Скорбно склонив голову, Рэмбо сунул светящееся лезвие в бочку с водой. Словно взбешенный собственным предназначением нож злобно зашипел. Его окутал пар.
Траутмэн стонал, медленно приходя в себя. Тело и голова разламывались от боли. Он подозревал, что ему сломали прикладом ребра и повредили череп. Он задыхался от приступов сухого удушья. Перед глазами пляса* ли огни. Он лежал на полу маленькой камеры с каменными стенами и потолком и железной дверью. Решетка из стальных прутьев на двери образовывала высокое узкое окно. За решеткой, похоже, был коридор. С трудом повернув голову, Траутмэн увидел, что в самих стенах окон нет. Камера была пуста. Ни нар, ни даже отхожего места. Ослепительно яркая лампочка под потолком была защищена металлической сеткой.
Он попытался собраться с мыслями, отогнать дурные опасения. Он помнил, что был пленен правительственными войсками, потом его избили до бессознательного состояния. Когда солдаты погрузили его в советский боевой вертолет, он на короткое время пришел в себя. Во время полета его стошнило. Когда вертолет сел и Траутмэна положили на носилки, он начал кое-что припоминать…
Его глазам предстала внушительных размеров крепость в ореоле утренней дымки посреди серо-коричневой пустыни. Высокие гранитные стены были опутаны колючей проволокой. По углам возвышались сторожевые башни. Советские патрули несли караул возле стен и на парапетах. В воздухе висела пыль от снующих взад-вперед танков и бронетранспортеров. Из-за стен крепости в воздух с ревом поднимались неуклюжие боевые вертолеты.
У Траутмэна отшибло память, едва в двери щелкнул ключ. Он следил с опаской за тем, как открывалась дверь. Вошел советский офицер, худой, с квадратными плечами. Мужчина сорока с лишним лет, седовласый, с напыщенно значительным выражением лица.
— Я полковник Зейсан. На вашей бирке указано, что вы Сэмуэл Траутмэн, полковник вооруженных сил Соединенных Штатов. Часть особого назначения. Пародия на наш спецназ, группу специального назначения.
Траутмэн хранил молчание.
— Я могу облегчить вам жизнь, либо сделать ее мучительной, — продолжал полковник. — Выбор за вами. Я мог бы доложить о вас моему командованию и отправить в Кабул. Но я ненавижу эту страну. Вы можете помочь мне ее покинуть, но для этого вам придется сообщить мне ценную информацию, которая бы произвела впечатление на мое командование. В обмен на это я гарантирую, что вам больше не причинят никакого вреда. Итак, начнем. С какой целью вы в Афганистане? Кто еще собирается пересечь границу? Сознаетесь ли вы публично в том, что вас направило сюда ваше правительство? Известно ли вам, где мои солдаты могут отыскать лидера повстанцев Мосаада Хайдара с его шайкой бандитов? Я хотел бы знать это и кое-что еще.
— Катись в ад, — сказал Траутмэн.
— Нет, это ты уже в аду. Сейчас я познакомлю тебя с прапорщиком Кауровым.
В камеру вошел грузный солдат с обритой головой и свирепым выражением лица.
— Думаю, вы с ним поладите, — сказал Зейсан.
Как только Зейсан вышел из камеры и закрыл за собой дверь, Кауров приблизился к Траутмэну.
Через пять секунд Траутмэн понял, что Зейсан был прав.
От удара ботинком Траутмэн лишился зубов. Потом его вырвало.
Второй удар пришелся в пах. Он на самом деле был в аду.
Пешавар, Западный Пакистан, со всех сторон окружала выжженная солнцем пустыня. Рэмбо вглядывался туда, куда ему предстояло держать путь. В десяти милях легендарный перевал Кхибер, извилистая тропа между тысячефутовыми известняковыми скалами, ведущая к покрытым снегом вершинам величественных гор Гиндукуш.
Эти горы в Афганистане.
То и дело вздрагивая от душераздирающих воплей отчаяния, Рэмбо наблюдал окружавший со всех сторон хаос. В 1979 году советские войска вторглись в Афганистан и их 115-тысячная армия опустошила страну, истребив ни много, ни мало миллион сельских жителей, вынудив полтора миллиона искать убежище в Иране, а три в Западном Пакистане. Большинство из беженцев рассеялись по той самой пустыне, которая была теперь перед глазами Рэмбо. Газетчики называют это лагерем беженцев, однако слово «лагерь» ни в коей степени не передает всего кошмара.
Три миллиона изгнанников. Даже в голове не укладывается. Они живут в хлипких палатках, сооруженных из одеял и поставленных так тесно друг к другу, что между ними с трудом можно протиснуться.
Госпитали больше похожи на пункты оказания первой помощи, в которых не хватает медперсонала, оборудования. Это всего лишь нагромождение коек под палящим солнцем. Он видел детей с оторванными ногами, обожженных женщин, ослепленных стариков. Раненые повстанцы лежат, устремив взгляд в небо. Они страдают безмолвно и лишь умоляют докторов поскорей помочь им выздороветь и вернуться в строй.
Люди страдают душой и телом. Крестьяне тоскуют по своей земле и брошенным домам. Пастухи чувствуют себя ненужными без своих стад. Покрытые паранджой женщины, обычно избегающие попадаться на глаза незнакомым людям, вынуждены терпеть позор постоянного пребывания среди чужих людей. Гордый независимый народ, воспитавший в себе достоинство и полную самостоятельность, теперь целиком зависит от милости. Сведенные голодом желудки вынуждают людей протягивать руку за подаянием.
Рэмбо видел слева от себя бесконечную цепочку беженцев, бредущих к цистернам Красного Креста, чтобы наполнить водой бензиновые канистры. Справа такая же цепочка сломленных духом людей с изодранными плетеными корзинами держит путь к кучам зерна, пожертвованного Западом. И это вместе с чаем и сухим обезжиренным молоком составляет скудный рацион беженцев.
Единственным утешением осталась для них религия, их страстная вера в Ислам. Пять раз в день — перед рассветом, после полудня, перед закатом, сразу после заката и через два часа после наступления темноты они объединяют души в единой хвале своему Господу, упав на колени лицом к Мекке и творя громкие молитвы. Смысл каждой из них одинаков: «Аллах-о-Акбар. Бог велик. Нет Бога, кроме Аллаха».
Даже в таком аду не забывают о Боге, думал Рэмбо. Сейчас он не слышал молитв, а только вопли и стоны. Ему хотелось закрыть глаза и бежать отсюда, он едва удерживался от желания пасть на колени и молить Бога христиан, индейцев навахо, буддистов помочь этим забытым всеми людям.
Но если им не поможет Бог, им поможет он.
Отплатит страданиями за их страдания.
Будет мстить.
Эта пришедшая к нему столь неожиданно мысль его поразила. Нет! Это война не твоя! Ты покончил с войной! Это не твое дело!
Тогда что ты тут делаешь?
Траутмэн, подумал он.
Твердя это имя как заклинание, он отвернулся, чтобы не видеть кошмара.
Эта грязная лавчонка находилась на окраине Пешавара. Внутри царил полумрак. По сравнению с улицей здесь было прохладно. Спертый воздух пропах кэрри. У высокого костлявого пакистанца за прилавком были волосы цвета древесного угля и расширенные от марихуаны зрачки. Он изучал Рэмбо с осторожностью, смешанной с алчностью.
Рэмбо изучал товар купца. От пола до потолка полки были завалены, можно сказать, всеми типами оружия. Винтовки, базуки, пулеметы, мортиры, револьверы. Всех объединяло то, что они были устаревшие и в ужасном состоянии. На полках вдоль одной из стен лежали только ножи и мечи.
Торговец оружием смотрел на длинный изогнутый нож, висевший в ножнах на поясе у Рэмбо.
— Хочешь купить оружие?
— Я ищу человека по имени Муса. Торговец оружием от удивления выпрямился.
— Почему ты пришел сюда? Почему ты решил, что найдешь его здесь?
— Он любит наблюдать, как растут горы.
— Когда они растут?..
— Они стонут.
Торговец оружием кивнул. Несмотря на произнесенный Рэмбо пароль он испытывал недоверие, но тем не менее не спеша направился в завешенный тряпкой проем, ведущий в заднюю комнату.
Рэмбо устремил взгляд направо. Поверх выставленной на продажу груды искусственных рук и ног. Его лицо окаменело. Во рту сделалось горько.
Он обернулся, услыхав, как зашуршала занавеска, увидел выходившего из задней комнаты торговца. За ним следовал мужчина с грудью бочонком. У него было болезненно желтое лицо, на котором живо блестели черные глаза, острые черты, густая черная борода. Заметив, что Рэмбо разглядывает протезы, афганец сказал:
— Они продают много этого добра на моя родина. — У него оказался низкий голос. — Ты от Бриггса?
Рэмбо кивнул.
— Я Муса. А тебя зовут… Рэмбо?
Рэмбо снова кивнул.
— Ты и Муса предстоит долгий дорога. Хочешь сперва поесть?
Рэмбо покачал головой.
Муса пожал плечами.
— Длинный дорога.
