— Я бы не так вопрос поставил. Если быть точным, вам предстоит с этим работать. Будьте готовы. Есть конкретные вопросы?
— Есть, товарищ полковник. Какое отношение имеет ко всему этому мой желудок?
— Мы пока точно и сами не знаем. Но у нас есть данные, что группа капитана Лосовски проходила длительное тестирование на устойчивость к диарее. Знаете, что такое диарея?
— Понос.
— Вот-вот. Из-за этого двух постоянных партнеров капитана по группе вынуждены были сменить. У них желудки оказались более слабыми, чем это необходимо. Не прошли полное тестирование. Сам капитан и еще один член его группы тестирование прошли благополучно. Да, я не сказал, что группа состоит из четырех человек вместе с капитаном. Вы тоже, Кот, получите трех помощников, но пока мы смогли только одного подобрать. Из группы самого Лосовски. Это сотрудник Службы внешней разведки. Одновременно он же — хорошо подготовленный американский спецназовец, сержант. В американской армии сержант выполняет функции нашего лейтенанта. Только, как правило, более опытный. Сержантская должность соответствует должности нашего командира взвода. Двух других будем искать среди молодых офицеров. Вполне возможно, что и не из спецназа…
Я попытался руку в гипсе поднять, словно защититься от такого предложения. Полковник мою попытку уловил, жест понял и, опасаясь, видимо, за судьбу моего гипса, проговорил:
— Понимаю, понимаю ваше возмущение. Но вам будут необходимы технически грамотные специалисты. Вы просто ничего не сумеете без них сделать.
— Проще обезьян выдрессировать, то есть научить работать с техникой, чем брать на задание технического специалиста, — сказал я. — Извините, товарищ полковник. Мне однажды навязали такого попутчика, причем имеющего спортивную подготовку, и больше половины дороги солдатам пришлось его, по сути дела, на себе нести. А если в маленькой группе из четверых будет двое специалистов, то двум другим нужно иметь особую физическую подготовку. Боюсь, такая группа небоеспособна.
— Не переживайте. Их будет кому на себе таскать. По крайней мере, часть задания вам предстоит выполнять в окружении большого числа людей.
— То есть? Кому таскать? Каких людей?
— Бандитам, к которым мы вас намерены отправить.
Еще одна новость, не самая приятная, хотя и не такая, чтобы я сразу после нее стал писать рапорт об отставке. Давно не люблю бандитскую компанию. И обычно предпочитаю рассматривать ее через прицел автомата. Но я человек военный и потому старательно подавил в себе недовольство. И даже легкую браваду показал:
— Нельзя ли чуть подробнее ввести меня в курс предстоящей операции, товарищ полковник? Может, у меня здравые мысли появятся…
— Оперативный отдел совместно в ФСБ и СВР операцию еще разрабатывает. Как только будут вырисовываться общие контуры, вас пригласят для детализации. Будьте, Кот, уверены, что ваш опыт без внимания не оставят. Все варианты вместе с вами обсудят, и вы вместе выберете наилучший. Еще вопросы есть?
— Есть.
— Слушаю.
— Татуировка. Никак нельзя без нее обойтись?
— Татуировка — это ваша идентификация. Без нее не получится.
— Жалко. Не люблю я эти штучки…
— Но и переживать, думаю, не стоит. Татуировка будет временная. Через год она сама сойдет. Может быть, отдельные штрихи на какое-то время задержатся, но позже сойдут тоже. При таких татуировках применяется особый состав краски. Это распространенный вариант. Даже в быту. Одна татуировка надоест, сделают другую. Можете, старлей, не переживать за свое тело. Через год оно очистится. Останутся только шрамы, но шрамы боевые, а не от татуировки.
— Спасибо, товарищ полковник, утешили…
— Все вопросы разрешили?
— Последний остался. Вы не могли бы попросить, чтобы позвали ко мне священника. Здесь, в госпитале, часовня есть, регулярно молебны проводятся. Пусть священника пригласят и дадут нам возможность наедине поговорить.
— Вы, Кот, разве настолько плохи, что исповедоваться желаете?
— Я, товарищ полковник, достаточно здоров, чтобы через неделю начать первый после ранения марш-бросок. Может быть, не слезая с кровати. Но у меня там, в поселке, в момент ранения была клиническая смерть. И я побывал на том свете. Не улыбайтесь. Я там кое-что увидел.
— Я и не улыбаюсь. У меня нет оснований вам не верить.
— Вот. И хочу обсудить это со священником. И исповедоваться тоже хочу.
— Не знал, что вы верующий. В вашем личном деле ничего об этом не сказано.
— А вы — атеист?
— Когда я в вашем, Кот, звании летал в Афган, нас перед посадкой в самолет тщательно обыскивали. Так мы нательные крестики под обложку партбилета прятали, чтоб не нашли. И только в Афгане надевали их на шею. Я попрошу, чтобы священника позвали…
Костер горел большой и высокий. Те, кто развел его, не экономили дрова, такие редкие в этой горной местности. Местные жители предпочитали вместо топлива использовать верблюжий навоз. Тепла он давал гораздо больше, чем любые дрова, а в большом пламени местные жители удовольствия не видели. Но военнослужащие сил НАТО любили большие костры. Может быть, им казалось, что так безопаснее. Хотя безопасность эта была лишь видимой. Инстинкт пещерного человека, глубоко-глубоко сидящий в каждом из людей, пробуждался и подсказывал, что большой костер сродни спасительному свету. Однако в действительности костер освещал только незначительное пространство. И люди у костра видели мало вокруг себя, зато их видно было хорошо. Может быть, для пещерного человека костер и был спасительным средством от хищников. Но к современным людям у большого костра вполне мог подойти хищник гораздо более опасный, нежели дикий зверь, — другой человек.
У костра сидели трое унылых афганских полицейских. Унылость в рядах полиции и армии чувствовалась уже давно, со времени объявления о скором бесславном выводе из Афганистана сил НАТО. Все помнили, что было с полицейскими и с армейскими офицерами правительства, когда вывели советские войска. Тогда общее население страны резко уменьшилось с одновременным увеличением количества сытых ворон. И легко было допустить повторение ситуации. Каждый из полицейских думал о своей участи, об участи своей семьи и искал возможность стать перебежчиком. Мысленно искал. А как не искать, когда жить хочется…
Еще несколько человек у костра явно не афганцы. Четверо носили форму United States Marine Corps [5] и гордо называли себя словом «марины». Двое были в камуфлированных костюмах, но без погон. Между собой они разговаривали по-итальянски. Эта парочка представляла собой итальянское отделение Интерпола. И еще двое были английскими вертолетчиками, чья грузопассажирская машина стояла неподалеку в темноте, охраняемая еще одной парой полицейских и механиком ВВС Великобритании.
Костер развели в стороне от глинобитных дувалов [6] кишлака. Понимали, на открытом месте вроде бы находиться опасно. Талибы вообще словно бы из-под земли возникают. Словно на запах врагов слетаются.
Но во дворе любого дома еще опаснее. Талибы могут подойти незаметно со всех четырех сторон. И использовать дувал вместо бруствера. Уложат на глину стволы автоматов и попросту расстреляют. Потому расположиться на ночлег решили за пределами кишлака, который не считался спокойным. Когда затронуты важные финансовые вопросы, местные жители будут поддерживать ту сторону, которая им выгодна. Но талибы, если захотят прийти, никого из местных жителей и спрашивать не будут, просто придут, и все. И дело свое сделают, независимо от того, где расположится группа, в кишлаке или за его пределами. Единственное, что может талибов смутить, это большой костер. Как все партизаны, они боятся ловушек. И считают, что натовцы должны вести себя предельно скромно, чтобы никому свое присутствие не демонстрировать. И костер должны развести маленький, незаметный издали. А если костер такой большой, что его с соседнего хребта видно, то это очень похоже на умышленное привлечение внимания. На ловушку… Талибы могут в такую ловушку не пойти.
Относительно большого костра распорядился Marine First Lieutenant [7] Грофф. И с присущим ему фатализмом дремал, сидя у костра. Неспокойно себя чувствовали только английские вертолетчики. Они вообще ничего не боялись в воздухе, но на земле демонстрировали свою неуверенность и даже не стеснялись этого. Неуверенность выражалась во множестве вопросов, задаваемых афганским полицейским. И все вопросы касались талибов …
Полицейские английским языком владели слабо и объясняли англичанам весьма сбивчиво и неуверенно.
Итальянские офицеры Интерпола были более спокойны. Они уже несколько раз до этого летали сюда в командировки, знали, как их обманывают, и молча соглашались с этим обманом, потому что предпринять ничего не могли, а отчетность им тоже требовалась.
