Ознакомительная версия.
– Я все знаю. И не вздумай меня обманывать. Пистолеты где?
– В машине, в бардачке…
Он неожиданно протянул мне руку. Мы обменялись церемонным рукопожатием.
Потом я попал в заботливые руки Бастилина. Он хмуро оглядел меня с ног до головы, покачал головой и дал ключ от квартиры, в которой мне предстояло жить.
– Улица хорошая, 1905 года. Рядом Ваганьковское кладбище. Но там только по блату хоронят. Так что на него особо и не рассчитывай.
– Время покажет, – ответил я уклончиво.
Бастилин потрепал меня по плечу. Глаза его не улыбались.
– Осмотришься, в квартире все есть, мебель и прочее… А к четырнадцати часам чтоб был здесь.
Я сел в "свой" "жигуль" и поехал "домой", прекрасно сознавая эфемерность полученных благ.
Однокомнатная квартира находилась на третьем этаже. Здесь действительно имелось все для проживания: диван, столик, стенка с набором посуды. Единственное, чего здесь не было, и это, пожалуй, основное – жилого духа. Каждый дом имеет свои запахи, и по ним сразу определяешь, чувствуешь не только хозяев, но и тайную духовную структуру. Поэтому мне важно было знать, кто жил в этих стенах, какое биополе оставил, возможно, злое, разрушающее…
Я присел на диван, забыв снять обувь у входа. На алый ковер с ботинок натекла серая водица. Потом я прошел на кухню, здесь тоже стояла стандартная мебель, грязный чайник на столе и два окурка на подоконнике, один со следами помады. Я открыл окно, свежий ветер упруго ворвался, словно желая очистить мои мысли.
Я отчетливо понял, что прежний жилец – уже не жилец.
Бастилин сказал, что едем на стрелку делать предъяву Корифану. Все было ясно как божий день: ребята готовили побоище.
– Где мой гранатомет? – спросил я и пожалел.
К счастью, Бастилин отказал мне в этой благодати.
Тут появился откуда-то Веракса, фальшиво изумился, бросился чуть ли не с объятиями. Я не стал рассказывать ему, как ушел от милиции. А он и не спрашивал, видно, здесь излишняя любознательность считалась дурным тоном.
Выехали на четырех машинах. Всю дорогу Бастилин молчал. Мы с Вераксой тоже помалкивали. От него воняло козлом, но приходилось терпеть.
Мы пересекли МКАД и рванули на север, потом дорога увлекла нас в лес, возможно, мы сами избрали ее.
Наконец первая машина остановилась, все неторопливо вышли, стандартные крепкие мальчики двадцати – двадцати пяти лет с бритыми затылками, в кожаных куртках, со стальными взглядами верных псов. И я, господа, от них ничем не отличался. Возможно, считал себя умнее.
Уже темнело. Зимний лес неуютный – кладбище мертвых деревьев. Снегу – по колено, и я сразу черпанул его своими модельными туфлями. Наши голоса растревожили ворон, и они стали лениво и зловеще покрикивать на нас с черных ветвей. Эти гадкие твари имеют поразительный дар дурного предчувствия.
Бастилин приказал притоптать снег, чтобы можно было с удобством принять гостей.
Наши оппоненты приехали на трех иномарках. Не стану описывать их лица – такие же наглые и жующие, как и наши. Может, еще наглей. Поздоровались только руководители: Бастилин и высокий краснолицый человек в плотной серой куртке с капюшоном. Мой шеф достал из кармана карту Москвы, расстелил ее на снегу. И сразу же началась задушевная беседа.
Нас было пятнадцать. Их – тринадцать. Характерные вздутости курток не оставляли сомнений, что наши друзья приехали не с пустыми руками. Две команды молча рассредоточились за спинами своих шефов. "Что они предпочтут: игру ума или демонстрацию мускулов?" – всплыла в голове идиотская фраза.
Напротив меня стоял уверенный в себе дебил с автоматом типа "Кедр" под мышкой. Это было видно даже по физиономии моего вероятного противника. А я не имел и перочинного ножика, поэтому заскучал. "Влип, Володя… Посмотрим, как ты выпутаешься из этой истории", – сказал сам себе с грустью.
А наши боссы стали покрикивать, шуршать междометиями. Карта Москвы с рубежами влияния полетела в сторону, слышались крепкие деловые выражения: "Точку" с наездом пробили… Не надо много брать на себя – ведь можно и не выпрямиться… Не бери на понт!.. Я не пугаю, я рекомендую не жадничать и быстрым бегом рассчитаться…»
Тут неожиданно повисла мерзкая тишина – предвестница еще более мерзких последствий. Я остро почувствовал свою никчемность и ненужность: чужие люди, чужие интересы, и я примеривал на свои плечи чужую судьбу.
– У нас своя свадьба, у вас – своя, – глухо сказал человек в дубленке.
– Хорошо, – неожиданно согласился Бастилин. – Надо учитывать и ваши интересы. Давайте обсудим наши вопросы в следующий раз.
Он шагнул назад, а я вздохнул облегченно. Но на выдохе поперхнулся. Мои новые друзья, как по команде, выхватили «пушки» и автоматы… Шквал выстрелов, очередей, крики, визг, обезумевшие глаза сраженных насмерть. Внезапно я увидел напротив автомат, его черный хоботок, как замедленный кошмар, выползал из-под полы, это была смерть, неожиданная и нелепая… Земля не спасла бы – и тогда я прыгнул, и – страшно долгий полет навстречу пуле… Мы повалились на снег, над ухом рвался, грохотал в бессмысленной ярости автомат. Мой противник пытался вырваться, оружие все стреляло, взрывая снег, кажется, шипел раскаленный ствол. Я ударил в шею – и он отключился. Над ухом кто-то стонал… Я встал – рядом корчился раненый. В сумеречном лесу кровь на снегу – черная.
И только потом я стал различать звуки.
Все это происходило не со мной. Не я приехал в черный лес на чужой машине, не в меня пытались стрелять ни за что ни про что, и этого парня с вытянутым родимым пятном на подбородке не я вырубил ударом в шею.
Кто-то выстрелил за моей спиной. Пуля снесла верхушку черепа, и раненый смолк. Все тринадцать лежали на снегу…
– Вы с честью погибли за интересы… – пробормотал я.
Двое наших стали добивать раненых контрольными выстрелами. Это было жутко и страшно. Те, кто стрелял, радовались, что не их «контролируют». Восторг! Я хотел кричать, но знал, что не в силах никого остановить, что не успею схватить автомат, как схвачу пулю. Именно здесь это произойдет быстро и легко.
– Классно ты его свалил! – похвалил меня Веракса.
Он держал дымящийся пистолет. Ему нравилось добивать.
– Не трать пули, – сказал я, – я ему свернул шею. Он уже на пути к Всевышнему.
Кажется, Веракса не поверил, и я резким ударом выбил оружие у него из рук, поднял и небрежно вручил. После этого он поверил.
А Бастилин подошел к поверженному противнику, который лежал, раскинув руки в луже крови. Ему досталось больше всех: голова и грудь были изуродованы до неузнаваемости.
– Жадина-говядина… – задумчиво пробормотал Бастилин.
С нашей стороны тоже были потери: двое убитых и трое раненых, которых наскоро перевязали, используя автомобильные аптечки. Перед тем как уехать, подожгли иномарки, собрали оружие, погрузили в багажники наших мертвецов.
– Повезешь ребят на подселение, – сказал Бастилин.
Я попросил растолковать.
– Перед Кольцевой дорогой кладбище. Директор живет на улице Топольной, будем проезжать мимо, покажу. Он предупрежден. Дашь ему эту записочку…
Бастилин вырвал листок из блокнота и написал: «И. Г.! Как договаривались».
Он остановился, затормозили и остальные машины.
– Шеф, Репа помер, – сообщил Веракса.
– Значит, троих, – вздохнул Бастилин. – Нельзя бросать тела своих ребят. Они должны быть преданы земле.
Кто-то за моей спиной мрачно усмехнулся. Мертвецов загрузили в мою машину, третий продолжал путешествие в багажнике. В пригороде Бастилин приказал притормозить и показал дом. Потом пересел в другой автомобиль.
Дверь мне открыл неопрятный толстячок, спросил, от кого я пришел.
– Мне нужен И. Г., – сказал я.
– Заходи. И. Г. – это я.
Он взял записку и спросил:
– Сколько?
– О деньгах речь не шла, – замявшись, ответил я.
Толстяк вздохнул, бросил досадно:
– Я о жмуриках…
– Трое…
Он еще раз вздохнул, пробормотал:
– Я на всякий случай пять приготовил…
В мою машину садиться он отказался, сел в свой желтый «Рено», покатил впереди. Я – за ним. На кладбище И. Г. нашел сторожа, тот был изрядно пьян. Директор ворчливо предупредил его о неполном служебном соответствии, приказал захватить лопату.
– Я – сейчас, – заверил сизолицый и прямо на глазах преобразился, в глазах появился характерный блеск, в движениях – точность профессионала, лопату он нес как виолончель.
– Езжай прямо, потом налево до березы, – сказал директор.
И мой катафалк тронулся по скорбному маршруту. Стояла уже непроглядная темь, фары выхватывали подмерзшую дорогу, белое поле, металлические завитушки крестов. Пять ям чернели зевами. В три из них мы спустили на веревках тела убитых.
Директор вздохнул:
– Пусть земля вам будет прахом, мальчики… Дурьи вы головы! – И, повернувшись ко мне, грустно сообщил: – Завтра в эти могилы улягутся законные владельцы, так сказать, официальные… Харитон, присыпь тела несчастных.
Ознакомительная версия.
