Юрий мысленно разложил все по полочкам. Странно, но получалось почему-то, что Адреналин тут вовсе ни при чем. Просто шумный шизик, фонтанирующий дурацкими идеями и сам же от них приходящий в экстаз. А Зимин, его друг и партнер, его незаметная тень? О, это был тот еще фрукт! Химик-технолог по образованию, он запросто мог раздобыть, купить или даже синтезировать некое вещество, современной наукой не отрицаемое, очень эффективное и весьма полезное при решении некоторых проблем частного характера. Клуб регулярно посещали представители делового бомонда, и некоторые из этих представителей Зимину отчаянно мешали – конкуренты, кредиторы, а то и просто несговорчивые чиновники наподобие Сидякова. Приходя в Клуб, они сознательно рисковали здоровьем и жизнью, а Адреналин, честный дурак, всякий раз предупреждал их об этом в своих проповедях. Они только мрачно улыбались в ответ, изнывая от горячего желания дать кому-нибудь в зубы, а в это время долговязый оригинал уже ждал своего часа, пряча в ладони отравленную иглу, или миниатюрный шприц, или просто тряпочку, смоченную мудреным препаратом Зимина. А потом – стенка на стенку, свалка, мат, неразбериха, мелькающие кулаки и окровавленные потные рожи. В этой свалке незаметно делается укол или наносится царапина, на которую потом никто не обратит внимания на фоне других увечий... Укол, царапина, неосторожный вдох из случайно оказавшейся у самого лица ладони – и все, привет. Паралич сердечной мышцы, инфаркт, остановка сердца, летальный исход... И вот уже клубмены с мужественными и скорбными лицами берут усопшего за руки и за ноги и, кряхтя, волокут по крутому металлическому трапу на улицу – с глаз долой, из сердца вон. Все разводят руками, качают головами и сокрушенно цокают языками – ай-яй-яй, как нехорошо вышло! Ну, да он знал, на что шел... А у Зимина тем временем сама собой решается проблема, и очередная кассета уже на подходе, нужно только извлечь ее из камеры, подредактировать и продать... Ловко!
И Мирон умер от паралича сердечной мышцы. Что с того, что произошло это не в Клубе, а на улице, в двух шагах от его дома? До пятницы, до посещения Клуба, Мирон успел бы разнюхать многое и, явившись туда, поднял бы ужасную бучу. Одна демонстрация кассет в тесном кругу клубменов наверняка стоила бы Зимину головы. Очевидно, Зимин как-то пронюхал о том, что Мирон идет по его следу, и принял меры. Какая, в сущности, разница, умрет человек в драке или на людном бульваре? И там и тут условия одинаковые – толпа, мельтешение лиц, неразбериха... Но как он мог узнать?
И Юрий, оставив кассеты, сел в машину и отправился в знакомый шалман. Он отыскал служебный вход, вошел и спросил у первого попавшегося человека, у смешливой толстой девчонки, по виду – типичной поварихи, здесь ли Мирон. И ему ответили, что Мирона нет и что сегодня он здесь не появлялся и вчера тоже, а вот в понедельник – да, заходил. Поел, выпил, поговорил о чем-то с официантом Витей и ушел. Веселый ушел и, конечно, навеселе, не без того. Тогда Юрий спросил, здесь ли Витя, но Вити на работе не оказалось, и Юрий ушел.
Чуть позже, немного успокоившись, он понял, как это хорошо, что Вити не оказалось на работе. Не сносить бы ему головы, окажись он на своем рабочем месте...
...Позади него скрипнул под чьей-то подошвой снег. Юрий обернулся и увидел в каком-нибудь метре у себя за спиной того, о ком только что думал. Долговязый оригинал стоял, держа руки в карманах короткой теплой куртки с поднятым воротником, и резкий ветер трепал его знаменитый каштановый хвост. Левая рука оригинала была погружена в карман гораздо глубже, чем правая. Когда Юрий обернулся, долговязый Витя, не дрогнув ни единым мускулом лица, опустил наполовину вынутую из кармана правую руку на место – медленно, спокойно, как бы невзначай. Этот жест мог ничего не означать, а мог означать многое, и Юрий сделал зарубку в памяти: помнить о правой руке.
– Привет, – сказал долговязый, вяло кивнув Юрию. – Так ты, выходит, хорошо его знал?
И он указал глазами на гроб.
– Когда-то вместе работали, – сказал Юрий, помня о правой руке.
– А, – сказал Витя. – А я думал, ты ему просто... как это?.. собутыльник. Случайный знакомый. Он в последнее время ко всем приставал с этим делом, чудак. Жаль парня! От водки, говорят, помер? Сердце, говорят, не выдержало?
– Разное говорят, – глядя ему в глаза, медленно сказал Юрий.
– И то верно, – спокойно выдержав его взгляд, согласился Витек. – Говорят всегда много. На каждый роток не накинешь платок...
– Да, – сказал Юрий. – На каждый – нет, не накинешь. Но на некоторые – можно. И даже запросто.
Долговязый усмехнулся – едва заметно, с должным почтением к смерти, но усмехнулся.
– Мирон был прав, – сказал он. – Ты – наш человек.
– Я – свой человек, – возразил Юрий. – Собственный. А ты что же, посмотреть пришел? Убедиться?
Долговязый, казалось, не понял намека. Или понял, но не счел нужным отреагировать.
– Типа того, – сказал он. – Попрощаться заскочил. Вообще-то, я тут по соседству. Вон, где музыка играет.
Не забывая о правой руке, Юрий повернул голову и увидел в отдалении темную кучку людей – побольше, чем у могилы Мирона, но тоже не слишком густую. Там бухал барабан, фальшиво рыдала музыка и солнце неуместно ярко сверкало на полированной меди труб.
– А кто там? – спросил он.
– Адреналин, – спокойно ответил долговязый Витя и, воровато покосившись по сторонам – не видит ли кто, – длинно сплюнул в сугроб.
– Что?!
Юрий был поражен. Ничего себе совпадение! И, что характерно, в один день! Да этот парень – просто ударник коммунистического труда! Хотя зачем, спрашивается, Зимину было убирать Адреналина?
– Не что, а кто, – поправил флегматичный Витя. – Адреналин. Трудно поверить, правда?
– Тоже паралич сердечной мышцы? – спросил Юрий.
Витя опять ухмыльнулся.
– Две пули в легких, пуля в печени, пуля в позвоночнике и контрольный в голову, – отрапортовал он. – Из автомата, понял? От этого какая хочешь мышца откажет – хоть сердечная, хоть какая. Лохотронщики его выпасли и достали, не иначе. Он их достал, а они его. Так оно, брат, и бывает. Прыгает кто-нибудь, задирается (вот, думает, какой я крутой, никого не боюсь!), а потом – хлоп! – и у него дома музыка, а он ее не слышит. Ну, мы им теперь устроим веселую жизнь. Сегодня вечером в Клубе, я думаю, об этом серьезный базар будет. Ты в Клуб-то придешь?
– Непременно, – сказал Юрий. – В любом состоянии и при любой погоде. Не могу же я пропустить серьезный базар!
– Наш человек! – повторил долговязый Витя. – Ну, тогда давай. До вечера.
И он медленно, небрежно потащил из кармана правую руку – то ли для рукопожатия, то ли для чего-то еще. Юрий напрягся: рукопожатие и что-то еще было очень легко совместить, – но тут рядом вдруг возник Светлов, осунувшийся, бледный, с траурной повязкой на рукаве и без шапки.
– Вы тоже его знали? – спросил он у долговязого.
Долговязый опустил руку обратно в карман, сделал постное лицо, вздохнул и ответил:
– Да, и очень близко. Горе-то какое, а? Эх, жизнь!
Он горестно закивал головой, повернулся и побрел прочь. Юрий тихонько скрипнул зубами.
На самом краю могилы, на пятнистой, перемешанной со снегом глине, стояла молодая женщина в просторной норковой шубе. На ее светлых волосах была траурная косынка, и она часто промокала глаза носовым платком.
– Жена? – тихонько спросил Юрий у Светлова, и тот коротко кивнул в ответ. – Ты с ней знаком? – продолжал Юрий. – Ты скажи ей, Дима. У них в последнее время наверняка были нелады. С Мироном, я уверен, было просто невозможно ладить, но ты скажи ей... Все эти месяцы он жил как последняя свинья, но умер зато как человек. Он шел по следу, и его убили. Скажи ей. Или не говори, тебе виднее.
У Светлова округлились глаза, и он молча указал этими круглыми глазами на гроб.
– Да-да, – сказал Юрий. – Помнишь, ты пришел к нему с новой темой – что-то про кассеты, про подпольные бои... И он тебя завернул. Было? Ну, вот... Он пошел по этому следу сам. Там, знаешь, уже было несколько таких, как он, – с параличом сердечной мышцы.
– Погоди, – сказал Светлов, – постой... В это невозможно поверить. Убили?.. Из-за этих кассет?
– Из-за многого, и из-за кассет в том числе. Имей это в виду. Он раскопал целую серию убийств, замаскированных под несчастные случаи. Если это утешит его жену, скажи ей, что он был отличным парнем и классным журналистом.
– О, черт, – сказал Светлов. – Ты должен мне все подробно рассказать... Что же ты раньше молчал? Нужно поговорить. Ты придешь на поминки?
Юрий медленно покачал головой.
– Надеюсь, он меня простит. В конце концов, я просто хочу завершить его работу. Сегодня вечером мне понадобится трезвая голова.
Догадливый Димочка Светлов ткнул пальцем в ту сторону, куда ушел долговязый.
– Это?..
– Убийца, – сказал Юрий.
– То есть как? – опешил Светлов. – Вообще убийца или...
