– Я просто позвонил одному знакомому и честно рассказал, в чем дело, – объяснил Тимохин. – И он меня понял. После этого дело на тормозах и спустили.
– Больше там торговцы наркотой не появлялись? – спросил Андрей.
– Нет. Уже почти полгода там ничем таким не торгуют, – кивнул Степан.
Тем временем самолет уже снизился метров до пятисот. Неожиданно в кармане Родригеса запищал телефон. Он поднял голову от каких-то бумажек, вытащил трубку, не сказав ни слова, внимательно слушал пару минут, потом, по-прежнему не сказав ни слова, трубку спрятал.
Тимохин жестом подозвал переводчика.
– Спроси его, что там?
Оказалось – ничего особенного. Родригесу просто сообщили, что его начальник готов принять своего клиента из России в любое удобное для него время. Или сам приехать к нему в гости.
– Лучше я к нему, – сказал Тимохин. – А то мне его и звать некуда, не в гостинице же его встречать.
– Вы можете принять его в вашем городском особняке, – через переводчика сообщил ему Родригес.
– В каком еще особняке? – недоуменно поднял брови Тимохин.
Спустя пару минут выяснилось следующее. У покойного Пабло Тимольярреса, кроме плантаций и заводов, была и недвижимость в городах, в том числе и в столице. И в данный момент Тимохин, хоть и не введенный еще в наследство официально, вполне мог этой недвижимостью пользоваться. Разумеется, в определенных пределах – например, продавать ее ему никто, конечно, не позволил бы. Но принять в доме гостя он имел полное право – во всяком случае, препятствовать никто бы ему в этом не стал. Просто некому было. Тем более, если этот гость – душеприказчик покойного.
Узнав все это, Тимохин задумался. Впрочем, совсем ненадолго.
– А, в конце концов. Нужно же мне пока где-то жить. И вообще, покажу всем сразу, что я законный наследник. Передавай своему шефу, пусть приезжает в особняк. Да, и еще. Раз я уже могу пользоваться завещанным имуществом, распорядись, пусть какую-нибудь машину вышлют нас встречать. Не такси же брать в аэропорту, несолидно как-то.
Влад перевел. Родригес объяснил, что распоряжения насчет встречи уже давно отданы. Потом снова связался с шефом и передал ему что велено.
А самолет был уже всего метрах в ста над землей. Он шел над пригородами – над беспорядочно разбросанными по земле квадратиками и прямоугольниками полей, над лесом. С высоты птичьего полета пейзаж практически не отличался от российского – во всяком случае, для неопытного глаза.
Аэропорт Серра-эль-Лако прилегал буквально вплотную к городу. Всего в какой-то сотне метров от взлетно-посадочных полос располагались крайние улицы. Разумеется, здесь селились только те, кому было больше некуда деваться. То есть бедняки, самый низ социальной лестницы. Взглянув со стороны аэропорта на город, вполне можно было подумать, что не на самолете путешествовал, а на машине времени – настолько увиденное мало соответствовало привычным реалиям двадцать первого века. Да что там двадцать первого – хотя бы даже и двадцатого. Немощеные улочки с не пересыхающими даже в самую сильную жару речками нечистот по краям, люди, одетые совершенно так же, как одевались здесь двести лет назад, а большая часть детей младшего возраста и вовсе голые. Впрочем, присмотревшись, можно было узнать в грязных шортах остатки джинсов, а в не менее грязной шапочке – бейсболку с оторванным козырьком. И так далее. В общем, при взгляде на это русский человек чувствовал, что его родина все-таки почти европейская страна. Впрочем, одна дисгармонирующая с общей бедностью и убогостью и напоминавшая о двадцать первом веке черта здесь была. Практически над каждой из невообразимых лачуг, жить в одной из которых и российский бомж постыдился бы, пожалуй, торчала спутниковая антенна-тарелка.
– Кошмар какой! – выдохнула Света, остановившись на трапе «Фалькона» и уставившись на открывшийся ей городской пейзаж. – Как они здесь живут? Я бы удавилась на второй день!
– Не удавилась бы, – жестко сказал ей отец, слегка подтолкнув в спину. – Честно сказать, я родился в дыре ничуть не лучше. Первые восемнадцать лет в ней прожил. И ничего, не удавился. В некоторых отношениях это были далеко не худшие годы в моей жизни.
– Да ну тебя, папа, – отмахнулась девушка, двинувшись вниз по ступенькам. – Скажешь тоже... Интересно только, откуда у них над каждой хатой по тарелке?
– Это для них жизненно необходимая вещь, – пояснил Мангуст. Он знал об этой стране и ее ближайших соседях немало – и с прошлых визитов, и после недавнего рандеву с найденным Тимохиным лектором. – Тут же грамотный человек – один на сотню. Газет и книг они читать не могут. Так что телевизор для них единственная возможность узнать что-то о том, что в мире творится.
– Грамотный один на сотню?! – с ужасом и отвращением, словно увидев какое-то отвратительное насекомое, переспросила Света. – Как же они живут? Как работают?
– А вот так и живут, так и работают. Одна из твоих прабабок по матери, кстати сказать, читать в шестьдесят лет научилась, – сказал Тимохин. – Про остальных точно не скажу, но Анна Семеновна – точно, она сама мне об этом рассказывала. Так что особенно не задирай нос.
Но этот аргумент на девушку никакого впечатления не произвел.
– Ну и кошмар... – протянула она еще раз. Они уже стояли на земле рядом с самолетом, лачуги прикрыл бетонный забор, огораживающий территорию аэродрома. Но, видимо, уже полученных впечатлений Свете хватило. – Папа, не понимаю, зачем тебе собственность в этой стране?! Это же просто царство обезьян какое-то!
На этот раз до ответа Тимохин не снизошел. Ему было немного стыдно за дочку – перед Мангустом, Степаном и собственной охраной. Вообще-то такие чувства для людей богатых не слишком типичны, но, видимо, сказывалось прошлое – молодость в мелком уральском городишке, служба в КГБ, да и вообще склад ума – как уже успел убедиться Мангуст, Тимохин был весьма неглуп.
Тем временем от стоявших метрах в двадцати машин к ним направился полный, крепко сбитый мужчина в белых брюках и рубашке. Русские уже знали, кто это, Родригес объяснил, что встречать их будет Энрике Ферарте – что-то вроде управляющего всеми делами покойного Пабло в этом городе. По словам Родригеса выходило, что Энрике должен повиноваться Тимохину. Не по закону, а просто по логике вещей. Ведь наследником Тимохин был вполне законным, так что все, кто служил его предшественнику, были заинтересованы в том, чтобы наладить с ним хорошие отношения – хотя бы для того, чтобы не потерять свои места, к которым наверняка уже привыкли.
– Здравствуйте, господа, – сказал Энрике по-русски. Причем вполне чисто и правильно – акцент у него был, но совсем небольшой. – Кто из вас господин Игорь Михайлович Тимохин?
– Я. – Тимохин шагнул вперед. – Вы, как я понимаю, Энрике Ферарте.
– Да. Господин Тимохин, прошу вас, – Энрике широким жестом указал на машины.
– Куда едем? – спросил Тимохин. – В мой дом. – Он подчеркнул голосом слово «мой».
– Да, господин Тимохин.
Все расселись по машинам. Тимохин, Степан, Мангуст и Родригес уселись в здоровенный белый джип – правда, далеко не последней модели. Шофером у них был Энрике. В двух других машинах шоферами были крепкие, смуглые парни, одетые примерно так же, как Энрике. Правда, в отличие от него, на поясах под рубашками у них просматривались «пушки», причем довольно серьезного калибра. Мангуст, заметив это, слегка поморщился. Да, все-таки некоторые вещи с течением времени не меняются, особенно это касается национальных традиций. Как считалось в Латинской Америке, что использовать для ношения оружия кобуру – не мужское дело, так, судя по всему, и до сих пор считается.
Путь по городу занял всего минут десять. Местная традиция плевать на правила дорожного движения тоже сохранилась в полном объеме. Правда, видимо, вместо писаных правил здесь существовали какие-то иные, не в пример более уважаемые – если бы не это, они обязательно угодили бы в аварию – ситуации, когда она казалась неизбежной, возникали минимум трижды. Но местные водители прекрасно понимали друг друга и умудрялись хоть и в считаных сантиметрах, но разъехаться. Правда, один из таких случаев показался Мангусту особенно подозрительным. Это когда очередной древний грузовик чуть не впоролся в джип – если бы не отличная реакция Энрике, он угодил бы как раз в середину машины. Отличало этот случай от остальных то, что прежде Энрике, сидевший за рулем, сохранял олимпийское спокойствие. А на этот раз мгновенно побледнел и сквозь зубы прошипел несколько таких слов, услышав которые в свой адрес настоящий мужчина в этой стране должен был бы взяться за нож. К счастью, водитель грузовика слов этих слышать не мог – он на полной скорости скрылся в узенькой улочке, перпендикулярной той, по которой двигался джип.
Был и еще один интересный факт. Похоже, за их кортежем следили. Сначала серая «Ланча», а примерно с середины пути ей на смену пришла потрепанная «Субару». Этот факт Мангуст просто мысленно отметил, но продумывать и анализировать пока не стал – слишком мало информации.
