Вот поезд подошел к мосту через Катицу, затих — там один из разъездов. Машинист небось отправился в сторожку чайку попить в ожидании отправления. Чудная у нас дорога,
Ленки все нет. Шальная девчонка, выдумщица! Надо идти навстречу.
В тайге темно, но меня выручает карманный фонарик. Каменистая тропа уже успела подсохнуть после дождей. Но там, на пути к Колодину, река. Быстрая Черемшанка. Как Ленка перескочит через нее на своем мотоцикле?
Еще прежде чем услышать стук двигателя, я вижу, как над головой загорается мертвенным светом верхушка ели, потом выступает еще несколько вершин пониже. Потом я слышу стрекот «Явы». Фара в темном лесу кажется ярче солнца.
— Ленка, сумасшедшая!
— Устала чертовски… — Голос у нее хриплый. — Разожги костер. Хорошо, что какая–то добрая душа догадалась проложить мостик через Черемшанку. Знаешь, где мы хариусов когда–то ловили… А то бы застряла со своей «Явой» как пить дать!
Огонь с треском поедает хвою. Ленка сидит, как любят сидеть все девчонки у костра, — подтянув колени к подбородку и неподвижно глядя на огонь, Ее щеку пересекает царапина, брюки в грязи. Решилась на такое путешествие, чтобы на оставлять меня на пустом разъезде в тайге!
Мы сидим у костра и молчим. Есть самые простые радости на свете, которые чаще всего не замечаешь, настолько они бесхитростны. Но потом — только потом — узнаешь, что они–то и были счастьем С годами начинаешь понимать это. Мы думаем о счастье в будущем времени, но оно всегда в прошлом, потому что как настоящее неощутимо. Этот костер и женщина–девочка, положившая подбородок на колени, такая усталая, и алые сосновые стволы, и короткое, но полное ощущение покоя — все это станет потом счастьем, я знаю.
— Тебе что–нибудь дала эта поездка? — нарушает молчание Ленка.
— Да. Есть линии, которые мы называем ложными. Но сначала надо узнать, действительно ли они ложные.
Глаза у нее сейчас темные–темные.
— Да, в жизни бывают ложные линии, — говорит она.
Что–то беспокойное, тяжелое лежит у нее на душе. Я беру ее руку и ощущаю живую прохладу. Как будто коснулся речной быстрой воды, и она ящерицей трепещет в ладони.
— Я так мало знаю о тебе, Ленка.
— Профессиональное любопытство?
Она всегда была такой — мягкая, добрая, своя, и вдруг неожиданный укол.
— Прости, Паш… Знаешь, у меня такое чувство, будто я вложила в него всю свою жизнь, и мне ничего не осталось.
Она говорит так, словно мне знаком каждый ее день из этих шести лет. Но я знаю, кого она имеет в виду.
— Я вернулась из Ленинграда… Нельзя надолго уезжать из маленьких городов, а если уезжаешь, лучше не возвращаться… Весной к нам прибыл аттракцион «Бесстрашный рейс». Знаешь, мотоциклист гоняет внутри деревянного колодца? Никогда не любила балаганов. А тут Леша Лопушок — он теперь завотделом культуры — потащил меня: «Пойдем, познакомлю с интересным человеком».
Пошли… Мотоцикл ревел, стена качалась, публика само собой ахала. Но он, Жарков, действительно здорово работал. Потом Леша познакомил меня с ним. Он показал новый трюк и сказал: «Только для вас». Я села на его машину и спросила, как ездят по стене. Он думал, я шучу. А я поехала. Надо было резко набрать скорость и лезть наверх, когда почувствуешь, что инерция плотно прижимает машину к доскам…
Мы стали встречаться. Он показался мне необыкновенным человеком. Всегда в дороге, новые города, опасность. Он предложил работать вместе, и я научилась ездить как следует. Мы должны были пожениться, но я увидела, что смельчак, ищущий тревожной жизни, давно стал торговцем и фигляром. Каждый виток он переводил в монету. Он любил браваду, видимость успеха, балаганное почитание.
Его надо было вытащить с «вертикальной стены». Мне удалось сделать это. Он переехал в Колодин. Стал чемпионом области, мастером спорта. Я думала, что все плохое позади. Но он не мог без дурных денег, без восхищенных почитательниц, ресторанного хвастовства. Завертелись темные болельщики, дельцы, девицы…
— А я — то думал: чего это чемпион живет в Колодине?
— Он все собирается уехать, но… когда ему трудно, я нужна. Он понимает, что без меня покатится вниз. Он хочет сохранить и меня и свою бездумную «артистическую» жизнь. И я тоже никак не решусь порвать с ним… Отчего мы, женщины, так привязчивы, отчего мы живем только тогда, когда живем для кого–то?
— Просто ты очень хорошая, Ленка. Добрая. Человек.
Ну, что я могу сказать ей? Такие клубки распутывает жизнь, время. Ни я, ни кто–либо другой не в силах ей помочь.
Горит костер, и «Ява», как верный пес, смотрит на нас выпуклым глазом фары.
9
Слышу, как звонит телефон, но не могу оторвать голову от подушки. На меня с ужасающей скоростью несется узенькая таежная тропинка, мелькают деревья, луч света шарит по лесу.
Будит меня деликатное покашливанье. Комаровский, подобрав полы шинели, сидит на стуле верхом.
— Сон — первое благо молодости. Я никак не мог дозвониться.
Протираю глаза. Телефон на столе как черный укор.
— Ну, что Анданов? — спрашивает Комаровский.
— Ехал в поезде. Чистое алиби.
— Я так и думал. А у меня кое–какие новости.
— Николай Семенович?
— Здоровье майора без изменений… Помилуйко собирается прилететь послезавтра! Из области пришел результат анализа. Ну и напали на след «пятого». В тайге его видели, на охоте.
Торопливо одеваюсь. Через полчаса мы сидим в горотделе.
Передо мной бланки из лаборатории криминалистики. Анализ отпечатков, оставленных преступником на бумагах Осеева, показал, что перчатки, как мы и предполагали, были смочены в бензине. Причем в бензине содержалась примесь машинного масла типа автола или СУ.
— Преступник имел дело с двигателем внутреннего сгорания. С любым двигателем, где нет централизованной смазки, — говорит Комаровский.
— А может, масло было на перчатках? Растворилось в бензине?
— Не исключено. Но в любом случае подтверждается, что это не Шабашников. С двигателями он не имеет дела. И в доме у него нет смазочных материалов, я осматривал тщательно.
— Значит, остается предположить самое очевидное: преступник пользовался мотоциклом или велосипедом с моторчиком…
— У нас сейчас развелось много мотоциклистов, — задумчиво говорит Комаровский. — Особенно, как началась стройка.
— Но вряд ли найдется много охотников разъезжать глубокой ночью. По здешним–то дорогам! Убийство произошло в ноль часов десять минут. Надо опросить жителей: не слышал ли кто ночью, около двенадцати, шума мотоциклетного или велосипедного движка. Может, нам удастся определить маршрут?
Комаровский отдергивает занавеску, закрывающую милицейскую карту Колодина. Кружочки на карте обозначают места, где за последнее время были совершены какие–либо преступления. Шесть кружочков, шесть краж. Не много даже для такого городка, как Колодин… Хорошо Комаровскому! У нас в управлении более занятная карта.
— Выходит, он нездешний? — рассуждает вслух капитан. — Иначе зачем ему подъезжать к дому Осеева с шумом? Пешком прошел бы.
Он вглядывается в карту, как бы открывая для себя новые, неизвестные районы.
— Нет ли здесь связи? Смотрите… Комаровский показывает на два кружочка, прилепившихся к окраине городка.
— Совсем недавно, в конце июля и начале августа, были похищены два мотоцикла. Один найден в лесу под Колодином — неисправный, а другого не нашли. Похититель пока неизвестен. Похоже, это одно и то же лицо. Самое странное, что раньше у нас никогда не уводили мотоциклов. Зачем? Угнать невозможно: тайга. На запчасти? Но мы проверяли — запчасти не появлялись на рынке…
— Что гадать?.. Давайте пока займемся этим незнакомцем, проживающим вне Колодина.
— Это уж Кеша нам должен помочь. Жду его с минуты на минуту. Вы знаете Кешу Турханова?
Кто в Колодине не знает таежника Кешу? Турханов — первый здешний охотник, соболятник, в годы войны на пожертвованные им деньги были построены два истребителя. Я узнал о Кеше задолго до того, как научился читать.
— Он не раз помогал нам, — с гордостью говорит Комаровский. — Другого такого следопыта не найти.
Кеша Турханов входит без стука, отстранив секретаршу. У него свои понятия — если нужно, входи. Люди всюду должны встречаться так же просто, как встречаются они в тайге.
Кеша немолод, могуч и сутул. Спина его привыкла к двухпудовой паняле, а ноги — к тридцативерстным переходам. Узкие глаза смотрят зорко и проникновенно.
— Здравствуй, следователь. Звал?
Комаровский рассказывает о новом охотнике, который объявился под Колодином. Кеша сосет трубочку и рассматривает капитана. Он такой, Кеша: если захочет, поможет, нет — и не пытайся добиться ответа. То, что мы «представители власти», для него не имеет никакого значения. Но он знает, что работа у нас справедливая, нужная, а превыше всего Турханов ценит справедливость и закон.
