— Терпи, казак, — пробормотал Архангельский, прикрываясь раненым мужчиной, как щитом, — атаманом будешь.
Стрельба прекратилась. Видимо, Питерс больше не решался открыть огонь, опасаясь вновь попасть в своего.
— Господин Архангельский, — бросил Питерс, — вы же понимаете, что находитесь в безвыходном положении.
— Да ну, — пробубнил себе под нос Михаил.
— Советую вам просто оставить свою затею, — продолжал американец, — скоро на выстрелы сбегутся все моджахеды деревни.
Архангельский, собрав все силы, дернул раненого охранника влево, отчего тот охнул и издал протяжный стон боли, и, усадив его на пол, устроился сам, вновь прикрывшись телом, как щитом.
— Hey, american, — крикнул Архангельский, передернув затвор автомата, взятого у раненого, который уже безвольно завалился на него, — suck this [11].
— Shit! [12] — выругался Питерс.
И Архангельский спустил курок.
Республика Афганистан, г. Кабул, военный госпиталь, несколько дней спустя
В нос ударил непривычный запах спирта и хлорки. Старший сержант Архангельский приоткрыл глаза, осматриваясь по сторонам: он убедился, что находится не в затхлом и провонявшем темном подвале, а на мягкой койке в военном госпитале. Михаил попробовал приподняться, но сил не было, и он оставил эту затею.
— Привет, Миша, — раздался откуда-то со стороны мужской голос, одновременно и знакомый, и незнакомый, словно он когда-то его слышал, но сквозь пелену или помехи.
— Капитан Кривошеев? — тихо спросил Архангельский.
— С возвращением, — ответил тот, кого он назвал Кривошеевым, — еще бы чуть-чуть, и было бы поздно. Ты молодец, Миша, держался до последнего.
— Почти ничего не помню, — говорить Архангельскому было тяжело, — после того, как открыл огонь из автомата.
Кривошеев налил стакан воды из графина на тумбочке рядом с кроватью и помог Архангельскому сделать несколько глотков.
— Ну, — произнес он, — если вкратце, то вас сдал начальник медицинской части полка, как и всех ранее.
— За что продал? — только выдавил Архангельский.
— Наркотики, деньги, — уныло вздохнул Кривошеев. — Организовал в Союз канал поставки опиатов. Перевозил военными бортами под видом списанных или неиспользованных медикаментов, в которых мало кто смыслит. А раз военной авиацией, то, соответственно, без пограничных и таможенных досмотров. Весьма удобно и безопасно перевозить. Наркоту брал за информацию. Вышли на него в последний момент.
— Понятно. — Архангельский с досады стиснул зубы.
Чувство, когда тебя предают, не стирается временем, а если за деньги, то превращается в шрам на сердце. И этот шрам всегда будет напоминать о себе, делая человека еще более жестким и замкнутым.
— Когда выяснили твое местоположение, — продолжил Кривошеев, — полномочий сотрудника органов безопасности вполне хватило, чтобы взять спецназ ГРУ и поднять в воздух парочку вертолетов для огневой поддержки. Мне жаль, но ты, возможно, единственный, кто остался в живых из отряда. — Кривошеев умолк.
Архангельский ничего не ответил: он и так понимал, что, вероятнее всего, больше никто не спасся, хотя верить в это было тяжело.
— Капитан, — произнес Архангельский после непродолжительной паузы, — там, в том селении, где меня держали, был один американец. Но не из обычных военных. Особенный.
— Питерс? — уточнил Кривошеев. — Его звали Джонатан Питерс?
Старший сержант кивнул.
— Мой старый знакомый по Берлину, — иронично улыбнувшись, сказал Кривошеев, — начальник русского направления ЦРУ США. Он ушел, к сожалению. Но что он делал тут, в Афганистане?
Риторический вопрос, на который ни сам Константин Кривошеев, ни тем более старший сержант Михаил Архангельский ответа не знали.
— Ладно, Миша, тебе надо отдохнуть.
Кривошеев собрался выйти из палаты.
— Товарищ капитан, — остановил его Архангельский, — этот американец разговаривал по миниатюрной рации с центром командования. Я таких устройств ни разу не встречал. — Он сглотнул, говорить было тяжело. — Мало что удалось расслышать, но одно я уловил: речь шла о каком-то Арабе.
Кривошеев напрягся:
— О каком Арабе?
Глава: 1993 год
г. Москва, МБ Российской Федерации
То, что история повторяется, полковник Кривошеев Константин Сергеевич понял давно. Закономерное течение жизни имеет циклы и двигается по спирали, и уже знаешь, в каком месте ждать очередного удара судьбы. Вот только одна беда — история не предупреждала, когда уйдет на очередной виток в бесконечном движении.
Полковник Кривошеев, будучи заместителем руководителя департамента контрразведки Министерства безопасности России, сложив руки на столе, будто прилежный школьник, ожидал, когда сам министр Виктор Павлович Баранников закончит читать подготовленную аналитическую справку.
— Все действительно так, как вы написали? — с явно выраженным сомнением в голосе спросил Баранников. — А не примешали ли вы не основанные на фактах домыслы и фантазии?
Такая реакция министра как удар под дых обезоружила. Кривошеев замялся, не сразу найдясь с ответом.
— Никак нет, товарищ генерал армии! — собравшись с мыслями, наконец ответил он.
— Неужели? — Похоже, что Баранников не хотел верить написанному. — Вы знаете, Константин Сергеевич, недавно президент Борис Николаевич Ельцин озвучил стратегию внешней политики России с зарубежными партнерами, в частности с США.
— Так точно, товарищ генерал армии! — выдал Кривошеев, понимая, к чему клонит министр.
— Теперь США — наш стратегический партнер, — продолжил Баранников, — а вы в документе фактически их изобличаете, отмечая, что «США ведут инспирированную информационно-психологическую войну внутри России, а также, используя исламский фактор, создают очаги военного напряжения в странах СНГ вблизи границ». Не кажется ли вам, Константин Сергеевич, что это чересчур?
Министр пристально смотрел в глаза заместителю Департамента контрразведки.
— Нет, Виктор Павлович, — ответил Кривошеев, решив отстаивать свою точку зрения до конца, к чему бы это ни привело, — мои выводы основываются исключительно на фактах и результатах работы вверенного мне Департамента. Я готов подписаться под каждым словом.
— Не горячитесь, — напряженно бросил Баранников, — вы себе представляете, как я буду докладывать об этом президенту после того, как он сам обозначил курс? Он же с Клинтоном в губы целуется.
— Я считаю, и собственно меня этому учили старшие товарищи по КГБ, когда я был еще молодым оперативником, — продолжил отстаивать свою линию Кривошеев, — что наша работа не должна зависеть от непостоянства политической воли руководства, которое само непостоянно.
Баранников тяжело вздохнул.
— Неправильно вас учили старшие товарищи, — выдал он, убирая написанный Кривошеевым документ в выдвижной ящик рабочего стола, — будем считать, что данного документа никогда не было.
Про себя Кривошеев твердо решил, что после приема у министра подготовит рапорт об увольнении.
— Про этого Араба, — между тем после небольшой паузы продолжил Баранников. — Если ситуация действительно обстоит так, как написано, то его разработку возьмите под личный контроль. Что касается возможной его активизации в Таджикистане и вероятного нападения исламских моджахедов, то я думаю, имеет смысл побывать на пограничных заставах. Один момент, Константин Сергеевич: никакой утечки информации.
Кривошеев напрягся.
— Сейчас первостепенная задача: собрать как можно больше сведений об Арабе, не допустив даже слуха о нем. Если этот разведчик настолько хорош, — Баранников постучал ладонью по столу, где хранился документ, — то даже малейшая осечка может его спугнуть, и он откажется от выполнения задач, поставленных ЦРУ.
— Слушаюсь, — нехотя ответил Кривошеев.
