался услугами Кармелы в течение этих суток. При этом он небось думал, что если он, работяга, как папа Карло пахал на своих свиней, то и Танька пребывала исключительно в посте, молитве и музыкальных экзерсисах… Вообще-то тут я перегнул. О том, что Кармела стреляет и убивает, он должен знать, раз так спокойно отнесся к тому, что она понавезла оружия и приволокла сюда меня в качестве заложника. Но о ее сексуальных способностях Толян не догадывается. Не афиширует их Танечка, скромничает. И поскольку не считает меня идиотом, чувствует себя в полной безопасности. Да я ведь действительно не дурак, чтобы открывать Толяну глаза. Во-первых, он может понять неправильно и спустить на меня своих шибко умных собачек. У меня нет запчастей для тела, чтобы позволить милым животным чего-нибудь откусить. Пусть лучше «Педигри Пал» кушают или «Чаппи». Зря, что ли, их рекламируют…
Любоваться тем, как орудует своим «пыжиком» Толян, мне не хотелось. Это в древности, когда я в Германии служил, наблюдение такой картины сделало бы меня счастливым аж на месяц. Я ведь тогда уже без малого год за забором отсидел, на нашей «горке». А потом по милости мистеров х…, у…, z…, но прежде всего, конечно, Хорсвилда, Дика Брауна, разом стал все знать и все уметь. Поэтому, когда ребята с нашего курса стали бегать на подпольные видеопросмотры, где прокручивали порнушку, мне было интересно лишь пару минут, не больше. Браун-то все это давненько посмотрел и в памяти у меня оставил…
Я не знал, позволит ли мне «руководящая и напправляющая» перестать любоваться всеми этими эротическими приключениями и спокойно заснуть на том месте, где похрапывало мое бренное тело. Тем более что работа призрака было для меня дело новое и неосвоенное. Ведь на второй этаж, в альков любви, так сказать, меня привели особо не спрашивая, хочу я смотреть это секс-шоу или нет. Опять же, как идти, если не имеешь ни рук, ни ног?
Но тут произошло вот что.
Налево от кровати, как уже отмечалось по-моему, стояла тумбочка с ночником. Происходившие по вине любовников толчки от кровати передавались на тумбочку. То, что при этом покачивался ночник, никаких особенных последствий не вызвало. Но вот то, что при этом понемногу выдвигался верхний ящик тумбочки, сыграло весьма значительную роль в дальнейших событиях.
Моя РНС — именно в этот момент я придумал аббревиатуру для своей «руководящей и направляющей силы» — развернула мой взгляд, точнее, мое внутреннее зрение, на этот ящик. Он выдвинулся из пазов сантиметра на четыре. Через образовавшийся зазор что-то странно знакомо блеснуло… Уже через секунду я увидел, что на дне ящика лежит перстень. Один из тех четырех, с вогнутым плюсом!
В ту же секунду картинка померкла. Я словно бы провалился в бездонный колодец и полетел сквозь абсолютную тьму. Сначала я чувствовал какую-то скорость, даже что-то вроде свиста ветра в ушах, но потом все успокоилось, умиротворилось. РНС водворила меня в мое законное тело и позволила спокойно поспать до утра…
Сон мой продолжался довольно долго. Никто меня будить не собирался, кроме разве что собак. Причем та собачка, что сторожила меня ночью, разлегшись посреди прихожей, лишь присоединилась к тому лаю, который доносился с улицы. Правда, свято выполняя поставленную хозяином задачу «держать и не пущать», пес не стал выбегать из дома, а гавкал из прихожей. Его басок мог пробудить не только меня, но и счастливую пару со второго этажа. С потолка донесся тяжкий стук пяток об пол — Толян соскочил с кровати. Что-то он там надел, наверно, штаны и кроссовки, а затем пробежал по лестнице.
Сквозь щели в ставнях пробивались лучи солнца. Мерцали высвеченные этими лучами пылинки. Где-то кукарекал петух, долетало мычанье коровы. Совсем бы сельская идиллия, если б не собачий лай. Уж очень зло, по-служебному, гавкали овчарки.
— Хозяин! — позвал повелительный и, судя по всему, нахальный голос. — Хозяи-ин!
Я слез с топчана, подошел к окошку и попытался разглядеть что-либо в щелку ставень. Поле зрения было узковато, но я увидел за забором джип «Ниссан-Патрол» с тонированными стеклами. А у самого забора стояло человек пять мужиков. Выглядели они не по-сельски и, как мне показалось, приехали разговаривать не о видах на урожай. Впрочем, делать выводы было еще рано.
Толян вышел во двор. Мне было видно, как он не спеша приближается к
воротам, а по бокам, преданно заглядывая ему в глаза, бегут собаки. — Привет! — весело сказал тот, кто звал хозяина. — Испугался, что ли? Псов поразводил… Съедят они тебя когда-нибудь, между прочим.
— Чего надо? — спросил Толян без энтузиазма.
— Да так, пообщаться захотелось… Пустишь?
— Одного — пущу. — Чувствовалось, что Толян, будь его воля, и одного запускать не хотел, но, видимо, он не жаждал скандала.
— Что ж ты такой негостеприимный? Нерусский, что ли?
— А что, не видно? — мрачно произнес Толян, — Я — татарин. А незваный гость — хуже татарина.
— Ладно. Другой бы спорил, драться полез, а я ничего, не гордый. Могу и один зайти.
— Вот и заходи. А вы, ребята, в машине подождите. И собачек не дразните, ладно? Укусить могут, а вам еще жениться надо…
В калитку примерно так же, как вчера меня, пропустили качковатого парнишку в спортивном костюме и кроссовках. Собачки, предупредительно рыча, пошли рядом. Мордастый, небритый, подстриженный накоротко посетитель не вызвал у них симпатий. У него песики тоже положительных эмоций не пробудили. Юноша понимал, что если эти зверюшки возьмут за глотку, то «лебединую песню» спеть не успеешь. Но он все-таки шел в уверенности, что оставшиеся за забором друзья, если что, выручат.
Они прошли на кухню. Дверь осталась незапертой, поэтому я хорошо слышал весь разговор безо всякого вмешательства РНС.
— Я пришел к тебе с приветом… — начал качок.
— «…Рассказать, что солнце встало»? — спросил Толян, цитируя классику.
— Что оно горячим светом где-то там затрепетало?
Качок хихикнул, похоже, что у него школьная программа еще не стерлась с последней извилины.
— Тебе корешки привет передавали, — сообщил он Толяну, — большой и горячий, само собой. У них неприятность большая. Им из города один большой человек кое-какой товар подкинул на хранение. «Лимонов» на триста, не меньше. А какие-то суки все это — на ветер. Точнее — в огонь. Мало того, ребят, что от московского шефа, — замочили. Шестерых, понимаешь?
