Если они так думают, то напрасно. Он много размышлял об этом. И как-то решил для себя, раз и навсегда: как бы паршиво у него ни складывались дела, добровольный уход из жизни не для него.
Хмуро поглядывая на себя в «зеркало», Романцев медленно провел рукой по гладковыбритому черепу. Они обстригли его налысо, а также соскоблили растительность с его щек. Он стригся всегда довольно коротко, но налысо — никогда. Что еще им покажется лишним, ненужным в Романцеве? Со временем выяснится и это.
Повязав вокруг бедер банное полотенце, он вышел из ванной комнаты. Он готов был поспорить на что угодно, что за ним наблюдают при помощи следящей телеаппаратуры. На виду, правда, это хозяйство не выставлено, но как минимум одна скрытая телекамера здесь точно имеется.
Стоило ему оказаться в комнате, как он тут же смог убедиться в собственной правоте. Пока он принимал душ, кто-то убрал за ним постель и сложил диван. На стуле была аккуратно разложена одежда, включая нижнее белье. Пятнистые армейские брюки, майка цвета хаки, свитер с погончиками защитного же окраса. Одежка была совершенно новой и пришлась ему впору. Обувь, смахивающая на мокасины, мягкая и удобная. Само собой, без шнурков. А то ведь от Романцева можно ожидать чего угодно. Может, к примеру, повеситься на собственных шнурках и тем самым сорвать Стоуну всю его игру.
Стоило Романцеву облачиться в казенную экипировку, как тут же один из знакомых ему уже охранников вкатил в номер тележку с обедом. На этот раз Алексей решил воздержаться от резких выходок, к тому же он обнаружил, что у него разыгрался аппетит. Он попытался разговорить андроида, но тот был нем как рыба. Романцев как следует подкрепился, а когда охранник вновь объявился на пороге, чтобы увезти обратно сервировочный столик, он попросил его принести сигареты. Алексей опасался, что этот мнимый немой вдобавок закосит под глухого или даст знаками понять, что здесь курить запрещено. Но на этот раз он ошибся: охранник вскоре вернулся, доставив узнику пачку сигарет «Кэмел», а также пепельницу и зажигалку.
Все правильно, он предпочитает другим сигареты именно этой марки. Какие еще его привычки они успели хорошо изучить?
Романцев с наслаждением закурил. Мыслительный процесс, протекавший параллельно, был менее приятен, и это еще мягко сказано.
В сущности, что ему известно о его нынешних неприятностях?
Полковник милиции Романцев, руководитель аналитического отдела МВД, давно копающий яму под крупных министерских чинов, и не только под них, в один прекрасный день, несмотря на всю свою осторожность, сам стал объектом нападения.
Его фактически выманили в регион Северного Кавказа, в Чечню, в эту черную дыру, в которой теряются следы многих преступлений. Инсценировали гибель Романцева, объявили об этом на весь мир. А самого его тайно перевезли в некую точку Н., где и удерживают до настоящего момента взаперти.
Совершенно понятно, что акция эта осуществлена с ведома или же по прямому указанию Карпинского, у которого, кажется, тоже возникли какие-то серьезные неприятности.
Ну что ж… Для того чтобы получше понять себя и разобраться в нынешних трудностях, иногда бывает полезным совершить экскурс в свое глубокое прошлое…
Романцев попал на работу в КГБ случайно, ибо началось все со случайной встречи с человеком по фамилии Карпинский — законтачили они летом восемьдесят третьего года. Существовали тысячи причин, по которым эта встреча могла бы не состояться, и даже когда разговор между ними произошел, а после второй, и третий, — это еще ровным счетом ничего не означало. Романцев числился среди той категории людей, которых ГБ считала если и не опасными, то уж, во всяком случае, не лояльными к существующему строю. Самому же Романцеву и в дурном сне не могло привидеться, что он когда-нибудь станет сотрудником госбезопасности, и притом — отнюдь не рядовым сотрудником. Но вот результат — Романцев прослужил в органах без малого десять лет, с восемьдесят третьего по девяносто второй.
Знакомство между ними состоялось в самом начале июня, примерно за три недели до того дня, когда Романцеву предстояла защита дипломной работы по одному из разделов экономической кибернетики. В те времена кибернетика была в фаворе, поскольку на эту сырую рыхлую науку возлагались большие надежды. Истории хорошо известны случаи, когда сильные мира сего пытались с помощью колдовства исправить свои пошатнувшиеся дела. Для партийной верхушки кибернетика являлась примерно тем же, чем алхимия для королей в средневековье. Ожидалось, что со дня на день кибернетикам удастся изобрести некий философский камень, панацею от всех бед и лекарство от многочисленных болезней дряхлеющего на глазах режима. Романцев, будучи уже фактически выпускником экономического факультета МГУ, прекрасно видел недостатки этой престижной науки, но при выборе профессии его прельщало другое — гораздо большая свобода действий, чем та, которой располагают его коллеги из других отраслей экономики.
Когда Романцев наведался по каким-то своим делам на родную кафедру, ему сообщили, что его срочно вызывает к себе проректор. В кабинете Сазонова он застал незнакомого ему мужчину лет сорока или сорока двух, с которым проректор, это сразу было видно, общался с подчеркнутой уважительностью, как с большим начальством.
Впрочем, спустя минуту Сазонов, сославшись на какие-то дела, деликатно оставил их наедине, любезно предоставив им для разговора собственный кабинет.
Романцев с первого взгляда определил, что перед ним — птица высокого полета. У незнакомца была респектабельная внешность и спортивная фигура. Дорогой темно-серый костюм, черные лакированные туфли, белоснежная рубашка, загорелое волевое лицо без единой морщины, и только проседь на висках выдавала, что ему уже слегка за сорок. От него исходил слабый аромат французского одеколона и дорогого табака. В обстановке какого-нибудь первоклассного отеля на побережье Флориды или Французской Ривьеры он выглядел бы вполне естественно, но здесь, в казенном совдеповском кабинете, воистину казался пришельцем из иных миров.
Он не подал руку, как этого следовало ожидать при первом знакомстве, не поприветствовал молодого человека хотя бы легким кивком, просто указал на свободный стул.
— Присаживайтесь, Романцев.
Незнакомец обошел покрытый зеленым сукном стол и уселся напротив Алексея. Одного пристального взгляда льдистых голубых глаз оказалось достаточно, чтобы Романцев почувствовал себя не в своей тарелке. Ему еще никогда не приходилось сталкиваться с подобным человеком, не доводилось видеть такие глаза — холодные, как космический лед, всепроникающие и безжалостные.
— Карпинский Игорь Юрьевич. Я работаю в Комитете госбезопасности.
Романцев инстинктивно потянулся рукой к горлу, чтобы слегка ослабить узел галстука, но тут же спохватился и с вызовом посмотрел на незнакомца.
— Да, я работаю в КГБ, — повторил Карпинский, от которого не скрылось минутное замешательство собеседника. В его голосе не было угрозы, скорее сквозил слабый интерес к личности сидящего напротив человека. — Кажется, я вас напугал, Алексей Андреевич?
— Вам показалось, — криво усмехнулся Романцев. — Признаться, меня несколько удивляет интерес КГБ к моей скромной персоне…
— В некотором роде вы действительно представляете для нас интерес. Но это не совсем то, о чем вы сейчас думаете.
— О, вы умеете читать мысли, — подал реплику Романцев. — Как интересно…
— Нет, мысли мы пока еще не научились читать, — краешком губ усмехнулся Карпинский. — Но я немного знаю людей, а потому их мысли зачастую для меня никакая не загадка.
— Для меня тоже, — набравшись наглости, сказал Романцев. — Хотя ваши мысли, боюсь, я читать не способен.
— Итак, мне известны ваши взгляды, — продолжил Карпинский. — Я нахожу их… не вполне зрелыми. Между вашими специальными знаниями и политико-философскими воззрениями лежит глубокая пропасть. Но вы человек способный, так что это печальное обстоятельство будет нетрудно устранить. Сейчас, впрочем, речь не об этом. Скажите, Романцев, почему вы так не любите КГБ? Вы ведь действительно нас не любите?
— А за что вас любить?
Романцев понимал, что переступил грань дозволенного, но что-то подсказало ему, что с этим человеком лучше говорить открыто, без обиняков. Мало того, Романцев поймал себя на мысли, что ему этого хочется.
— Не за что, — подтвердил Карпинский. — Среди вашей родни есть жертвы репрессий, хотя самых близких вам людей сия доля миновала. Вы получили хорошее воспитание. Вы проповедуете либеральные взгляды, хотя и не в таком экстремальном варианте, как мы это видим на Западе…
— Вы хорошо проинформированы, — сухо заметил Романцев. — Я могу быть свободен?
— Вы можете уйти в любой момент, — подтвердил Карпинский. — Если не хотите, конечно, продолжить наш разговор.