спиной и попросила: «Расстегни, а?»
Когда всё случилось, он долго не мог прийти в себя, а потом вдруг позвал её за себя замуж.
— Дурачок! — сказала она ему тогда. — Какой же ты у меня дурачок!
Он стал доказывать, что уже можно, ему восемнадцать, ей семнадцать, и что любит её, давно любит…
— Тс-с-с! Помолчи! И я тебя давно люблю. Сразу влюбилась, ещё там, на бокситовом руднике. Потом, бывало, злилась, но всё равно — любила!
— Тогда почему же?..
— Да потому, что свадьба — это семья. А семья — это значит жить вместе, детей рожать и воспитывать! Тебе сейчас учиться надо и выучиться. И мне надо! Я пока только за третий класс гимназии экзамены сдала. Не хочу рядом с тобой недоучкой жить! Так что в следующий раз приготовь резинки! В аптеке купи!
Он аж икнул! И глупо переспросил:
— В следующий раз?
— А ты что, несколько лет терпеть и мучиться хочешь?
— Н-не-е-ет! Ой, а если в этот раз вдруг нечаянно получилось?
Она замерла, что-то подсчитывая. Потом выдохнула с облегчением:
— Да нет, не должно было! Мне пару дней оставалось… Нет, бабы говорили, что в такое время уже не бывает!
Так с тех пор и повелось. Уже второй раз она выбирала время и приезжала к нему в Москву. Они проводили вместе день-полтора, и она возвращалась назад в Беломорск.
— Кса-а-ан! — ленивым шёпотом позвал он её.
— Аюшки?
— А точно нет политики в том, что ты замуж за меня не идёшь?
— Дур-рак! — в шутку разозлилась она и дала ему щелбан. А потом задумалась.
— А знаешь, я ведь изменила отношение. Как-то незаметно. Началось все с того, что все революционеры — все, представляешь?! — ругали войну с японцами. И торпедные катера им — убийцы простых моряков, и Семецкий — трусливый бандит, пускающий под откос эшелоны с обманутым японским пролетариатом! Я уже тогда на них злилась. Ну ничегошеньки ж не понимают. А потом Американец выложил всю историю с Гапоном. Как его уговаривали не вести рабочих на демонстрацию, как объясняли, что ничего хорошего не будет. Но он всё равно повёл. Вот тогда я впервые задумалась, а не такой ли я Гапон для своих «воробушков»? Они же мне верят, а я, как баран! Упёрлась и рогами вперёд — революция, угнетение…
Она помолчала.
— Потом, пока по стране революция полыхала, Воронцовы много встреч с молодёжью организовали. Показывали, что тут ел крестьянин до начала их проекта, и что теперь ест. По какой цене они теперь рыбу и водоросли сегодня продают, да сколько всякого разного на это купить могут. И размеры доходов сравнивали. Но я тогда все думала, мол ладно, вы такие, а другие-то… Вот дура!
И она неожиданно всхлипнула. Тёмке только и оставалось, что обнять её, поцеловать да начать бормотать всякий ласковый и утешительный вздор.
— А потом вдруг Бари приехал и выступил. Рассказал про свои курсы для рабочих, что даже раньше, чем у нас начал, что платит он своим рабочим на десятую часть больше, чем у нас, а работают они у него меньше. И от Столыпина человек выступал, рассказывал, что тот уже третий год в разных губерниях страны крестьянские кооперативы создавать помогает [100]!
Она помолчала немного и добавила:
— Но главное с осени началось. Воронцовы меня и часть «воробушков» перевели на новый проект. Однер по их заказу машину новую собрал. Вроде арифмометра, только она шифрует тексты и расшифровывает. Пока работает плохо, часто ломается, вот и обкатывают. Но не на учебных текстах, а на реальных. Ты знаешь, Тёмушка, как я увидела, как эти Воронцовы работают, сколько сил отдают, чтобы всё вокруг лучше работало и развивалось…
— А чего тогда в строительстве Днепровского каскада да Северо-Крымского канала не участвуют? Все удивляются!
— Да ну их, этих твоих «всех»! В Днепровские ГЭС их Витте не пустил, решил, что ему и одного Графтио хватит! И казне все «привилегии» уйдут, а не часть! А в Северо-Крымском — участвуют! Тимонов со своим Русгидро — проектирует да и за строительством присмотрит, Гольдберг — трактора да грузовики поставляет, ну а Рабинович с Вальдрандом — участки земли скупают. Понравилось им!
Она подумала и решительно добавила:
— Ну и пусть! Даже от этого стране польза есть! Они знаешь, что придумали? Объедини наш пул банков с «Крестьянским» и «Дворянским». И предлагают дворянам по всей стране — продаёте нам землю, мы добавляем кредитных денег и продаём вам участок там, побольше да получше, и с техникой! А выкупленный участок — крестьянам продают, под кооперативы.
Она помолчала и добавила:
— Конечно, банки на этом наживаются, только и народу польза получается. В кооперативах производительность выше, да и с выкупными платежами и пенями вопрос решается. Старые пени частично гасят, а новым — страховка не позволяет нарасти. Так что в кооперативах голода и нищеты уже нет. Даже в наших краях, я видела.
Она поцеловала внимательно слушавшего Тёмку и решительно закончила:
— Так что ты «за политику» больше не волнуйся. Не поругаемся! Я теперь и сама биться готова, чтобы не допустить, чтобы ВОТ ЭТО — революцией сломали. Пока они меняют жизнь народа к лучшему, причём вот так, без крови, я буду за них!
Санкт-Петербург, 30 июня 2013 года, воскресенье, после полуночи
Алексею мучительно хотелось немедленно позвонить деду. Разумеется, он и не подумал делать этого — дед уже давно спал. А больше «проговорить» своё потрясение было не с кем.
Но это что же получается? Тот исход Русско-Японской войны, который он привычно считал «худшим из возможных» — это ещё «лучший вариант»?! Россия могла потерять почти весь Флот, лишиться Манчжурии и половины Сахалина? И вспыхнувший мятеж мог тоже быть куда кровавее? Да не просто мог — однажды уже был!
Потрясала даже не роль
