Ознакомительная версия.
Оглянулась. Глостер продолжал лежать у кресла неподвижно, рука с оружием была так же неловко подвернута. А может, у этого параноика инсульт и страх наконец-то добил его? Подползти, попытаться вытащить нож?.. Пет! Стоит Глостеру, даже полупарализованному, только двинуть рукой с отточенным и скорым, как тень, клинком… Нет, подходить к нему близко Аля боялась: ей казалось, он, даже мертвый, схватит ее и утащит с собой в черную пузырчатую бездну… Девушка лихорадочно пыталась обнаружить хоть что-то острое. А может быть?.. Ну да: нужно разбить бокал и его осколком разрезать веревки на лодыжках!.. Кое-как она встала; затекшие ступни свело острой болью так, что Аля едва не упала. Собралась с силами, прыгнула по белому .паласу раз, другой, и тут — комната закружилась, тоненькая теплая струйка покатилась из носа, густые капли падали спелыми земляничными ягодами и зарывались в белизну ангоры… Ноги сами собой подкосились, и девушка упала ничком на пол.
Если она и потеряла сознание, то совсем ненадолго. Комната вокруг как бы медленно вращалась. Аля сделала усилие, приподнялась на локотках — и увидела себя в громадном зеркале шкафа-купе. Худенькая, как подросток, девчонка, с измазанным кровью лицом, с припухшими от побоев носом и губами… В нескольких шагах от нее лежал застреленный Глостером человек. Остекленевшие глаза мертвеца мутно таращились в пространство; голова его была повернута так, что девушке казалось: убитый смотрит именно на нее.
Аля с трудом справилась с накатившим приступом тошноты и животного страха: ей даже показалось, что волосы шевельнулись у нее на .голове…. Девушка опустила взгляд, упрямо тряхнула головой, закусила губу и, не обращая внимания на кровяную струйку, вновь попыталась встать… Но дурнота и слабость снова закружили голову грязными клочьями мохнатого, солоноватого на вкус тумана, остро царапающего горло, будто горько-удушливый дым… Руки не выдержали напряжения, Аля ткнулась лицом в белоснежный палас и замерла так, чувствуя, как слезы застилают лицо душно-горячей волной, словно уставшее от зноя море.
Часть одиннадцатая
ПУТЬ ВОИНА
Кровь ударяла в виски, будто механический молот. Удары были частыми и тяжкими, и каждый красил мир грязно-желтым. Только потом Аля поняла, что это — стук ее сердца. Во рту она чувствовала солоновато-приторный привкус крови.
Кое-как изогнувшись, перепилила ребристым осколком только что разбитого бокала путы на ногах. Капроновая веревка разошлась как бы сама собой; девушка обессиленно растянулась на полу, чувствуя лишь, как пульсирует кровь в порезанных в спешке подушечках пальцев. Грязно-желтая пена превратилась в красновато-бурую, потом — в белоснежную… Аля лежала, зажмурившись, и отдыхала, пытаясь переждать головокружение и первую голодную эйфорию мнимой свободы. Кровь била в виски, будто механический молот.
Движение девушка не услышала — уловила — и в одно мгновение оказалась на ногах. Глостер стоял в полутора метрах от Али и глядел на нее со странной смесью удивления и злорадства. Припадок прошел, но Глостер словно еще не вполне осознавал, где находится, кто перед ним. Притом отливающий тускло-сизым клинок боевого ножа был направлен острием вперед, а змеистая улыбка, блуждающая на его губах, и полубезумный блеск в глазах не предвещали ничего, кроме смерти.
Аля не думала ни о чем. И ни на что не рассчитывала. Одним прыжком она сократила расстояние между собою и Глостером, сделала ложный выпад рукой, заставив его инстинктивно дернуться в сторону. Неуловимым, быстрым движением девушка бросила ногу вперед и вверх… Глостер успел среагировать, чуть отклонился, и все же первый удар пришелся в пах, второй, локтем, — в подбородок, пусть вскользь, но этого хватило, чтобы еще не вполне пришедший в себя Глостер потерял равновесие. Он покачнулся, защищаясь, дважды отмахнул рукой с зажатым в ней ножом; лезвие со свистом рассекло воздух над головой девушки. Аля присела и уже из этого положения дикой кошкой метнулась к креслу, туда, где на паласе, забытый, маслянисто, чернел пистолет с навернутым на ствол хоботом глушителя.
Оружие она достала в броске, кувыркнулась через голову, падая за кресло…
Глостер тоже прыгнул. Его длинное сильное тело распласталось в воздухе, когда пробочным выхлопом прозвучал выстрел.
Затворная рамка равнодушно лязгнула, выбрасывая гильзу; ощутимо запахло прогоревшим порохом. Пуля ударила в грудь, тяжелое тело грузно рухнуло на пол и замерло. Аля застыла, боясь пошевелиться, ощущая лишь одно: вот, только что она застрелила человека, пусть даже он был худшим из людей… Больше всего девушку испугало, что сама она не испытывает ни жалости, ни грусти, ни сострадания — ничего… Раскаяния тоже не было. Только холодный, будто ледяное пламя, ком застыл в груди острой занозой, и теперь, стоило ей пошевелиться или даже подумать что-то, он отзывался во всем теле вялой слабостью, покорностью… Перед чем? Может быть, именно так и подступает к человеку небытие?
Рассуждать было некогда. Движения Али сделались суетливы и расчетливы одновременно. Она нашла на стуле и собственный купальник, и спортивные брюки, но натянула только штаны, поплотнее запахнула куртку, а кроссовки зашнуровала особенно тщательно. На цыпочках подкралась к двери, затаилась, прислушиваясь…
Подошла и к окну. Выключила бра, тихонечко отодвинула портьеру, заглянула за жалюзи: вся территория была залита мертвенно-белым люминесцентным светом; трава в таком освещении казалась сделанной из жесткой синей проволоки, живые цветы на клумбе — бумажными, бутафорскими, похожими на кладбищенские украшения, пергаментные фантики на длинных проволочных остовах… И еще девушке казалось — за каждым оконцем этого странного «приюта призраков» замерли такие же, желающие слиться с тьмой и стать похожими на тени, люди. Сейчас они напряженно и опасливо всматриваются о искусственный, неживой свет, заливающий пространство, и ждут…
Чего? Восхода, пения птиц или наступления вечной непроглядной тьмы?..
Аля вздрогнула суеверно: стоило только ей подумать об этом — и свет погас.
Тьма первое мгновение казалась абсолютной, но уже через секунды все осветилось беспокойными желтыми лучами-проблесками ручных фонарей. Скрытые за их светом фигуры не метались, напротив, внимательно наблюдали за тьмой, рассекаемой узкими, как клинки, лучами, и даже Але стало ясно: фонари наверняка установлены на короткоствольных автоматах, и каждая замершая, затаившаяся в ночи фигурка готова огрызнуться на любую опасность, реальную или мнимую, разящим огнем.
И огонь полыхнул — ярко, желто, метрах в ста позади здания; следом — ухнуло, проурчало утробно, будто громадный, прильнувший к земле хищник дрожал перед прыжком, не в силах сдержать ярость, потом — упруго сжало воздух. Ночь осветилась оранжевым и ослепительно белым, и только потом раздался взрыв, вой, скрежет раздираемого металла, беспорядочный грохот сжигаемой пулеметной ленты и рвущегося вертолетного боекомплекта.
— Ничего себе курорт… — прошептала Аля еле слышно и застыла у окна, прижавшись спиной к стене.
В коридоре кто-то был. Он шел к двери, шел быстро, уверенно и бесшумно, и замедлил шаг только перед комнатой. Скорее всего, это был тот самый Курт.
Заметив, как тихо внутри, возможно, обратил внимание и на то, что свет погас здесь раньше, чем на территории… И что он тогда решит? То, что его начальник занялся с девчонкой любовными утехами?.. А зачем тогда Глостеру понадобился пленник? Хм… Кто и когда задает начальству вопросы? Никто. Или — Курт куда опытнее, чем предполагает Аля, и он вполне способен решить, что…
Додумать она не успела. Створка двери медленно отошла в сторону, но за ней никого не оказалось. Аля замерла, поймав пустой черный проем в вороненую рамку прицела.
А двор тем временем осветился снова — там словно начали лопаться хлопушки фейерверка, потом — будто неисправный движок забарабанил с дробной частотой «пальцами» по кожуху… Потом «движков» стало несколько, но все они долбали по-разному, и теперь это стало походить на состязание каких-нибудь народных музыкантов — один лепит палкой по горшкам, другой — по забору, третий — просто гремит себе таратайкой!.. То, что это работают автоматы с глушителями на стволах, Аля поняла сразу: сами выстрелы были почти бесшумными, но пули, натыкаясь на препятствия — стены, заборы, ветви деревьев, «звучали» неодинаково, и именно это создавало ту странную, вибрирующе-дробную какофонию звуков, что билась теперь внизу. Но что более всего удивило девушку — ей было не страшно, совсем. Может быть, потому, что стреляли не в нее?
Только когда загрохотали короткие, прицельные очереди полновесных «Калашниковых», Аля поняла: там идет настоящая война, вот только кто воевал, с кем, за что?..
— Глостер! — позвали из провальной черноты распахнутой дверцы.
Ознакомительная версия.
