Шли дни, недели. На улице тишина стояла. Не крутили музыку внуки Петровича. Не показывались во дворе. Слух о воровстве шкуры облетел всех соседей, какие проходили мимо, отворачивались от дома и демонстративно не здоровались с Петровичем, одиноко курившим на скамейке возле калитки. Его перестали замечать, и старик болезненно переживал случившееся. После недели соседского бойкота нервы человека сдали, он ушел в дом и захворал.
Не выходил на крыльцо Андрей. Приноровился пить кофе дома. Даже окна перестал открывать. Его дочери и жена молча копались в огороде. И теперь даже белье сушили в сарае или на чердаке. И сторону соседей не оглядывались. Все помнили обиду. Она пролегла между людьми глубокой пропастью, в какую никто не решался заглянуть. А перебросить через нее мост никто не хотел.
Сколько длилась бы эта размолвка? Но… Внезапно среди ночи раздался стук в окно. И знакомый, усталый голос сказал:
— Пап! Открой! Это мы!
Катерина, как была в ночной рубашке, так и побежала открывать двери. Спотыкаясь о чемоданы, бросилась к сыну:
— Игорешка! Сынок! Зайчик мой! Приехал, ненаглядный! — сдавила сына в объятиях. Тут и Васька подоспел в исподнем. Понял, сына из рук жены не отнять. Вспомнил о своем виде, приметив невестку. Сконфузился. Задом попятился в дом, оделся наспех. Сын с невесткой уже разговаривали с Катериной в кухне:
— Не было времени предупредить вас. Все внезапно получилось. Отпуск долго не давали. А тут мы решили настоять, вдвоем к главврачу пришли. Объяснили ситуацию. Он согласился. Все сделали в два дня и поскорее уехали, чтоб из отпуска не смогли отозвать. У нас это практикуют, — усмехнулся сын.
— А как тебя зовут, голубушка? — обратился Вася к невестке.
— Лида! — покраснела непонятно от чего.
— Жена? Иль невеста? — не успокаивался Вася.
— Да погоди ты, старый черт! Расскажут сами, куда торопишься? — осекла жена.
— Мы расписались как раз перед отпуском. Но вместе не жили. По общежитиям… Снимать квартиру — очень дорого. А свою не скоро получим. Вот и сами не знаем, кем доводимся друг другу? Стыдно признать…
— Во! Значит, свадьбу справим вам! Здесь — дома! — оживился хозяин.
— Зачем лишние траты? — всплеснула руками Лидия.
— Какие траты? Народу будет немного! Всего одна наша улица и две бригады. Моя и Катерины! — захохотал Вася и с утра поспешил к начальству. Оформил отпуск на неделю для себя и жены. Весь день вместе с сыном возил продукты с рынка. Женщины готовили. А на третий день грянула свадьба.
Всех соседей созвал Василий. Игорь, не спрашивая отца, приглашал каждого. Не знал о ссоре Андрея с семьей Петровича, усадил их рядом. Те сидели, отвернувшись друг от друга — не разговаривали.
Игорь приметил. Расспросил Андрея. И, громко рассмеявшись, сказал отцу:
— Ну, ради меня, сознайся, твоих рук дело? Не могли внуки Петровича шкуру взять! У обоих от шерсти с детства аллергия! Я помню это и теперь. И на них никогда не подумал бы и не поверил в ту чепуху!
— Ну ладно, доктор! Расколол до самой жопы. Я им ту шкуру в багажник сунул! За цветы проучил! — сознался Василий, разомлев от пары рюмок.
— Что ж ты сделал? Гад ползучий! Мы Семку еле откачали. Чуть не задохнулся. Все горло обнесло. По всему телу красные пятна. Думали, кара Божья достала его! Про аллергию запамятовали!
— Выходит, опять Васька нашкодил? Ну и плут мужик! А я на тебя обижался! Ни за что ни про что обзывал всех вас! Теперь хоть поняли, кто поссорил! Давай мировую выпьем! — обнялись соседи.
Хороший повод — примиренье! Заодно и свадьба. На хозяина и молодых никто не смел обижаться. Васька знал, сознайся сам в любой другой день,
могли побить. Здесь, когда перед людьми выпивка и закуска, никто не вспомнил о причине ссоры. Разве только Петрович. Ему, старому, тяжелее всех досталось. Но выдержал, куда деваться? И не такое пережил. Теперь улыбается, доволен. А не будь Игоря, где взял бы повод к примирению со всеми разом.
Гудит свадьба песнями и смехом. Верхний сосед, недавно заливший фекалиями огороды Андрея и Василия, отплясывает с Мариной. А дочери Андрея — с новым русским Иваном. Сегодня, впервые за год, он снял очки. Оказался сразу нормальным парнем. И брюки на нем приличные — взрослые, рубаха хорошая. Его в этом виде не враз узнал Василий. Только по стрижке.
Редко нынче справляют свадьбы в домах. Все чаще гробы выносят. Изменилось время, и люди разучились веселиться. Еще недавно по три дня, а то и по неделе пили за здоровье молодых. Тут же, уже на второй день мало кто пришел. Лишь те, у кого голову дома нечем было подлечить. У остальных неотложные дела нашлись, поважнее соседской свадьбы. Василию досадно стало. Но всем устроить пакость не мог. Хотя и обиделся на многих.
Васька поневоле примирил соседей, и теперь они собирались во дворах. Мужики забивали «в. козла», бабы на скамейке, как куры на нашесте, перемывали кости всех знакомых. С приездом Игоря и Катерине, и Василию стало недосуг. Уговаривали сына и невестку навсегда уехать с Севера, жить и работать в своем городе. ;
— Пойми! Тут и овощи, и фрукты свои. Жена забеременеет, не надо втридорога покупать. Сами заготовим на всю зиму. Опять же оба работаем. Не! станете в копейке нуждаться. Да и дом свой. Коль мал станет — расширим, достроим. Все в наших руках. Нанимать не придется. Внуков поможем подрастить. Зачем вам на чужом месте маяться? — уговаривали сына.
— Все так, но не хочу обузой вам стать. Ведь помогать я должен. Но не получается. А жить иждивенцем — не могу!
— Все люди нонче живут кучкой. На что внуки Петровича говно, и то вместе маются. Не кидают деда и слухаются. Да и он, не гляди, что старый хрен, за виски обоих тягает и подмоги ни у кого не просит. Сам справляется покуда. А и нам — чего делить? Свои, кровные! Зачем разбегаться по свету? Мы стареем. Придет время — вы досмотрите. На то она семья, чтоб друг другу помогать. В ней нет иждивенцев. И ты глупое закинь. Покуда мы с Катериной в силах — поставим новый дом — для внуков. Чтоб, взрастая, не смотрели на сторону и от своего дома сердцем не отворачивались.
— Пойми, отец, мы уже привыкли там.
— К чему? К общагам и голодухе? Тут твое гнездо! — упрямился Васька, привыкший за две недели к тихой, спокойной невестке. Она была полной его противоположностью.
— Отец! Да ты, если родятся дети, научишь их такому, что никто не обрадуется! — рассмеялся Игорь.
А чего? Коль мальчата появятся, с молочных ногтей обучу рогаткой пользоваться, — сознался Василий.
Во! О том и говорю!
Зато весело жить будете! Скучать станет некогда. А дом мне для вас вся улица поможет строить. Петрович с внуками…
Не-ет, этот не придет, — засомневался Игорь.
— Сейчас прибегут. Хошь? — открыл окно и, увидев во дворе машину, достал из кармана маленькую дудку. Взял в рот, и вся семья прильнула к окнам, не поняв, когда и зачем на их улице появились гаишники.
На звук сирены вся семья Петровича вывалила во двор. Даже старая бабка, держась за калитку, выглянула из-за двери. Васька хохотал, согнувшись к подоконнику. Игорь головой качал, улыбалась Лида. Катерина гордо вскинула голову:
— Гля, как напужались, аж ноги сдвинуть не могут, полные портки наложили. То-то! Коль душа чиста — бояться нечего. А эти — поусирались!
— Эй, Василий! Зачем озоруешь? — не выдержал Петрович.
— Пыли ко мне! Разговор есть! Это я вот так тебя позвал!
— Ты, твою мать, смени позывной! Не то в другой раз до разрыва сердца доведешь! Мы чуть живые от твоих шалостей, гад ты, окаянный, — вошел Петрович в дом.
— Уговариваю своих остаться. Ну и хочу им новый дом ставить. Снести сарай и на его месте заложить фундамент.
— Хороша затея, дельная. Коль что надо подсобить, мне скажи. Я с мальцами не промедлю.
— Вот спасибо тебе на добром слове!
— Коль еще пару мужиков кликнешь, за лето уложимся. Подведем под крышу. А внутри уже и зимой можно делать. При свете! Твоим поставим, потом моему Павлу. Тож остепениться решил, семью завести. Глядишь, наша молодь в новых домах заживет. Так и верно! Дай им Бог!
Игорь смотрел на отца, на мать, не понимая, что изменило их? Он узнавал и не узнавал обоих. Он не знал, как втай друг от друга мечтали они о внуках. Своих, родных. Но жизнь не дарила надежды. И родители глушили боль работой, не позволяли себе расслабиться ни на минуту. Выматывались, чтоб не только о предстоящей старости, а имя собственное забыть к концу дня. Потому не любили отпуски, выходные и праздники. Куда в них деть самих себя? Друг друга расстраивать не хотелось. Вот и жили… Одиноко и в страхе перед завтрашним днем. Его надо было скрасить. Чтобы отвлечься на подольше и не вспоминать, что из дома упорхнул единственный сын. Они видели отчужденье в глазах соседей. Вслух упрекнуть не всяк решался. Знали, Василий не простит и достанет любого. Но оставшись с самим собой — не соврешь. И человек изводил себя упреками. О том никто не знал.
