В конце концов он отложил фотографии и достал прилагающиеся отчеты. Отпечатков пальцев на ленте не нашли, зато с изнаночной стороны собрали несколько волосков и микроскопических волокон. Волосы, как выяснилось, принадлежали жертве. Волокна сохранили в ожидании дальнейшего приказа о проведении анализов. Все упирается во время и финансирование. Расследование должно достичь точки, в которой появятся волокна из вещей подозреваемого – тогда их можно будет исследовать и сравнить с имеющимися. В противном случае дорогостоящие и трудоемкие анализы окажутся напрасными.
Маккалебу уже приходилось сталкиваться с подобным распределением следовательских приоритетов. В правоохранительных органах на местах было общепринятой практикой не предпринимать дорогостоящих мер без крайней необходимости. Хотя его несколько удивило, что в данном случае такой необходимости не увидели. По-видимому, прошлое Ганна, некогда подозреваемого в убийстве, опустило его в низший класс жертв, тех, ради которых лишние меры не предпринимаются. Может быть, подумал Маккалеб, потому-то Джей Уинстон и пришла к нему. Она ничего не говорила об оплате его потраченного времени... Впрочем, он все равно не смог бы принять денежное вознаграждение.
Маккалеб перешел к дополнительному отчету, написанному Уинстон. Она направила фотографии ленты с надписью профессору лингвистики из Калифорнийского университета, и тот определил, что надпись сделана на латыни. Тогда Уинстон обратилась к вышедшему на пенсию католическому священнику, жившему в доме при церкви Святой Екатерины в Голливуде и двадцать лет преподававшему латынь в церковной школе, пока в начале семидесятых древний язык не вычеркнули из учебного плана.
Прочитав перевод, Маккалеб почувствовал, как поднимается по позвоночнику легкий ток адреналина, как натянулась кожа. Им завладело чувство, сходное с головокружением.
Cave Cave Dus Videt
Cave Cave D(omin)us Videt
Берегись Берегись Бог Видит
– Прости, Господи!.. – тихонько протянул Маккалеб.
Это было не просто восклицание. Так он и его коллеги в Бюро неофициально классифицировали дела, в которых улики указывали на религиозные мотивы. Когда обнаруживалось, что одним из возможных мотивов преступления был Бог, в частных разговорах оно упоминалось как дело "Прости, Господи". Это вообще все сильно меняло, ибо божье дело никогда не заканчивалось. Если убийца использовал на месте преступления Его имя – жди продолжения. В Бюро говорили, что божьи убийцы никогда не останавливаются по доброй воле. Их надо останавливать. Теперь понятны опасения Джей Уинстон, что дело закроют. Если Эдвард Ганн – первая жертва, то скорее всего уже сейчас убийца нацелился на кого-то еще.
Маккалеб нацарапал в блокноте перевод сделанной убийцей надписи и некоторые другие соображения. Написал: "Выбор жертвы" – и дважды подчеркнул.
Потом снова заглянул в отчет Уинстон и заметил внизу страницы с переводом абзац, отмеченный звездочкой.
* Отец Райан утверждает, что видимое на ленте слово «Dus» – сокращенная форма слова «Deus» или «Dominus» – главным образом встречается в средневековых Библиях, а также на церковной резьбе и других произведениях искусства.
Маккалеб откинулся в кресле и отпил воды из бутылки. Этот последний абзац оказался, пожалуй, самым интересным. Содержащаяся в нем информация могла стать способом, при помощи которого убийцу удастся выделить в небольшой группе, а потом и найти. Изначально круг подозреваемых был огромен; в сущности, он включал всех, кто в новогоднюю ночь имел доступ к Эдварду Ганну. Информация отца Райана значительно сужала его до тех, кто знал средневековую латынь или где-то видел слово "Dus", а возможно, и всю надпись.
Вероятно, где-нибудь в церкви.
5
После всего прочитанного и увиденного у Маккалеба не возникло даже мысли о сне. Была уже половина пятого, и он знал, что закончит ночь в каюте. Возможно, в Квонтико еще слишком рано, чтобы застать кого-то в отделе бихевиористики, но он все равно решил позвонить. Поднялся в салон, вынул сотовый телефон из зарядника и набрал номер. Когда отозвался дежурный на коммутаторе, Маккалеб попросил переключить его на специального агента Брэзил Доран. Из всех возможных вариантов он выбрал Доран, потому что в свое время они хорошо работали вместе – и часто далеко друг от друга. К тому же Доран специализировалась на установлении подлинности и символике икон.
Звонок попал на автоответчик, и, слушая приветствие, Маккалеб решал, оставить ли сообщение или просто перезвонить. Вначале ему казалось, что будет лучше повесить трубку и попробовать найти Доран позже: от личного звонка уклониться гораздо труднее, чем от записанного сообщения. Но потом решил довериться прежнему товариществу, пусть даже он не работал в Бюро уже почти пять лет.
– Брасс, это Терри Маккалеб. Давно не виделись. Послушай, я хочу попросить тебя об услуге. Не могла бы ты перезвонить мне, как только улучишь минуту?
Он продиктовал номер своего сотового, поблагодарил и дал отбой. Можно было бы взять телефон в дом и подождать звонка там, но это означало бы, что Грасиела услышит разговор с Доран, а ему не хотелось. Маккалеб вернулся в переднюю каюту и начал просматривать материалы по убийству. Снова проверил все страницы в поисках чего-либо, что выделялось бы банальностью или, наоборот, исключительностью. Набросал еще несколько заметок и составил список того, что нужно сделать и узнать, прежде чем составлять психологический портрет. Но главным образом он просто ждал. Наконец в половине шестого Доран перезвонила.
– Действительно, давно, – вместо приветствия сказала она.
– Слишком давно. Как ты, Брасс?
– Не могу пожаловаться, потому что никто не слушает.
– Я слышал, у вас там, ребятки, положение совсем аховое.
– Тут ты прав. Нас вяжут по рукам и ногам, а потом разносят в пух и прах. Представляешь, в прошлом году у нас половина штата торчала в Косово – помогали в расследовании военных преступлений. По шесть недель каждый. Мы настолько запустили работу, что даже страшно.
Интересно, подумал Маккалеб, не хочет ли она намекнуть, что ему лучше не просить об упомянутой в сообщении услуге. Но решил все равно продолжать.
– Что ж, тогда тебе вряд ли понравится моя просьба.
– Боже, я прямо дрожу. Что тебе надо, Терри?
– Я оказываю любезность другу. Из отдела убийств. Меня попросили просмотреть дело об убийстве и...
– Он уже обращался сюда?
– Это она. Да, она пропустила материалы через компьютер и получила пустышку. Ей объяснили, какой у вас тут затор на составление портретов, и она обратилась ко мне. Я перед ней вроде как в долгу, вот и согласился посмотреть.
– И теперь ты хочешь пролезть без очереди?
Маккалеб улыбнулся, надеясь, что на другом конце провода Брэзил тоже улыбается.
– Ага. Но по-моему, это не займет много времени. Мне нужна всего одна вещь.
– Так выкладывай. Что именно?
– Мне нужно иконографическое обоснование. Я тут кое-что нарыл и хочу знать, что именно.
– Ладно. Надеюсь, больших раскопок не потребуется. И что за символ?
– Сова.
– Сова? Просто сова?
– Конкретнее, пластмассовая сова. Тем не менее сова. Я хочу знать, встречалось ли такое раньше и что означает.
– Ну, я помню сову на пакете с картофельными чипсами. Что это за торговая марка?
– "Уайз" [5] с восточного побережья.
– Ну вот, видишь. Сова – символ мудрости.
– Брасс, я надеялся на что-то более...
– Конечно. Знаешь, я погляжу, что смогу найти. Учти, символы меняются. В одно время значат что-то одно, в другое время могут означать совершенно иное. Тебе нужны просто современное применение и примеры?
Маккалеб вспомнил о надписи на ленте.
– Можешь добавить Средневековье?
– Похоже, у тебя странное... Послушай-ка, это что, "Прости, Господи"?
