Ознакомительная версия.
Постепенно она научилась обманывать себя. Да, она сделала верный выбор, твердила себе Ева, а в тот самый миг, когда мы вступаем на избранную нами стезю, все прочие дороги исчезают. И было бы непростительным ребячеством считать, что можно быть женой одного и подругой другого — такое бывает лишь в тех случаях, когда этот другой обладает завидным душевным равновесием. Игорь чем-то таким похвастать никак не мог. Лучше уж считать, что некая невидимая рука спасла ее от Абсолютного Зла. В ней достаточно женской сущности, чтобы заставить мужчину, оказавшегося рядом, зависеть от нее. Ева старалась помогать Хамиду всем, чем могла, став для него любовницей, женой, сестрой, советчицей.
Всю свою энергию она отдавала новому спутнику жизни. И за все это время у нее была только одна настоящая подруга, которая неизвестно откуда взялась и неведомо куда пропала. Тоже русская, но, в отличие от Евы, не она оставила мужа, а он — ее. И она оказалась в Англии, не зная, в сущности, что делать. Ева целыми днями вела с ней беседы.
«Я все бросила, — говорила она. — И не раскаиваюсь в своем решении. И поступила бы точно так же, даже если бы Хамид — кстати, помимо моей воли, — не купил бы на мое имя маленькое имение в Испании. Я поступила бы точно так же, даже если бы Игорь, мой бывший муж, предложил мне половину своего состояния. Да, я сделала бы это, потому что знаю — отныне могу ничего больше не бояться. Если один из самых привлекательных мужчин на свете хочет быть со мной, значит, я лучше, чем кажусь самой себе».
Все это ложь. И убедить она пыталась не свою новоявленную наперсницу, а самое себя. И разыгрывала фарс. В обличий уверенной и сильной женщины, которая сидит за столом с двумя весьма могущественными и преуспевающими мужчинами, таится девочка, которую гнетет страх остаться одной, в бедности и никогда не познать радость материнства. Трудно ли будет ей расстаться с этим гламурным миром? Нет. Она всегда старалась быть готова к тому, чтобы потерять все, когда назавтра выяснится, что она — хуже, чем думала, и обманывает ожидания других людей.
Умеет ли она манипулировать людьми? Да. Недаром же все убеждены, что она — сильная и уверенная в себе, что она хозяйка собственной судьбы и в любую минуту готова бросить любого мужчину, как бы ни был он успешен и притягателен. И самое скверное то, что сами мужчины верят этому. Как Игорь. Как Хамид.
Это потому, что она умеет играть. Потому что никогда не говорит то, что думает. Потому что сумела стать первоклассной актрисой и как никто другой научилась скрывать свою слабость, свою уязвимость.
— Чего ты хочешь? — спрашивает он по-русски.
— Еще вина.
Его голос звучит так, словно особого значения ответу он не придает, ибо уже сказал, чего он хочет.
— Перед тем как ты ушла, я кое-что сказал тебе. Надеюсь, ты это забыла.
Да он много чего говорил ей: «Обещаю тебе, что стану другим и буду меньше работать», или: «Ты — женщина моей жизни», или: «Если бросишь меня, я погиб», — фразы, которые слышат все, зная, что они напрочь лишены смысла.
— Я сказал тебе тогда: «Если ты уйдешь от меня, я уничтожу мир».
Она не помнит этих слов, но знает, что это вполне возможно. Игорь никогда не умел проигрывать.
— И что это значит? — осведомляется она по-русски.
— Нельзя ли хотя бы из вежливости говорить по-английски? — перебивает Хамид.
Игорь окидывает его пристальным взглядом.
— Хорошо, я буду говорить по-английски. Но не из вежливости, а для того, чтобы вы поняли. — И снова обернувшись к Еве, продолжает: — Да, я сказал тогда, что разрушу мир, чтобы заставить тебя вернуться. И я уже начал делать это, но был спасен явившимся мне ангелом. Я понял — ты не достойна этого. Ты — себялюбивое, безжалостное существо, которое интересуют только слава, только деньги — чем больше, тем лучше. Ты отвергла все то хорошее, что я мог предложить тебе, ибо рассудила, что дом в российском захолустье не вяжется с той жизнью, о которой ты мечтаешь, с тем миром, к которому не принадлежишь и никогда принадлежать не будешь.
Я пожертвовал ради тебя и самим собой, и другими людьми, но больше так продолжаться не может. Я должен идти до конца, чтобы суметь вернуться в мир живых людей с осознанием исполненного долга, а вернее — выполненной миссии. А вот сейчас я говорю с тобой из мира мертвых.
«Из глаз этого человека смотрит Абсолютное Зло», — думает Хамид, слушая этот абсурдный, прерываемый долгими паузами разговор. Что ж, тем лучше: пусть все идет своим чередом до самого конца, лишь бы только конец этот не привел к потере его возлюбленной. Совсем хорошо, что бывший муж, появившийся здесь в сопровождении этой вульгарной особы, оскорбляет Еву прямо в лицо. Пусть это продлится еще немного — он сумеет оборвать разговор в нужный момент: когда Игорь уже не сможет попросить прощения и попытаться заверить их, что раскаивается в сказанном.
Ева, по всей видимости, заметила то же самое — эту слепую ненависть, направленную на все и вызванную лишь тем, что она не захотела и дальше исполнять его желания. Он спрашивает себя, а что бы он делал на месте Игоря, который вновь вступил в борьбу за любимую женщину.
Был бы он способен убить ради нее?
Появившийся гарсон замечает, что блюдо не тронуто:
— Что-нибудь не так?
Никто не отвечает. Гарсон мгновенно оценивает ситуацию: женщина уехала в Канны с любовником, муж все узнал, и теперь происходит выяснение отношений. Подобные сцены он видит довольно часто, и всякий раз дело кончается дракой или скандалом.
— Подайте еще бутылку, — говорит ему один из мужчин.
— Ты не заслуживаешь ровным счетом ничего, — говорит другой, обращаясь к женщине. — Ты использовала меня так же, как сейчас используешь этого идиота. Ты — величайшая ошибка моей жизни.
Гарсон, прежде чем принести вино, решает проконсультироваться с хозяином, но второй мужчина уже поднялся и говорит своей спутнице:
— Ну, хватит. Пойдем отсюда.
— Да, — отвечает первый, — давай выйдем. Хочу знать, на что решится человек, который не знает, что такое честь и собственное достоинство.
Самцы готовы сцепиться из-за самки. А та пытается успокоить их, просит вернуться за стол, но муж, судя по всему, не намерен отступать. Гарсон думает, не предупредить ли охрану, что снаружи сейчас начнется мордобой, однако мэтр торопит: «Пошевеливайся, чего застыл как истукан? Обслуживай другие столики, видишь — не справляемся».
Да, он прав: то, что происходит снаружи, его не касается. А если он признается, что слушал разговор гостей, ему сильно влетит.
Потому что платят ему, чтобы столики обслуживал, а не мир спасал.
Все трое проходят через сад, где подавали аперитивы, сейчас почти неузнаваемо преображенный: когда гости спустятся, они обнаружат танцпол со специальными светильниками, расставленные там и сям кресла и по углам — множество маленьких баров с бесплатной выпивкой.
Игорь, не говоря ни слова, идет первым. За ним, так же молча, следует Ева, а Хамид замыкает шествие. Выход на лестницу, выводящую на пляж, закрыт маленькой железной дверью, отворить которую не составляет труда. Игорь хочет пропустить супругов вперед, Ева отказывается. Русский, не выказывая замешательства, начинает долгий спуск по бесчисленным ступеням, идущим к морю, которое рокочет где-то далеко внизу. Он знает: Хамид не струсит. До той минуты, пока они не встретились на этом ужине, тот представлялся ему бессовестным и циничным кутюрье, способным обольстить замужнюю женщину и умело играть на чужой суетности. Но сейчас он почти восхищается им. Да, это настоящий мужчина, который пойдет до конца ради того, что считает важным, хотя Игорь понимает: у Евы нет и тысячной доли таланта той актрисы, что была с ними. Она совсем не умеет играть, и он чувствует, как испарина страха проступает на ее теле. И знает: она лихорадочно обдумывает сейчас, как и кого позвать на помощь.
Но вот и пляж. Игорь проходит в дальний конец, опускается на песок. Просит их сделать то же. Он знает: как ни силен страх Евы, ее не оставляют и другие мысли: «Платье изомнется, туфли испачкаются». Но она покорно садится рядом. Хамид просит чуть подвинуться, освободить место ему. Ева будто не слышит.
Он не настаивает. И вот все трое, словно старые добрые друзья, вышедшие к морю поглядеть на новорожденный месяц, найти миг мира и покоя, сидят здесь, будто набираясь сил перед тем, как вновь подняться в грохочущий ад дискотеки.
Хамид обещает себе: десять минут, не больше, — срок достаточный для того, чтобы русский успел высказать все, что накипело, облегчить душу, излить гнев — и уйти туда, откуда пришел. Если же полезет драться, дело его плохо — Хамид крепче и, вероятно, сильнее физически, а кроме того, бедуины еще в детстве обучили его стремительно и точно реагировать на любую угрозу. Он не захотел устраивать стычку за ужином, но русский может не обольщаться — Хамид готов ко всему.
Ознакомительная версия.
