— Чудачка ты у меня, — прошептал Дима, с любовью и нс остывшим с ночи желанием глядя на обнаженное тело красавицы Жанны, небрежно, словно случайно отбросившей в сторону легкое покрывало.
Они познакомились на конкурсе красоты «Мисс-грация- 95». Жанна уже была топ-моделью, ее карьера за границей уже сложилась, так что это было чистой блажью, капризом, что она захотела участвовать в конкурсе. Обычно на подиум таких смотров выходят никому не известные юные дивы из маленьких провинциальных городков, снедаемые честолюбием, подталкиваемые уговорами подружек, лишенных их длинных ног и смазливых мордашек.
Жанна согласилась прийти во Дворец культуры «Молодежный», тоже поддавшись на уговоры знаменитого модельера Тима Кирьякова, чтобы покрасоваться в его новых платьях и, возможно, позаседать на виду телекамер в жюри конкурса.
Там ее и увидел Дима. Подошел, познакомился:
— А что, вам самой слабо поучаствовать в конкурсе?
— Зачем?
— А для куража... Принять участие и выиграть...
— У этих малолетних писюшек?
— Именно. Или вы себе кажетесь бабушкой русского подиума?
— Ха!..
— А что же вас останавливает? Неужели сомневаетесь в своей победе? Вы, покорившая залы Парижа, Мадрида и Лондона?
— Да... Искус, юноша, — Жанна с интересом оглядела нервное, жесткое, хищное лицо Димы. В нем чувствовался мужчина- зверь, мужчина-победитель. Она любила таких. И в жизни. И в бизнесе. И в постели.
— У меня и костюмов столько с собой не найдется... — с сомнением посмотрела на подиум, перевела глаза на раздувающиеся ноздри Димы, покачала головкой.
— Это я устрою.
К ним подошел Тим Кирьяков со знаменитым визажистом Ильей Легостовым.
— Никак у нас отбивают девушку? — кокетливо, слегка жеманясь промурлыкал Илья.
— Сильно переживать будете? — иронично-снисходительно к сексуальной ориентации Ильи и Тима ответил Дима. — Я не девушку у вас увожу, я вам предлагаю грандиозный проект: сейчас Жанна наденет положенный по правилам конкурса свадебный наряд, Илья сделает ей кокетливый эскиз прически, и на подиум. Я хочу, чтобы она выиграла этот конкурс.
И она его выиграла. А потом в вызывающем пляжном костюме, в каком была на последнем показе, накинув сверху свадебное платье, в котором начинала смотр, катила с Димой в ресторан обмывать корону «Мисс грация-95». А потом — в отель, где Дима сорвал с нее пятитысячедолларовое платье. И была первая свадебная ночь. И белое свадебное платье валялось, разбросанное, разорванное, расхристанное на желтом иранском ковре роскошного номера гостиницы «Метрополь».
...Они встречались редко. Но оба знали, что эти редкие встречи, эти короткие минуты вдвоем потом будут долго и сладко вспоминаться.
Созванивались, договаривались о встрече. Учитывая киллерское ремесло Димы, это могли быть и Осло, и Мюнхен, и Ницца, и Венеция. Главное, чтобы о месте и времени встречи никто не знал.
На Диму охотились правоохранительные органы России и, через Интерпол, полиции ряда стран Европы. Плюс к тому в последние два года когда он, выполняя приказы Хозяйки, устранил нескольких криминальных авторитетов, еще и пехотинцы осиротевших бригад.
Приходилось очень осторожничать.
В отеле они зарегистрировались по хорошо сделанным фальшивым документам, которых у Димы был целый кейс, а менять фотографии он и сам научился.
Он проверил: Жанна действительно находилась в Афинах уже несколько дней с «официальным визитом»: в зале «Империя» демонстрировала нижнее белье фирмы «Надя Паццоли», и этот кратковременный контракт приносил ей ежедневно десять тысяч долларов.
Дима убрал чистильщиков, сбил со следа киллеров Олега Веретенникова, мотавшихся за ним по всей Европе в тщетной надежде отомстить за убийство в феврале—марте воров в законе Румпеля и Федоса.
Так что был в отличной физической форме. Никогда так прекрасно себя не чувствовал — боли в почке прошли, раны зарубцевались, силы восстановились.
У него было отличное, хорошо пристрелянное оружие.
Он был совершенно спокоен и счастлив.
Алису он из памяти вычеркнул...
Но кожей Дима, чувствовал дыхание смерти. Той самой раскрасневшейся кожей, которую он так тщательно сейчас растирал белым махровым полотенцем.
В комнате было тепло, даже жарко; тело он растер до красноты. Но мороз пробирал насквозь.
— Нервы...
— Что ты сказал?
— Ничего, это я так. Вслух говорю, — успокоил ее Дима. — Будешь что-нибудь пить?
— Нет. Спасибо. В рабочие дни стараюсь с утра не пить. Разве что вечером. И то вряд ли. Выпьешь вечером, а утром вялость, мешки под глазами. Чай не девочка уже. Надо за собой следить.
— Это точно! — Дима осторожно потрогал кожу на лице. Пластическую операцию ему делал Александров Папанидреу-Костас, кудесник, берущий за чудеса гонорары, на которые иной врач мог бы жить годы.
— Как считаешь, меня можно узнать?
— Я тебя с трудом узнала. Если бы не твой взгляд...
— А... Значит, взгляд...
— Ну да... Я сильно сомневаюсь, что ты так же страстно будешь смотреть на посланных против тебя, по твоим словам, киллеров из России. На меня ты смотрел с ничем не прикрытой страстью. Так что я узнала.
— Еще бы!... Столько не виделись... И я тебя не рассчитывал здесь застать. Увидел, представил тебя в постели и... Выдал себя...
— Ничего страшного. От меня ты можешь не таиться...
— Надеюсь. Если и ты меня предашь...
— То что? Убьешь и меня? — тревожно-кокетливо проворковала Жанна.
— Нет, тебя нет. Но прокляну. И тогда тебе все равно жизни не будет.
Жанна вздрогнула, закуталась в одеяло.
— Что-то знобит...
— Это нервное. Я ж говорю, какая-то нервность сегодня разлита в воздухе греческой столицы.
— А... Романтика это все. Не верю ни в какие предчувствия. Пожалуй, я бы выпила глоток «Метаксы».
— То-то же. Я говорю, день необычный. Словно гроза вот- вот разразится.
— Никакой мистики, — уже спокойно, взяв себя в руки, заметила Жанна, делая большой глоток обжигающего греческого коньяка. — Просто сегодня, наверное, неблагоприятный магнитный день. Все гипертоники, сердечники и такие нервные, тонкие натуры, как мы с тобой, испытывают некоторый дискомфорт.
— Твои планы? — спросил Дима.
— Через два часа — мой выход. Так что никаких завтраков; чашка кофе, макияж, и за час я должна быть у визажиста. Одеться мне сегодня, что нищему подпоясаться; скорее раздеться придется, чем одеться.
— Не раздражает?
— Нет. Обычная работа. Что белье, что вечернее платье с украшениями от Картье и Кардена. За белье, между прочим, платят значительно больше.
— Не в деньгах счастье.
— Глубокая мысль. Счастье, счастье... Что это такое? Покой? Богатство? Разделенная любовь? Власть?
— Покой...
— Тогда мы с тобой выбрали не совсем подходящие профессии.
— А счастье, детка, это всегда что-то далекое, недостижимое. Как для нас с тобой покой. Иначе это называется удовольствием, наслаждением, удовлетворением. А счастье — это покой.
Они встретились после показов. Посидели за аперитивом в кафе «Демокрит» с патлатыми студентами, шумно обсуждавшими какие-то очень далекие от Димы и Жанны политические проблемы.
У Димы запищал пейджер. По пейджеру ему могла звонить только Мадам. Это был вызов на связь. Дима быстро перевел цифры, появившиеся на экранчике пейджера, в слова: «Подойди к телефону, тебе позвонят».
Это был нормальный, часто применяемый канал связи. Зная, где ее киллер в эту минуту, Мадам выходила на него по обычной телефонной сети.
Сотового телефона у него с собой не было. Не ждал звонка. И сам никому не собирался звонить в этой гребаной Греции. Но слово Мадам — закон для подчиненных. Как узнала, где он?
Извинился перед Жанной и прошел к телефону.
— Димос Катракис, это вы? — спросил его черноволосый юноша за стойкой бара.
— Я, — кивнул Дима, протягивая правую руку к трубке, а левой сжимая рукоятку «глока» с глушителем во внутреннем кармане куртки так, что сквозь тонкую ткань он мог бы прицельно уложить и этого бармена, и выглянувшего из кухни мордастого повара с вчерашней щетиной на щеках.
— Здравствуй. Это Ашот Баланис. По поручению Мадам звоню. У тебя все в порядке?
— Да. А что?
— Помощь нужна?
— Нет.
— Мы тут тебя потеряли немножко. Хотели помочь. Но потеряли.
— Это не страшно. Сам справился.
— У Алисы проблемы?
— Да, наверное.
— А у тебя нет?
— А у меня нет.
— Может, деньги нужны?
— Налички достаточно. Есть и кредитные карточки. На мои счета гонорары, надеюсь, перевели?
— Обижаешь.
— За мной кто-то ходит тут. Кто, как думаешь?
— Менты, наверное.
— А если люди Ходжаева?
— Нет. Ходжаев тебя потерял.
— А если это «быки» Олега Веретенникова? У них тоже, я слыхал, на меня лицензия.
