— Чем обязан? — спросил он и по-доброму улыбнулся.
Все слова, которые уже стояли на старте, застряли в моем горле. Я поднял глаза, посмотрел на число «39», откашлялся и сказал что-то невероятно глупое:
— Э-э… Разве это тридцать девятая? Мужчина тоже взглянул на номер своей квартиры и подтвердил:
— Во всяком случае в данный момент — да. А вас, смею спросить, это не устраивает?
Анна незаметно стукнула меня кулаком по спине.
— Мы, должно быть, ошиблись, — вмешалась она.
— Жаль! — развел руками мужчина. — Такая красивая пара — и, к сожалению, не ко мне.
Не знаю, красивая ли мы с Анной пара, но то, что он красиво лукавил, — факт. Я сделал шаг вперед и на всякий случай уперся рукой в дверь.
— Мне нужен Малыгин, — сказал я. — Он проживает в этой квартире.
— В таком случае, — оживился мужчина, — вы пришли по адресу. Малыгин — это я. И в самом деле проживаю в этой квартире.
— Не то, — сквозь зубы произнес я. — Вы, батя, путаете. Здесь жил человек помоложе вас, по профессии анестезиолог.
— Так я и есть анестезиолог! — воскликнул мужчина и снял очки. — Бывший анестезиолог из двенадцатой горбольницы! А что касается молодости, то… — Он почесал затылок. — Возраст ведь определяется не по годам, а по состоянию духа и тела, так ведь, девушка?
И подмигнул Анне.
— Хватит разыгрывать перед нами комедию! — почти крикнул я, хотя где-то в глубине души зародилось подозрение, в здравом ли я уме. — В тот день, когда похоронили Милосердову, в этой квартире ночевал опасный преступник.
— Вы говорите, днем ночевал преступник? — переспросил мужчина.
Он просто смеялся надо мной. Мне пришлось потратить немало сил на то, чтобы успокоить себя. Анна старательно гладила меня по спине.
— Разрешите войти? — спросил я.
— Конечно! — охотно согласился седобородый и отошел в сторону, освобождая проход. — Сейчас я накормлю вас обедом!
Из прихожей я вошел в комнату. Ошибки быть не могло. Именно эта комната с тяжелыми шторами, книжными полками и картиной в дорогой раме на стене. Я повернулся к мужчине.
— Не надо никаких обедов! Ответьте только на один вопрос: кому вы давали ключи от этой квартиры?
— Никому.
— Но это же неправда!
— А вы, молодой человек, точно знаете, что такое правда? Или, быть может, ваша девушка знает?
— Покажите паспорт! — с последней надеждой попросил я.
— Конечно, конечно, — ответил седобородый, открыл дверцу встроенного шкафа, вынул оттуда коробку, а из нее — паспорт. — Прошу!
Я открыл паспорт на первой странице. Потом посмотрел на прописку. Сомнений быть не могло. Передо мной стоял законный хозяин квартиры.
— Ты знаешь, как Лешу по отчеству? — спросила Анна, когда мы вышли на улицу.
— Нет, — рассеянно ответил я. — А почему ты спрашиваешь?
— Это его отец, — уверенно сказала Анна. Московский поезд отправлялся в пять часов с минутами. У нас оставалось еще немного времени, и мы с Анной ходили по магазинам. Я стоял у больших зеркал галантерейного отдела универмага. Меня толкали, я всем мешал, но, думая о своем бывшем друге, не замечал ни толпы, ни прилавков, ни тем более Анны, которая не сводила глаз с белых подвенечных платьев и никак не могла решить, какое же ей больше подойдет.
Я впервые был дома у Анны. Это уютное гнездышко прекрасно характеризовало хозяйку. Первое, что бросалось в глаза с порога, это широкая двуспальная кровать, которая, вопреки общепринятым нормам, стояла у большого, едва ли не на всю стену, окна.
— Я люблю свет, — пояснила Анна. — Люблю просыпаться от того, что солнце светит в глаза, и засыпать, когда еще светло.
Кроме света, Анна любила цветы — живые и бутафорные, любила высохшие колючие ветки, выгнутые в замысловатую форму стволы можжевельника, которые, если сбрызнуть их водой, источали чудесный запах, любила ракушки, красивые камни с вкрапинами мрамора, шторы из бамбуковых палочек, картины современных экспрессионистов и реалистов, свечи в фигурных подсвечниках и старые музыкальные инструменты — гитару, скрипку и арфу без струн. Всем этим милым хламом была заполнена ее огромная комната, где при желании можно было провести бал на пятьдесят персон.
— Интересно, — произнес я, медленно двигаясь по скрипучему паркетному полу, словно по залу музея, — сколько здесь побывало мужчин до меня?
— Сколько побывало — не помню. Но один и сейчас живет. — И она взяла с плоского системного блока компьютера непомерно толстого серого кота, который млел без признаков жизни и напоминал воротник от шубы. — Вот, знакомься, его зовут Варфоломей.
Кот лениво ударил меня мягкой лапой по уху, но я не стал с ним конфликтовать. Я смотрел на небольшую картину в темно-коричневой рамке, написанную маслом. Девушка зачесывала пышные пепельные волосы, слегка приподняв подбородок вверх, словно подставляла лицо солнечным лучам.
— Это она? — спросил я.
— Да, она. Подойди ближе, на раме внизу есть подпись: «Портрет Т. Васильевой».
— А где письмо, которое она якобы прислала в Кемерово из Москвы?
— Все здесь. В том числе и визитка художника… Сейчас покажу.
Она сняла с книжной полки томик словаря Даля, раскрыла его и протянула мне белый картонный квадратик.
— «Виртуозов Григорий Робертович, художник-авангардист», — прочел я. — Телефоны, адрес… Очень хорошо.
Анна заметила, что я погрустнел.
— Не знаю, насколько талантлив этот Виртуозов, — добавил я, — но мне кажется, что характер Васильевой он передал точно… Глупая мечтательница с чистой душой и порочным телом. Любовь для нее была единственным источником света, к которому она шла без оглядки всю свою короткую жизнь. А хитрые и умные дяди использовали ее в своих корыстных целях, а потом в довершение всего еще и убили…
— Не надо! — вдруг прервала меня Анна каким-то странным голосом.
Я повернулся к ней. Анна смотрела как будто сквозь меня. Глаза ее были широко раскрыты, руки нервно теребили белый подбородок Варфоломея. Я почувствовал, что Анну неудержимо тянет ко мне, и принял ее вместе с котом в свои объятия.
— Что с тобой?! — испугавшись, спросил я. Ее плечи дрожали. Она прижималась ко мне с такой силой, словно хотела пройти сквозь запертую дверь.
— Мне показалось… мне показалось, что ты говоришь не о Васильевой.
— А о ком же?
— Обо мне.
* * *
Нефедов, когда я напрашивался на встречу с ним, обычно принимал меня в своем кабинете, а в худшем случае — где-нибудь на улице, в районе Лубянки. На этот раз, когда я позвонил ему на службу, он поинтересовался, откуда я звоню, уточнил адрес и пообещал заехать в течение дня.
Он появился на пороге квартиры в седьмом часу вечера с букетом белых гвоздик для Анны и литровой бутылкой «Абсолюта». Выглядел Валера, как всегда, прекрасно: безукоризненно причесан, гладко выбрит, в дорогом темно-синем костюме. Правда, заметно поправился. В сравнении со мной он выглядел как ходячий двустворчатый шкаф.
Пока Анна накрывала «поляну», Валера, как это я делал несколькими часами раньше, прохаживался по комнате, рассматривая экспонаты. У портрета Васильевой он задержался несколько дольше, чем у других картин, но ни о чем не спросил. И все-таки мне показалось, что ее лицо ему знакомо.
Мы сели за стол. Валера предложил тост за братство всех ветеранов афганской войны, с явным удовольствием выпил и принялся за салат из помидоров. Пока я думал над тем, как перейти к главному разговору, Валера налил по второй и предложил тост за прекрасных дам. Мы выпили стоя.
— Валера, мы с Анной хотим серьезно с тобой поговорить, — начал было я.
Но Нефедов, энергично жуя, помахал пальцем и налил по третьей.
— Не греши, братан! Третий тост! Третий тост — традиционный, за погибших в Афгане ребят. Его мы тоже выпили стоя. Анна совсем некстати подложила в тарелку Валеры кальмаров с майонезом, и он еще активнее стал работать вилкой. Я снова раскрыл рот, чтобы начать рассказ о преступлении Милосердовой, но Валера, наливая в очередной раз, стал вспоминать наших сослуживцев.
Я понял, что он просто избегает какого-либо разговора о мафии. Меня это задело. Получалось так, что Валера затыкал мне рот, игнорировал мои чувства и мою сумасшедшую работу, проделанную за три последние недели.
— Вздрогнем! — сказал Валера, поднимая рюмку. — За нашу дружбу!
Я демонстративно скрестил на груди руки и откинулся на спинку стула.
— Ты чего? — удивился Валера. — За дружбу отказываешься пить?
— Я не буду пить, пока ты не выслушаешь меня.
Валера протяжно, со стоном, вздохнул, опустил рюмку и посмотрел на Анну.
— Ты посмотри, до чего нормальный мужик докатился! Настолько бредит мафией, что даже пить отказывается… Ну что с ним делать, Аннушка?
— Выслушать.
— И ты о том же!
Я не узнавал Валеру. Казалось, что ему все надоело — служба в органах ФСБ, разговоры о мафии, о преступлениях, чужие проблемы, — и он круто разворачивал судьбу в ту сторону, где среди богатой закуски журчала водка и не было проблемы важнее, чем придумать оригинальный тост.
