Кузнецов наладил «граник» и положил гранату в одно из окон-бойниц. Дом пыхнул огнем, отхаркнулся целым водопадом штукатурки. Там, в глубине дома, завопили. Стрельба оборвалась.
Багратион, до того момента тупо пялившийся в оптический прицел, плавно нажал на спуск, и выстрел СВД раскатился над склоном.
Артем кивнул снайперу, и тот, усмехаясь, показал сцепленные большой и указательный пальцы правой руки: «Один есть!»
Солдаты, вихляясь, бежали вверх, поливая огнем безмолвный дом. Оттуда больше не было слышно ни единого выстрела.
– «Марс», ответь «Лимите»! – вызвал Тарасов Семенцова. – Что там у тебя?
– Идем на штурм! – бодро отозвался тот.
Артем пожал плечами и жестом показал бойцам: остаемся на месте. Если не все понятно, то лучше повременить. Чичи – если в доме остались живые – должны были отойти. Нужно оцепить селение, только наличных сил МВД недостаточно… Тот, кто планировал операцию, думал не головой, а жопой. Их этому в академии Генштаба специально учат.
Багратион задумчиво упаковывал винтовку.
– Трах вроде был, а оргазма я как-то не ощутил, – сказал Шурави, заталкивая в карманы «разгрузки» пустые автоматные магазины. – Что это было, а, командир? Какого хрена мы тут делали, а? Прикрывали сокрушительное наступление доблестных ментов?
– Выходит, рассекретили нас? – поинтересовался Мищенко. – Свои и рассекретили? Так надо, что ли?
Артем пожал плечами. Зелено-бурые фигуры солдат мельтешили под стенами дома. Мелькнуло кепи майора Семенцова. Кто-то вскинул «калаш» и помахал им в воздухе. Там праздновали победу.
«Задание выполнено. Наши дальнейшие действия?» – такое послание отправил капитан Тарасов бате в тот вечер.
«Продолжаете плотно работать со спецназом МВД», – гласил ответ.
Прапорщик Шурави был жестоко обижен: вечером, сразу после ужина, Тарасов орал на него, как на салагу-первогодка. «Были бы на базе, дневальным бы поставил сукина сына!» – так завершил капитан жестокий разгром.
«Козлина! – топая вдоль казарм, психовал Шурави. – Пацан!.. Ну, поговорил с человеком – экая секретность! Много берешь на себя, капитан! Ты в военном училище еще полы мослал, когда я под Кандагаром пролил кровь!.. Завтра, как Умара брать будем, я тебе покажу, кто воевать умеет! Сосунок…»
От этих слов стало легче на душе. Старший прапорщик отправился к новому другу – майору Семенцову, простому и понятному парню, без выкрутасов.
Купленные по случаю на КПП ноль семь водки плескались у самого сердца.
– Товарищ капитан! Товарищ капитан! – Дробный топот по расхлябанным доскам модуля отдавался в больной тарасовской голове. – Приказано будить!
Артем приподнялся на локте. Вишь ты, без доклада бежит боец – что-то нехорошее случилось…
– Товарищ капитан, вас товарищ майор Семенцов зовет! – выпалил тощий дневальный. – Будить приказано!
– Что значит «зовет»? – проворчал Тарасов. – Он совсем охренел, что ли?!
– Там у Мишки крыша съехала! – выпалил дневальный. – Совсем съехала!..
Артем спустил ноги с кровати и стал шнуровать ботинки.
– А кто такой этот Мишка? – спокойно поинтересовался он.
– Водитель с хлебовозки… У него это… девушка замуж вышла! В Рязани…
– Ну, если в Рязани… А сколько служит?
– Восемь месяцев.
– Он с оружием, что ли? Шухер такой подняли…
– Так точно, с оружием… Застрелюсь, говорит!
– Где он?
– На старом складе заперся.
Майор Семенцов, укрывшийся за пустыми бочками из-под соляры, тихо матерился: мобильный зама по воспитательной работе не отвечал. Рядом топтался дежурный по роте. Из-под днища разобранного «ЗИЛа» торчали две пары ботинок: караульные держали склад под прицелом.
Артем прошел мимо Семенцова, не удостоив того взглядом, и медленно двинулся по открытому месту прямо к укрытию, где скрывался потенциальный самоубийца. Тарасов чувствовал: оттуда, из-за двери следит за ним затравленный взгляд человечка, давшего слабину на войне.
Сквозь худые доски двери возбужденно поблескивали глаза бойца. Сумасшедшими глазами смотрел он на ставший тесным и черным мир, уставив ствол табельного «калашникова» в дверной проем. Что нужно этому бледному капитану с перевязанной головой? Тоже, видно, дисбатом станет стращать…
Тарасов подошел к двери вплотную, взялся за ржавую щеколду, потянул. Сумерки. Силуэт в мешковатом камуфляже. Автоматный ствол глянул в лицо Артему.
– Сынок, не дури-ка, – глядя прямо в перемазанное грязью дергающееся лицо солдатика, устало проговорил Артем. – Ты мне автомат дай – у меня надежней будет.
– Мне сказали: дисбат! – теряя голос, протявкал тот. – Мне сказали… Застрелюсь!
– А я тебе говорю: не будет никакого дисбата. Выходи, давай мне автомат и пойдем со мной – водки налью.
Укрывшиеся поодаль с недоумением слушали речь командировочного капитана. Он не угрожал и не лебезил.
– Ты правду говоришь? – блеснул глазами солдатик.
– Гадом буду! – сказал Артем и встал на пороге. – Давай «калаша» – вон руки трясутся как! Неровен час уронишь, разобьешь… А вещь дорогая, между прочим.
В напряженной тишине было слышно, как звякнуло кольцо на автоматном ремне. Тарасов принял оружие, небрежно забросил за плечо: салага даже с предохранителя не снял.
Дрожа всем телом, боец вышел на свет.
– Что ж ты, сукин сын! – коршуном кинулся к проштрафившемуся Семенцов, но Тарасов остановил того движением ладони.
– Майор, я бойцу водки обещал. Сначала налью, потом будешь с ним разбираться. Советую замять дело – иначе тебе же дороже выйдет. Лично я просто бы морду набил. Да не боись, сам пить не буду. Голова и без того чугунная…
Вечером после ужина Семенцов, помявшись и тиская в ладонях свое залихватское кепи, проговорил:
– Нас отправляют на сопровождение колонны… Подсобишь со своими орлами, а, капитан?
Первым желанием Артема было отказать. Это работа для обычного ментовского спецназа, а не для «леших» из «Шишкина леса». Но такая просьба была в майорских глазах, что отказать было очень трудно.
– Наводка имеется? Ждать, что ли, будут? – спросил Тарасов.
– Да вроде того…
Вышли на рассвете. Три зеленых бэтээра в камуфляжных разводах катились по дороге. Пятерка Тарасова вольготно расположилась в нутре средней машины. Артему почему-то подумалось о солдатиках, набитых в соседних машинах навроде килек в банке, толкающихся «сферами», сцепляющихся автоматными стволами и по этому поводу сдержанно матерящихся. «На войне много и часто ругаются», – вспомнились неизвестно чьи слова из старой книжки.
– На броне бы поехали, – буркнул Мищенко. – Опять в войнуху играем, командир?
– Будешь много разговаривать, точно проиграешь, – прогудел в ответ Кузнецов.
Все детали предстоящей операции были десять раз обговорены, но Артема не оставляло смутное беспокойство. Не прозевали ли чего? Не просчитались?
– «Марс», я «Лимита», – вызвал Артем Семенцова. – Что там видно с головной машины?
Слышно было, как майор ржет в рацию:
– Нас обогнали белые «Жигули»!
Дорога накренилась, изогнулась. Головной бэтээр, будто подтянувшись на четырех колесах правого борта, подминая кустарник, двинулся вверх по сыпучему склону. Бэтээр с бойцами «Шишкина леса» пошел следом.
Чутким ухом Артем уловил нездоровый взвыв дизеля: машина шла боком, готовая сверзиться с обрыва. На свету мелькнула щека водителя с ползущей струйкой пота.
– Брысь! – мгновенно приняв решение, скомандовал Артем.
Тот мотнул головой в шлеме:
– Запрещено, товарищ капитан! Нормально ж идет машина.
Дрожь корпуса судорогой прошла по телу.
– Ты сколько служишь? – спросил Тарасов, кладя руку на плечо бойцу.
– Девять месяцев…
Капитану хотелось тут же наорать на водителя, но злое желание сразу отпало: мало, что ли, орали на пацана…
– Давно служишь… – хмыкнул Артем. – Осыпь чувствуешь? Ну, камешки, камешки, которые под нами уже ползут? Там машина сто процентов боком пойдет и сковырнемся всей компанией вон туда… – Тарасов указал пальцем вниз.
Водитель вопросительно взглянул на офицера.
– Давай-ка, сынок, слезай с козырного места, а вместо тебя этот дяденька за управление сядет… Кузнецов, давай, порули!
Бэтээр, чуя крутой спецназовский норов, взревел и осторожно тронулся, качнулся, пополз. Стрельнули острые камешки по борту. Мелькнуло в три четверти лицо прапорщика. Ну и морда у него была! Скривленные губы, оскал нечеловеческий – кажется, вот сейчас выпустит прапор клыки и зарычит, перемежая рык с матом. Казалось, сейчас настоящий Кузнецов, оставив на водительском месте свою тень, там, снаружи, подпирает плечом борт бэтээра и стонут они оба от натуги – человек и бронированная машина.
Ковырнулись колеса в осыпи, завертелись. Бэтээр выровнялся и двинулся вверх по склону. Солдатик-водитель смотрел на это безобразие, и его испуганные скулы по-лисьи выдавались вперед.
