ни худоба, ни тучность, он был обыкновенным среднестатистическим подростком, ну разве что чуть-чуть смазливым. Обычно его все раздражало, он везде находил минусы и ждал от всего подвоха. Иногда казалось, что Паха вообще страдает от жизни и хочет только перетерпеть этот немного затянувшийся промежуток от рождения до смерти. Но Паха был очень артистичным и веселым. Заурядным, вышедшим с одного конвейера безликим курткам, штанам и шапкам, какие носили почти все пацаны-старшеклассники из их школы, Паха предпочитал что-то яркое и выразительное, например двубортное пальто в яркую клетку и широченные джинсы. И где он только доставал это шмотье? А еще он считал себя самым умным и знал все всегда лучше всех. От этой невыносимой самоуверенности Паха совершенно не умел держать язык за зубами.
Будучи рядом с Реутовым, он любил, как шавка, тявкать на проходящих мимо одиноких представителей из борзых компаний. Причем негромко, вполголоса, когда встречный пацан уже равнялся с ними и делал шаг дальше. Паха был уверен, что даже если миновавший их чувак и услышит оброненную им колкость, ему будет просто лень разворачиваться и вступать с ними в полемику, а тем более – в драку. Обычно так оно и было.
Когда Реутов и Наташа встречались уже около месяца, Толик давно позабыл про Катьку и был всецело поглощен учебой.
Было время сдачи выпускных экзаменов. Школа кишела учениками. У каждого кабинета волновалась броуновским движением какая-нибудь группка отстающих балбесов, не успевших сдать предмет вместе с основной массой класса.
В тот день, отстрелявшись с английским, Толик, Паха и Реутов проходили мимо кабинета по литературе. У окна, напротив закрытой двери с приклеенной надписью: «Тихо, идет экзамен!», терлись трое ребят из самого развязного класса.
– О, Черепаха! – Вихрастый верзила с зелеными глазами навыкат и худыми щеками, уже поросшими щетиной, припечатал розовый шарик жвачки к батарее и вышел на середину коридора, преграждая Толику, Реутову и Пахе путь. – Куда прем?
Санька Реутов покачал головой и хотел было просто обойти вихрастого, но тот сделал шаг в сторону и снова преградил ему путь. Санька медленно поднял на пацана большие коровьи глаза – мол, давай разойдемся мирно.
– Да ты че, попутал? – Вихрастый развел в стороны руки. – Я ж только спросить хотел.
Санька вопросительно кивнул, мол, че.
– Литру сдал? – Вихрастый достал из кармана зажигалку и принялся чиркать ей.
Реутов утвердительно кивнул.
– А ты че все киваешь? – вихрастый не унимался. – Язык устал?
Прихвостни вихрастого, стоявшие у батареи, заржали.
– Это вы, наверное, с дочкой литераторши хорошо позанимались, – продолжал вихрастый, почувствовав поддержку своих дружков.
– Пройти дай! – не отвечая на зубоскальство вихрастого, Реутов с силой отодвинул его здоровенной рукой в сторону и пошел дальше по коридору. Толик с Пахой не стали задерживаться у кабинета литературы и поскорее догнали Реутова.
– На улице договорим, – крикнул вдогонку вихрастый, обиженный толчком.
– Литру сначала сдай, даун, – ответил негромко, будто бы сам себе, Паха, ускоряя шаг.
– Че ты там сказал, щуплый? – визг вихрастого заполнил весь коридор. – Сюда иди!
Не успел Паха спрятаться за спинами Реутова и Толика, как почувствовал на шее крепкую удавку – вихрастый налетел на него сверху, хватая за горло правой рукой. Резким рывком на себя верзила повалил Паху на исчерканный полосками линолеум.
Паха не мог вдохнуть, горло пережало, из глаз брызнули слезы. Все, что он мог, – это мычать. Санька тут же скинул рюкзак и, подскочив к вихрастому, одним ударом пробил ему корпус. Вихрастый заскулил, отпуская Паху. В следующее мгновение кулак лупоглазого верзилы уже летел в лицо Саньки.
– Все, все, хватит! – заорал Толик, подбегая к сцепившимся парням.
Кое-как растащили их.
– Да ты че, Витян, хорош! – друзья держали под локти раскрасневшегося вихрастого, который все норовил вырваться. Паха лежал на полу и тер шею. По его виду было трудно понять, действительно ли ему все еще плохо или он уже просто исподтишка наблюдает за всей этой стычкой.
– Что здесь происходит? – Дверь кабинета литературы резко открылась – Алиса Федоровна строго оглядела столпившихся ребят. Пальцем она придерживала нужную страницу в томике Лермонтова. Наконец она произнесла: – А, Краснов, Малютин и Зотов? Давайте, быстро в класс и берите билеты! Устроили тут…
Вихрастый и компания похватали свои вещи и, все еще громко что-то выясняя друг у друга, прошли мимо учительницы в кабинет.
– Ребят, ну вы-то… – Алиса Федоровна бросила на черепашью троицу изумленный взгляд, но, не договорив, покачала головой и закрыла за собой дверь.
– А круто ты его отделал, Сань! – уже совсем придя в себя, хохотнул Паха.
– Да вставай уже, – недовольно пробурчал Толик.
Реутов молча собирал рассыпавшиеся из рюкзака тетради и ручки. Под его левым глазом наливался свежий фингал.
– Ну правда, Сань, за дело он получил. Нечего было фигню гнать, да?
– Да! – гаркнул Реутов. Он резко подскочил к Пахе, схватил его за грудки и с силой встряхнул. – Нечего было фигню гнать!
Паха с ужасом вытаращился на Саньку. Глаза здоровяка пылали гневом, на щеках играли желваки, губы напряженно растянулись. Рот Саньки было так близко к лицу Пахи, что он даже почувствовал присвистывающее сбитое дыхание друга.
– В следующий раз и тебя отделаю… – сквозь зубы прошипел Санька, но его голос прозвучал так по-чужому, что он, будто тоже поняв это, тут же отпустил воротник Пахиного пальто и вскочил на ноги. В глазах Реутова расплескалось неподдельное волнение.
Санька медленно отвел глаза от Пахи. Не зная, что делать, он переводил взгляд то на стены, то на пол, то на вид за окном. Его руки со все еще сжатыми кулаками висели вдоль тела, как две уставшие дубины. Толик и Паха неотрывно смотрели на Саньку.
– Ладно… – сказал Реутов, обращаясь к своим кулакам. По его потеплевшему голосу было слышно, что он успокоился и уже остыл. Потом он сгреб рюкзак и поплелся в сторону лестницы.
Толик проводил взглядом Реутова и подсел к Пахе, подавая ему руку.
– Ты совсем дебил, да?
– Да я-то че! – Паха удивленно поднял брови. Он отвел руку Толика и поднялся сам.
– Ниче, пошли.
Уже на улице всю дорогу что-то обдумывающий Паха наконец снова заговорил:
– Нет, ты понимаешь, Толян, это из-за своей любви он озверел.
– Не гони.
– Да из-за своей Наташи он теперь глотку перегрызет, ек-макарек, ты че не видишь, он конкретно на нее запал.
– Ну и че?
– А то, Толян… – Паха сделал многозначительную паузу и продолжил: – Санька сам говорил, что мы – задроты, ботаны и лохи – никому, кроме друг друга, не нужны. Что мы должны держаться вместе. В нашей
