Мысль уплыла. Значения это не имело. Он понял, что ему больше нет необходимости по чуть-чуть втягивать воздух. Его легкие приспособились. Он мог вдыхать столько дыма, сколько хотел. Может, он прибыл с Венеры.
Майк добавил в костер веточек. Чтобы не отставать от него, Ричи поступил так же.
– Как сам, Рич? – спросил Майк.
Ричи улыбнулся:
– Лучше. Хорошо, почти. А ты?
Майк кивнул и улыбнулся в ответ:
– Все хорошо. В голову приходят странные мысли?
– Да. Минуту назад я считал себя Шерлоком Холмсом. Потом подумал, что могу танцевать, как парни из «Доувеллс». Глаза у тебя такие красные, что ты не поверишь.
– У тебя тоже. Пара куниц в клетке, вот кто мы.
– Да?
– Да.
– Хочешь сказать, все путем?
– Все путем. Хочешь сказать, ты нашел нужное слово?
– Я нашел, Майки.
– Да, хорошо.
Они улыбнулись друг другу, потом Ричи откинул голову назад, привалившись затылком к стене, и посмотрел вверх, на дымовое отверстие. А вскоре начал уплывать куда-то в сторону. Нет… не в сторону. Вверх. Он уплывал вверх. Как
(летаем внизу здесь мы все)
воздушный шарик.
– К-к-как в‐в-в-вы т-т-там, па-арни. В по-о-орядке?
Голос Билла, спускающийся сквозь дымовое отверстие. Долетающий с Венеры. Обеспокоенный. Глубоко внутри Ричи почувствовал, как вновь плюхнулся на прежнее место.
– В порядке, – услышал он свой голос, далекий и раздраженный. – В порядке, мы говорим, все в порядке, отвали, Билл, дай нам узнать слово, мы говорим, мы нашли нужное
(место)
слово.
Клубный дом еще прибавил в размерах, его выстилал пол из полированного дерева. Дым сгустился до тумана, сквозь него костер проглядывался с трудом. Этот зал! Господи помилуй! Огромный, как какой-нибудь бальный зал в одном из музыкальных фильмов МГМ 96. Майк смотрел на него от дальней стены, силуэт, едва различимый сквозь туман.
Ты здесь, старина Майки?
Здесь и с тобой, Ричи.
Ты по-прежнему хочешь сказать, что все в порядке?
Да… но возьми меня за руку… ты можешь протянуть руку?
Думаю, да.
Ричи протянул руку и, хотя Майк находился у дальней стены этого огромного зала, ощутил, как сильные коричневые пальцы сомкнулись на его запястье. И ему сразу стало хорошо, каким хорошим было это прикосновение – хорошо найти стремление в поддержке, поддержку в стремлении, найти твердое в дыму и дым в твердом…
Он запрокинул голову и посмотрел на дымовое отверстие, такое белое и маленькое. Теперь оно было гораздо выше, на высоте многих миль. Венерианский световой фонарь.
Процесс пошел. Он воспарил. «Поехали», – подумал Ричи и начал подниматься все быстрее сквозь дым, туман, смог, как ни назови.
5
Клубный дом они покинули.
Вдвоем стояли бок о бок посреди Пустоши, и уже начало смеркаться.
Он знал, что это Пустошь, но вокруг все было другим. Листва гуще, пышнее, с более резкими запахами. Таких растений он никогда не видел, а приглядевшись, Ричи понял, что за некоторые деревья он принял гигантские папоротники. До него доносился шум Кендускига, шум бегущей воды, куда более громкий, чем прежде. От ленивого скольжения по руслу не осталось и следа – вода ревела, как в реке Колорадо, вырывающейся из Гранд-Каньона.
И он почувствовал, как жарко. В Мэне летом тоже бывало жарко и достаточно влажно, чтобы ночью тело иной раз становилось липким от пота, но с такими жарой и влажностью Ричи не сталкивался никогда в жизни. Низкий туман, молочный и густой, заполнял низины и стелился по земле, обтекая ноги мальчиков. В воздухе стоял резкий запах горящих зеленых веток.
Он и Майк, не обменявшись ни словом, двинулись на шум бегущей воды, прокладывая путь сквозь незнакомую растительность. Толстые лианы свисали между деревьями, будто похожие на паутину гамаки, однажды Ричи услышал, как кто-то ломится сквозь подлесок. По звукам животное это размерами превосходило оленя.
Он остановился на несколько мгновений, чтобы оглядеться, повернулся на триста шестьдесят градусов, изучая горизонт. Он знал, где должен возвышаться толстый белый цилиндр Водонапорной башни, но не обнаружил ее на положенном месте. Как не обнаружил железнодорожной ветки, идущей к грузовому двору в конце Нейболт-стрит или жилого района Олд-Кейп: место домов заняли низкие обрывы и холмы из красного песчаника, торчащие среди гигантских папоротников и сосен.
Над головой раздалось хлопанье крыльев. Мальчики пригнулись, и над ними пролетела эскадрилья летучих мышей. Таких огромных летучих мышей Ричи не видел никогда и напугался даже сильнее, чем в те мгновения, когда Билл пытался разогнать Сильвера и они слышали, как их настигает оборотень. Безмолвие и чужеродность этого места наводили страх, но еще больше ужасало другое: они его знали, и знали хорошо.
«Пугаться нечего, – сказал себе Ричи. – Помни – это всего лишь сон, или видение, или как ты его сам назовешь. На самом деле мы со стариной Майки сидим в нашем клубном доме, надышавшись дымом. Очень скоро Большой Билл занервничает, потому что какое-то время мы не откликаемся, а потом они с Беном спустятся и вытащат нас. Как поет Конуэй Твитти 97 – это всего лишь фантазия».
Но теперь он видел: крылья летучих мышей такие изорванные, что сквозь них пробивался свет мутного солнца, а когда они проходили под гигантским папоротником, Ричи заметил толстую желтую гусеницу, которая ползла поперек широкого зеленого листа, отбрасывая тень. И крохотные черные насекомые прыгали и жужжали на теле гусеницы. Если это и сон, то таких отчетливых снов он еще никогда не видел.
Они шли на звук воды в густом, стелящемся, доходящем до колен тумане, и Ричи не мог сказать, касаются его ноги земли или нет. Наконец они добрались до места, где и туман, и земля обрывались. Ричи смотрел, не веря своим глазам. Он видел перед собой не Кендускиг… и тем не менее Кендускиг. Вода ревела и пенилась в узком русле, пробитом в скальной породе… и, глядя на другой берег, он видел века, запечатленные в слоях камня, красном, оранжевом, снова красном. Эту реку они по камням перейти бы не смогли; тут требовался веревочный мост, а если упадешь, поток унесет тебя сразу. Шумела вода злобной, тупой яростью, и пока Ричи, разинув рот, смотрел на реку, из нее выпрыгнула розовато-серебристая рыба, пролетела по невероятно высокой дуге, на ходу хватая насекомых, тучи которых висели над поверхностью. Рыба плюхнулась в воду, но Ричи успел разглядеть ее и понял, что такой рыбы не видел никогда в жизни, даже в книжках.
Птицы стаей летели в небе, издавая грубые крики. Не десяток, не два – на мгновение небо потемнело от птиц, они закрыли собой солнце. Еще какое-то животное ломанулось сквозь кусты, за ним последовали другие. Ричи развернулся, сердце больно ухало в груди, и он увидел, как мимо пробежала вроде бы антилопа, направляясь на юго-восток.
«Что-то грядет. И они это знают».
Птицы улетели, вероятно, дружно решив перебраться куда-то южнее. Мимо них опять пробежало какое-то животное… и еще одно. Вновь наступила тишина, нарушаемая только мерным урчанием Кендускига. В тишине висело ожидание, тишина ждала, когда же что-то свершится, и Ричи это не нравилось. Он чувствовал, как волосы на затылке шевелятся и пытаются встать, и вновь схватил Майка за руку.
«Ты знаешь, где мы? – прокричал он Майку. – Ты нашел нужное слово?»
«Господи, да, – ответил Майк. – Я нашел. Это прошлое, Ричи! Прошлое!»
Ричи кивнул. Прошлое, начало времен, давнишнее, давнишнее прошлое, когда мы все жили в лесу и нигде, кроме леса. Они находились в Пустоши и в прошлом, и только Господь Бог знал, за сколько тысяч лет до нашего времени. Они перенеслись в невообразимое прошлое, до ледникового периода, когда Новая Англия – те же тропики – ничем не отличалась от нынешней Южной Америки… Если настоящее, откуда они отбыли, все еще существовало. Он вновь огляделся, нервно, уже ожидая увидеть бронтозавра, поднявшего к небу длинную шею и разглядывающего их сверху вниз, с пастью, набитой землей и вырванными с корнем растениями, или саблезубого тигра, выходящего из подлеска.
