– Это ясно, что не хочешь.
До них донесся пьяный окрик: «Шке-е-ет!!». Лис посмотрел на своего собеседника – лицо злое и испуганное, зубы оскалены.
– Пойди, скажи, что все в порядке. Я здесь постою.
Шкет помялся, пошипел, но делать нечего – оторвался от бака, вышел на свет и заорал:
– Пошли нах отсюда, придурки!! Я ж сказал не ходить за мной! Бошки проломлю, б…дь!!!
Фигуры тут же послушно скрылись за дубовыми дверями.
– А кафе кто поджигал? – спросил Лис, когда Шкет вернулся на свое место.
– Бомба и Мильонщик… Я ему сказал, раз ты Бомба, будешь метать… Он и метнул… Ни в звезду, ни в Красную армию… Как нарочно!
Он замолчал, уткнувшись взглядом в грязное месиво под ногами.
– А дальше? – сказал Лис. В рукаве у него прятался чуткий микрофон, и маленький «цифровик» в кармане должен был записать каждое слово исповеди незадачливого киллера.
– А что дальше?
– Как ты перед заказчиком отчитался?
– На фиг мне перед ним отчитываться?! Я что ему, обязан?! Я с него пять тысяч баксов получил? Или десять? Да плевать я на него хотел! Мы и его грохнем, если надо будет! Мы всех за глотку схватим!
Шкет разошелся: орал во весь голос, глаза выкатил, изо рта летела слюна. Пальцы судорожно сжимались, в самом деле похожие на покрасневшие птичьи лапы.
Лис повернулся к нему спиной. Разговор был окончен. Картина предельно ясна.
Шкет сразу затих.
– Эй… Так мне что, теперь в тюрьму садиться?
Лис пожал плечами.
– Пушку выкинул, ума хватило? – не оборачиваясь, спросил он.
– Да, в Дон, меня этот тип сразу предупредил. Значит, не докажут?
– Смотря кто, – честно ответил Лис и направился к своей машине.
А через полчаса серая «бэха» «Волков» на подъезде к мосту была расстреляна из двух автоматов. Шкет, Крыса, Бомба, Хан и Мильонщик погибли на месте. Причем каждый получил контрольный выстрел в башку. Общество это удивило: кому могли так круто перейти дорогу зеленые сопляки? И лишь те, кто знал про столкновение с джипом Гарика, не удивлялись. Только сделали вывод: у речпортовского бригадира совсем съехала крыша!
Это происшествие имело неожиданное последствие. «Волки» разбежались, попрятались по углам, «Кружка» опустела. Больше о них никто и никогда не слышал. Потенциально опасная банда перестала существовать.
Любите меня, пока я живой,
Прощайте меня, пока я грешу
Потому что уже мой небесный конвой
Распахнул над землёй золотой парашют.
Ударьте меня, пока я открыт,
Продайте меня, пока я в цене…
Небесный конвой надо мною парит,
Браслеты звенят, но ещё не на мне…
А. Сидоров. «Небесный конвой»
Охота подходила к концу. Дело, фактически, было закончено. Осталось оформить протокол опознания, подшить документ за документом в твердую картонную обложку, пронумеровать страницы, написать обвинительное заключение… Но это уже работа следователей.
Охотник находился в том прекрасном расположении духа, когда поверженный враг не вызывает уже никаких чувств – ни гнева, ни страха, ни раздражения, ничего. Как волк, замерший перед красными флажками под верным прицелом двустволки. Что-то похожее описывал Хэмингуэй в своем «Старике и море»… Огромная меч-рыба еще была полна сил и опасна, она привычно рассекала волны, била мощным хвостом и скалила страшные зубы. Но она крепко сидела на крючке и была обречена, хотя еще не понимала этого.
Не понимал своей дальнейшей судьбы и подполковник Коренев. А Сочнев все прекрасно понимал. Ему осталось только осторожно выбрать лесу, подвести хищника поближе и нанести последний удар гарпуном под левый плавник. А потом спокойно ждать, когда на морской глади всплывет белое брюхо…
Даже воронежская погода сегодня расщедрилась: светило яркое зимнее солнце, от которого глазам было больно, а в носу то и дело рождался веселый чих. Сочнев поймал на вокзале такси и сразу, не заезжая в Управление, отправился на улицу Пирогова, в учреждение ИЗ–12/2, межрайонную тюремную больницу.
Телефонограмму он дал заранее, но в бюро пропусков ее долго искали, Сочнев успел раза три чихнуть. Простудился. Ну, ничего, вернется, можно взять больничный и поваляться дома, почивая на лаврах. Хотя нет, надо принять участие в аресте этого оборотня! Пусть вспомнит тот вазелин… Майор пребывал в благодушном настроении и даже не торопил медлительную девочку, хотя в другой день и другой час наорал бы для острастки.
В глухих коридорах, освещенных забранными в сетку лампами, было больше от тюрьмы, чем от больницы, но и здесь Сочнева не покидало солнечное настроение. Он сам светился изнутри, как прикрытый слоем ткани фонарь. Хотелось петь арию тореадора! Последний удар! Всего несколько строк в протоколе опознания с приклеенными четырьмя фотографиями. «…В присутствии понятых задержанный Уваров Е.А. опознал изображенного на фото № 3 человека, подтвердив, что видел его вечером 12.12 2009 г. на территории усадьбы Калашникова О.В. между 22 и 23 часами…»
Нет, пока еще не опознал. Но опознает через несколько минут, это железно. Только вначале, без понятых, надо показать ему отдельное фото Коренева Ф. М., чтобы знал – на кого показывать.
Продолжая отсчитывать гулкие ступеньки, Сочнев не удержался, достал из внутреннего кармана эту фотографию, посмотрел, улыбнулся. Поясной портрет в парадной форме – наверное, для ведомственной газеты. Или для Доски почета. Хитроумный Лис в подполковничьей форме смотрел перед собой холодным спокойным взглядом, даже не догадываясь, в какую переделку он попал.
Четвертый этаж. Предъявив пропуск и удостоверение, Сочнев подождал, пока коренастый, с добродушным, веснушчатым лицом, рыжий контролер в несвежем белом халате отпирает решетчатую дверь в коридор.
– Проходите в третью палату, там открыто, – предложил охранник, справившись с тугим замком. – Мы его только на ночь запираем: он ведь лежачий!
– Спасибо, братец, – благосклонно сказал Сочнев. – Приведи мне минут через десять понятых. Врачей или медсестричек. Я опознание проводить буду.
– Сделаем! – кивнул контролер.
Майор без стука распахнул дверь и вошел в одиночную палату.
– Добрый день, Уваров! – сказал Сочнев приветливо.
В палате светло и солнечно, на стертом линолеуме сверкали-переливались желтые блики. Уваров приподнялся на локте, скрипнул тросом на растяжке. Вот честное слово – в такой день Сочнев не удивился бы, крикни он сейчас радостно: «Товарищ майор! Владимир Яковлевич, дорогой, заходите!»
Но тот повел себя совершенно неожиданно.
– А-а, как там тебя… Сочный! Опять пургу мести будешь, гусь конторский?! – заорал он с удивившей майора ненавистью. – Забыл чего-то в прошлый раз, да? Совесть, небось? Под кроватью гля, ну! В параше валяется!
И громко выматерился.
– Успокойся, Уваров! – рыкнул Сочнев, поспешно прикрывая за собой дверь.
Он понял, в чем дело. Видно, наркоты гаду не давали, вот и озверел.
– Ты чего, белены объелся, что ли? – добавил он уже тише, по-свойски. – Мы же с тобой уже обо всем договорились! Что обещал, прямо сейчас и получишь! Вот, глянь на карточку…
Он показал арестованному парадный портрет грозы Тиходонских бандитов.
– Вот его ты сейчас при понятых опознаешь. Скажешь, что ты его видел, и расскажешь – при каких обстоятельствах.
Вареник всмотрелся в снимок. Вспышка злости прошла.
– Так я его и взаправду видел, – заявил он и протянул фото обратно. – Дай лучше закурить!
– На, на, кури… Я тебе и пивка принес, – обрадованно зачастил майор.
Надо же, какая удача! Вместо «липы» получится железное доказательство!
Уваров закурил. Контролер, похожий на крепкий подосиновик с ярко-рыжей шляпкой, завел в палату двух медсестер. Они привыкли выступать понятыми, и долго объяснять им – что к чему, не пришлось. И контролер тоже остался поглазеть – видно для развлечения. Ну и пусть, если понадобится – можно будет допросить: лишний свидетель не помешает.
Сочнев протянул Варенику бланк опознания.
– Кого из этих лиц вы знаете?
– Да вот этого! – палец неповрежденной руки указал на Коренева Ф.М.
– Видите, товарищи понятые, Уваров уверенно опознал человека, изображенного на фото № 3, – повернулся Сочнев к медсестрам. И снова обратился к свидетелю. – Когда и где вы видели этого человека? Кто он, знаете ли вы, как его зовут?
Вареник оскалил в улыбке неровные зубы.
– Да здесь и видел! Это ментовский подполкан из Тиходонска, Коренев. Лис кликуха. Он меня допрашивал, вон, как ты в прошлый раз. Только ты меня одуревшего от наркоза пытал да запугивал, я и не знаю, что там тебе наговорил да что подписал. А ему я все, как было, рассказал. Что ни про каких «колдунов» не знаю, автомат Валек в Тиходонске купил, он из него и по гаишникам шмалял. А я вообще не при делах! Так и записывай!
Майор Сочнев почувствовал, что пол под ним закачался. При трех свидетелях этот гад полностью уничтожил самые важные доказательства против Лиса. Да и, пожалуй, единственные…
