Ознакомительная версия.
Впрочем, сам Алексей женился недавно: из четверых друзей супругой своевременно обзавелся только Славский в своих Штатах. Как подозревал, основываясь на некоторых сведениях, полученных от Ленькиной кузины Сонечки, Баканин, Ленька женился вроде бы не совсем по любви, а возможно, и совсем не по любви… Впрочем, Сонька всегда была не только шлюхой, но и злопыхательни-цей. И, как убедился Алексей, встретив ее случайно на Тверской с месяц назад, за прошедшие годы ничуть не переменилась.
Визит к Белецким вышел не только грустный, но и неловкий: сказать что-либо утешительное Мартусе и этой их добрейшей старушенции Баканин не мог. Разве что заверить, что ищут Ромку полным ходом. Вот тут он все-таки соврал: какой уж «полный ход», если официальное заявление об исчезновении Романа можно будет подать только через два дня? Просто отцовские коллеги из добрых чувств к генералу послали в аэропорт парочку оперов — вот и весь «полный ход». И, судя по Мартусиному взгляду, она это поняла. Вскоре Алексей, почувствовавший себя совсем паршиво после жалкой попытки взбодрить расстроенных и напуганных женщин, засобирался домой. И, очутившись за рулем своей поношенной «бээмвухи», даже почувствовал некоторое облегчение. Зачем, спрашивается, приперся? Мог бы и звонком обойтись.
Он снова подумал о Витьке, который, в отличие от него, поступил куда разумнее. Потом, уже застряв в поздней пробке, образовавшейся из-за какой-то крупной аварии на шоссе, решил, что по крайней мере пока они с Банниковым должны поддерживать Марту материально: вопрос в том, под каким соусом поднести это ей? Алексей не сомневался, что девочка, обладавшая не только сильным, но и гордым характером, наверняка заартачится. Что же ей, если с Романом действительно случилось страшное, на инвалидную пенсию существовать?…
К своему дому он подрулил уже за полночь. Авария оказалась серьезной, и в пробке он простоял почти сорок минут. И вот абсолютная темнота в подъезде и не работающий соответственно лифт. В их престижном, расположенном почти в центре доме такое в последний раз случалось, вероятно, года три назад. Алексей в досаде сплюнул и обреченно потащился на свой шестой этаж.
Алексей Сергеевич Баканин никогда не был особо сильным физически, никогда не отличался, как тот же Ромка, хорошей реакцией. Поэтому он и не сразу понял, что, собственно, происходит, когда чья-то железная рука пережала ему гортань. Рука возникла из тьмы, откуда-то из-за спины, и Алексей рефлекторно схватился за нее, больше напоминающую толстенную металлическую трубу, обеими руками, пытаясь освободиться от нечеловечески сильной хватки… Но убийца и не собирался его душить.
В следующее мгновение острое лезвие точно и легко вошло сзади под левую лопатку Баканина — адская боль рассеяла тьму подъезда, превратившись в огненную крутящуюся воронку, необратимо потянувшую его в свой полыхающий смертоносный омут. Спустя секунду убийца выпустил из рук обмякшее тело своей жертвы.
Спускаться он не стал, почти спокойным шагом направившись наверх, к двери, ведущей на чердак, а оттуда — на крышу… Пути отхода с места убийства он изучил заранее, а удача, как обычно в таких случаях, сопутствовала ему.
Спустя тридцать минут убийца уже садился в неприметный серый «жигуль», поджидавший его в одном из соседних с элитным домом переулков, предварительно аккуратно протерев смертоносное лезвие и убрав его под сиденье. Элитным дом на деле оказался только по названию — ни охраны в подъезде, ни консьержки. Лишь домофон хорошо знакомой убийце конструкции. Единственная накладка — ждать пришлось дольше, чем он рассчитывал. Но это даже лучше: собачники успели выгулять своих тупых питомцев: ни один из них не тявкнул в сторону чердака, где он прятался в ожидании своей жертвы.
Прежде чем взяться за средней толщины пачку документов, поджидавшую его на рабочем столе с вечера, Александр Борисович Турецкий, помощник Генерального прокурора России, важняк с безупречным следственным опытом, осторожно водрузил с помощью левой руки локоть правой на столешницу… После недавнего ранения[1] предплечье все еще болело. Правда, доктор утверждал, что это — чисто психологическое явление. Саша ему не верил, полагая, что пуля, настигшая его в собственной машине, наверняка задела какой-то нерв, а врачи данный факт не углядели. Результаты последнего рентгена в их правоте его тоже не убедили.
Турецкий посидел немного просто так, бездумно уставившись в пространство, потом вздохнул, нахмурился и со слегка брезгливым выражением на осунувшейся за время болезни физиономии открыл наконец папку с бумагами: похоже, теперь ему предстоит не один месяц, а возможно, и год влачить жалкое существование «кабинетной крысы»… Однако углубиться в документы он не успел: селектор на столе Александра Борисовича ожил и голосом непосредственного начальника и старинного друга Кости Меркулова коротко скрипнул:
— Саня, зайди!
Такие вот ранние, еще до ежедневной летучки, вызовы к шефу, как правило, ничего хорошего не сулили. Но сегодня Турецкий был даже рад возможности оттянуть неизбежное общение с документами. И спустя пять минут, миновав приемную Константина Дмитриевича и, как всегда, ласково подмигнув его бессменной секретарше Клавдии, входил в кабинет Меркулова.
Костя был не один: помимо него в довольно тесном, но всегда хорошо проветриваемом кабинете находилось сразу два генерала, кроме того, в кабинете против обыкновения оказалось накурено — хоть топор вешай… Один из посетителей был Саше незнаком: сухощавый, пожилой, с абсолютно седыми волосами и серым, осунувшимся лицом. Зато при виде второго Турецкий улыбнулся и удивленно поднял характерным движением бровь.
— Ка-акие люди в гости к нам! — прокомментировал он появление в кабинете Меркулова (между прочим, без предварительного захода к нему самому!) еще одного своего старого друга, заместителя главы Первого департамента МВД Славы Грязнова.
На его попытку разрядить дымную и отчетливо напряженную атмосферу, тоже против обыкновения, никто должным образом не прореагировал, а непосредственный начальник даже соизволил слегка поморщиться:
— Садись, Саша… Знакомься, — он слегка наклонил голову в сторону незнакомого генерала, — генерал-майор МВД в отставке Сергей Иосифович Баканин… А это, Сергей Иосифович, и есть Александр Борисович Турецкий!
Обменявшись с поднявшимся со своего места Баканиным рукопожатием, Саша присел на жесткий диванчик напротив стола Меркулова и вопросительно уставился на Костю.
— Вот что, Саша. — Меркулов откашлялся. — У Сергея Иосифовича неделю назад убили сына… Как полагает он сам, причина убийства кроется в весьма странной истории, началась которая очень давно…
— Пятнадцать лет назад, — произнес Баканин и, повернувшись к Турецкому, посмотрел на него покрасневшими от горьких, бессонных ночей глазами. — Александр Борисович, я много о вас слышал… — Он на мгновение умолк, словно что-то сдавило ему гортань. Потом продолжил тихим, немного хрипловатым голосом: — Я уверен, если кто-то и сумеет разобраться в случившемся, найти убийцу моего сына и его друга, так это вы…
Саша бросил быстрый вопросительный взгляд на Меркулова и вновь со всем возможным вниманием сосредоточился на Баканине, вызвавшем у него с первых же слов острое сочувствие и несомненную симпатию.
Меркулов правильно истолковал взгляд Турецкого и тут же поспешно пояснил:
— Дело в том, что примерно за сутки или чуть больше до убийства Алексея бесследно исчез имеющий ко всей этой истории прямое отношение друг сына Сергея Иосифовича… Прямых свидетельств этого убийства нет, труп пока не найден, но судя по всему…
— Так, — прервал Константина Дмитриевича Турецкий, — поскольку я пока ничего не понимаю, было бы неплохо объяснить все сначала…
— Если никто не против, можно я? — заговорил молчавший до сих пор Вячеслав Иванович Грязнов. Саша понял, что не любящий излагать свои мысли, так же, как и все прочее, вслух, Славка, видимо, решился на это исключительно из сочувствия к генералу Баканину. Судя по непривычной задымленности меркуловского кабинета, мужчины сидели здесь давно, и Сергею Иосифовичу, вероятно, уже довелось (наверняка не в первый раз!) рассказывать свою историю.
А история и впрямь оказалась странненькая… Александр Борисович, отродясь не приветствовавший те моменты своей жизни, когда на него сваливалось очередное тухлое дело, сам не заметил, как в его душе, видимо, успевшей за долгие больничные недели основательно стосковаться по работе, вначале зародился, а затем и разгорелся не только интерес, но и тот самый кураж, который вел его по жизни в особо сложных расследованиях. Несмотря на скупость Славкиного изложения, отнюдь не грешившего художественными деталями, он словно вживую увидел и четверых друзей-мальчишек, создавших на гениальном прорыве (во всяком случае, так это было, по мнению генерала Баканина, изредка вмешивавшегося в монолог Грязнова) принципиально новую по своей сути программу поиска в Интернете. Их так по-разному сложившиеся за эти годы судьбы. И когда наконец Константин Дмитриевич передал Турецкому через стол пачку снимков, верхние из которых принадлежали фигурантам странного дела, Александр почти не удивился, что именно такими и представлял этих ребят, слушая Вячеслава Ивановича. Первые фотокарточки относились к далекому уже девяносто первому году…
Ознакомительная версия.
