Не знаю, как у меня в Африке получилось выстоять? Честно скажу, в этом нет никакой моей заслуги, потому что на пятые сутки, по сути, меня уже не было. Было тело, в котором или над которым витали какие-то обломки личности. Но была, видимо, какая-то сила, которая пришла мне на помощь – просто выключила. И никакими способами они не могли меня разбудить, чтобы продолжить пытку. Это означало, что мозг отказался работать, предпочитал погибнуть, и он бы это сделал, но, к счастью, это вовсе не входило в их планы. Если бы мой мозг разрушился, он стал бы для них совершенно бесполезен. Все скрытые в нем знания были бы потеряны – а они все еще надеялись их получить.
Как тогда я все это выдержал? Что это была за сила, которая мне помогла? Бог? Значит, ему пришлось присутствовать на этих допросах? И видеть все, что со мной проделывают? Он пожалел меня? Приятно так думать. Но за что? Приятно думать, что есть за что. Может быть, он меня считает не таким уж плохим?
У Вершинина, это я могу сказать как человек, прошедший через подобное, все последнее время потихоньку ехала крыша. Нет, конечно, не в том смысле, что он становился психом. Он всегда им был, так что тут, как говорится, ничего нового. Но я явственно ощущал – по всем его поступкам этого периода, – что он «поплыл». Вся эта история с женой, плюс нагрузки по работе, бесконечные накладки, природная неспособность удерживать в голове одновременно несколько плотных потоков информации, природная неспособность доверять часть работы подчиненным, плюс природная вспыльчивость. И плюс – бессонница. Пытка бессонницей, которую он устроил сам себе.
Все это предопределило весь кошмар, который начался для него в тот день, когда он, как всегда своевольно, принял роковое решение провести эту «операцию» на стадионе.
* * *
Холодная вода освежила голову и мысли, и теперь Вершинин понял, что имел дело, конечно, не с телефонным хулиганом. В телефонных хулиганов, знающих его прямой номер и должность, он не верил.
Конечно, это звонил человек от Седого, с которым у него были свои счеты. Что было по крайней мере странно. Нет, не счеты, а странно то, что в три часа ночи его разбудил звонок от человека Седого. Седой далеко не глуп и очень осторожен – только поэтому еще жив. Он должен был понимать, что вот так звонить по личному телефону Вершинина – неслыханная дерзость. Что же толкнуло эту старую осторожную лисицу со много раз обкусанным хвостом сунуться прямо к охотнику?
И потом – ему назначили встречу на стадионе. Ну никак не подходящее место для тайной «стрелки». Это могло быть или подставой, или большой удачей. Большая удача в жизни встречается примерно в тысячу раз реже большой подставы – это Вершинину тоже было прекрасно известно. Так что нужно, соответственно, не менее тысячи раз подумать, прежде чем идти на такое свидание – оно могло быть не вполне безопасным, вообще, стать последним – такие, как Седой, на дерзкие маневры идут редко, но если идут – то до конца.
И уже совсем не понятно было прозвучавшее идиотское предложение.
От него требовали возвращения какой-то вещи, которую он, Вершинин, якобы незаконно изъял у какого-то клерка и за которую теперь ему предлагают сумасшедшие деньги. Назначенную сумму страшно было не только произнести вслух, но даже представить себе.
«Бред какой-то! Хоть бы намекнули! Да мало ли я вещей изъял незаконно! Всего не упомнишь!» – резонно думал Вершинин.
Да, надо тысячу раз все взвесить, все обдумать. А этого он делать как раз не любил, считая это участью трусов.
Значит, получается так. Ему, майору милиции, заместителю начальника Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, преступники предлагают деньги, неважно за что, главное – это шанс, шанс взять их с поличным, которым глупо не воспользоваться.
Вершинин вдруг вспомнил дочку, считающую его неудачником без бюджета, – жаль, что она не слышала, какую сумму ему предложили, и не знает, как высоко ценится ее отец на черном преступном рынке, наверняка по-другому взглянула бы тогда на своего отца, поняла бы, какими серьезными вещами он занимается, когда не ночует дома.
Это чувство гордости Вершинин еще так и эдак посмаковал с полминуты – имеет же он право, в конце концов, получать от работы и положительные эмоции. Потом начал действовать – решительно и быстро, как неделю не жравший хищник. Времени на согласование со своим начальством не было, потому что согласование с начальством – это ад, так что всю ответственность за операцию Вершинин взял на себя. Для ее молниеносного проведения он привлек лучшие силы, самых лучших ребят. Кроме того, через своего старого друга, командира отряда специального назначения капитана Сорокина, подтянул группу прикрытия. На всякий случай.
* * *
Не перестаю и, наверное, никогда не перестану удивляться – насколько же все вещи двойственны, неоднозначны. Вот, казалось бы, такие черты, как решительность, отвага, способность взять ответственность на себя. Что это? Это же набор черт типичного положительного героя, о котором мы узнаем еще в детстве из книг – от романов про индейцев до сериалов про милицию. Но в реальной жизни почему-то всё, скажем так, не совсем как в книгах. Есть небольшие расхождения. Решимость, отвага и способность взять ответственность на себя могут стать опасными чертами.
Вся биография Вершинина это доказывает. Да, множество блестящих операций. Но еще более обширная коллекция выговоров от руководства и, что намного хуже, – целый ряд непредвиденных ситуаций в ходе проведения операций из-за их недостаточной подготовленности. А что такое «непредвиденная ситуация» и «недостаточная подготовленность» в нашей работе? Это очень серьезные вещи, серьезней некуда.
Не хочу обидеть другие профессии, я уважаю их в равной мере. Но что такое непредвиденная ситуация в работе библиотекаря или токаря? Ну книжка порвалась, деталь вышла с браком. Плохо, конечно, плохо. Но книжку можно склеить, и процент брака, в конце концов, предусмотрен токарным производством. Есть только две профессии, в которых процент брака может напрямую означать – смерть человека. Это профессии врача и оперативника. Плохо подготовил операцию – и человека нет. Но если у врача на столе умирает сердечник, хоть и это трагично, они оба – и врач, и больной – знали, что речь идет о больном человеке, который либо умрет, либо будет жить, то при плохо подготовленной операции против преступной группировки могут умереть здоровые люди. Здоровые мужики, друзья и коллеги, которым Бог дал здоровья на сто лет вперед, других не держат, все спортсмены. У Вершинина, правда, такого греха за душой нет. Но ранения сотрудников во время его операций были. Что он об этом думал? Что сейчас думает? Помнит ли об этом? По-моему, нет.
Вот это очень плохая черта, не нравится она мне. И вообще, не нравится мне этот Вершинин, вот что я скажу. Что-то с ним не так. Такое безумное решение, которое принял он по операции на стадионе, можно принять либо будучи совсем сумасшедшим, либо, наоборот, очень хорошо информированным, причем не только с одной стороны. Но Вершинин – явно не сумасшедший. Склонность к психопатии, конечно, есть. Как говорится, налицо. На лице. Но шутки шутками, а он – не клоун в цирке. Он – офицер, и в немалой должности. Если офицер упивается своей отвагой, решимостью – это не подвиг, а опасная ошибка, преступный эгоизм. Если он берет ответственность на себя исключительно потому, что знает: победителей – не судят, он в шаге от того, чтобы перейти главную черту, отделяющую человека с оружием, защищающего закон, от человека с оружием, который опасен и, по определению, живет вне закона.
Если Вершинин эту операцию и все, что потом случилось, провел, имея какие-то иные, не имеющие отношения к психопатии и бездумности причины и мотивы, – значит... Значит, что? Значит, Вершинин, прямо или косвенно, играет на две стороны. Ну тогда он артист, просто заслуженный артист. В этом случае он может рассчитывать на мое признание его актерских способностей, но – никак не на мою любовь. Я таких «актеров» – не люблю.
* * *
Меньше чем через час спецназовцы сидели в засаде, за невысоким парапетом на самом дальнем ярусе трибуны. На противоположной стороне почти пустого стадиона, в четвертом ряду, устроились два сотрудника Управления, переодетые в спортивные костюмы. Задачу им Вершинин поставил простую и ясную.
Они должны были встретиться с человеком от Седого, взять деньги, якобы для Вершинина, и передать им мяч для регби, напичканный кокаином, который сейчас один из сотрудников вертел в своих руках. Это была подстава, но другого такого случая взять людей Седого с поличным может больше не представиться.
Конечно, подстава с мячом для регби придумана не слишком затейливо, но времени на более изощренные способы у Вершинина просто не было. Не было времени плести хитроумные сети, да он никогда и не работал в таком «паучьем» стиле, хотя некоторые общие черты со Спайдерменом у него, безусловно, были, в части супергеройской отваги и любви к ночным прогулкам по неблагополучным районам города. Но на этом их родство заканчивалось. В остальном Вершинин больше тяготел к Терминатору. Но, опять же, с той существенной разницей, что он был Терминатор, который никогда не станет губернатором Калифорнии – из-за аллергии на кабинетную работу.
