– Ты говоришь: «Если бы Герман пришел к власти». Неужели ты считаешь, что вы столь могущественны? Да вся ваша афера едва не треснула по швам еще три недели назад, когда ты плыл с Дикого острова на берег и под водой чуть не наткнулся на меня. Всего на метр ближе – и я узнал бы тебя.
Моргун усмехнулся.
– Я, между прочим, так и решил, что ты меня узнал. И потому быстренько придумал фокус с белой накидкой и запиской в кармане.
– Постой! – не понял я. – Ты придумал этот фокус до того, как мы едва не столкнулись под водой, или после?
– После, дружок, после!
– Но ты ведь привез на остров накидку заранее и заранее подкинул ее в мою лодку!
Моргун отрицательно покачал головой.
– Пограничники нашли пустую лодку, Кирюша. Накидки в ней никогда не было. Этот белый кожаный плащик хранился в моей мастерской. Там же я и сочинил записку.
– Как же тебе удалось подделать мой почерк?
– Любопытствуешь? А правда занимательная штука – узнавать правду из первых уст? К слову: а тебе не страшно узнать все?
– Разве в моем положении можно еще чего-нибудь бояться?
– Это ты верно заметил, – ответил Моргун. – Так вот, по поводу записки. Каждый день, дружок, перед тем, как отчалить к острову, ты собственной рукой писал в моем учетном журнале: «Трехместную лодку с парой весел и спасательным кругом, все в исправном состоянии, взял напрокат до восемнадцати часов». И расписывался. Было это?.. Было! С этого образца мне не стоило больших усилий скопировать твой почерк.
– Но такой шикарный компромат логичнее было бы отправить в милицию, а не мне в руки, – пожал я плечами.
– Нет! – Моргун покрутил головой, чиркнул зажигалкой и прикурил. – Не логичнее. Профессиональные эксперты могли бы быстро раскусить, что почерк подделан. К тому же они обязательно бы связались с пограничниками и выяснили, что те никаких вещей в лодке не находили. А ты, получив накидку с запиской, становился, во-первых, моим должником и сразу исключал меня из числа подозреваемых, коль я сам тебя выручил, а во-вторых, переключал свой острый ум на поиск собственного алиби, а не преступника. Словом, я тебе рот закрыл и поубавил твою сыскную энергию. Ты мог откровенно говорить только с Лешкой, который ко всему прочему был нашим человеком. Отпала необходимость тебя убивать – ты был совершенно безопасен для нас, и мы знали о каждом твоем шаге.
– Чем тебе Караев помешал? – спросил я, глядя на короткие сильные пальцы Моргуна, в которых была зажата сигарета. – Зачем старика убил?
– Караева? – переспросил Моргун, глубоко затягиваясь. – А в этом, дружок, ты был косвенно виноват. В один прекрасный вечер мне из Симферополя позвонил Илья Городецкий, клерк, контролирующий частное строительство в Крыму, и сказал, что отец Малыгина – бывший анестезиолог, когда-то лечивший его, почему-то заинтересовался дачей Пикова, и дал мне номер телефона, по которому Малыгин просил перезвонить. Я сразу узнал твой номер. И тогда мне стало ясно, что это ты звонил Городецкому от имени Малыгина-старшего и, видимо, намеревался найти капитана на даче Пикова в Морском. Караев вряд ли видел, что я поднимался на борт яхты с мыса Ай-Фока, но он разговаривал с наркоманкой, мог заметить что-то подозрительное и проболтаться тебе. Короче, этого свидетеля пришлось убрать…
Моргун замолчал, раздавил окурок и поднялся с дивана. В зал в сопровождении двух охранников вошел невысокий толстеющий пухлогубый мужчина в костюме. Когда Моргун почти вприпрыжку пошел к нему, Анна сказала мне:
– Это Герман Милосердов.
– Господи, а плюгавый-то какой! – вырвалось у меня. – Плюнуть не на что, а возглавил партию.
Милосердов не стал подходить к двери, где все еще лежал труп мужчины в спортивной куртке, а дождался, когда Моргун подойдет к нему, что-то сказал ему, показал рукой на автоматчиков за кассовой стойкой и на дверь, повернулся и семенящей походкой покатился обратно к красной двери. Моргун отдал какое-то распоряжение Леше и Секачу и вернулся к нам.
– Что касается бомжа с пляжа хиппарей, – сказал он так, словно никуда не отлучался, опять опускаясь на диван и закуривая, – то и здесь ты подставил старика. Он видел меня пару раз, когда я таскался по пляжу с Танькой-наркоманкой, и, хотя у алкашей память никудышная, мог запомнить кое-какие приметы. Я не трогал бы его, если бы ты не надумал плыть на «Ямахе» на тот пляж. Так совпало, что в это время, когда ты пришел ко мне за «Ямахой», где-то за пляжем железнодорожников гонял на водном мотоцикле Леша. Я понадеялся, что он тормознет тебя на полпути под каким-нибудь предлогом, но Леша скоро вернулся и сказал, что не смог тебя задержать и ты благополучно причалил к пляжу хиппарей… Собственно, грех мой невелик: алкоголики и так пьют всякую дрянь – то денатурат, то тормозную жидкость. А я напоил его отборным метиловым спиртом с небольшим добавлением бензина.
– Меня от него тошнит, – сказала мне Анна.
– А это оттого, девушка, – спокойно ответил Моргун, – что вы чувствуете мою правоту. Вашего друга предупреждали не раз: не суйся в это дело. Не полез бы – не было бы такого количества невинно убиенных.
– Если ты говоришь, что я не представлял для вас опасности, то зачем вы приказали Лепетихе убить меня? – спросил я.
– Лепетиха – это тот зеленый, начинающий мокрушник с вечно глупым выражением на лице? – уточнил Моргун. – Я не имел к нему никакого отношения. Это уже инициатива Витька Гурули. Ты попытался припереть его к стене со своим счетом в двадцать пять тысяч баксов, а Витек настолько жаден, что убьет человека за один доллар. Из-за своей жадности он и самого дешевого киллера где-то откопал. К тому же он трус – побоялся звонить киллеру из своего ялтинского дома и попросил сделать это Татьяну Сысоеву. Татьяна, дура, согласилась и чуть было не засыпала наш филиал. К счастью, ты ошибся, когда принял Сысоеву за Милосердову и выдал себя за ее брата. Сысоева, мне рассказывали, ловко подыграла, а потом сдала тебя ментам… Если говорить о Гурули, то он вечная гиена, потому что всегда питался объедками. Я, как и ты, его на дух не переношу. Но у него мощный козырь – он знает фамилии шишек из числа крымского руководства, которые прокручивали в «Милосердии» бюджетные бабки и имели с них бешеный навар. Менты потому не могут упрятать его за решетку. И тебя, собственно, тоже потому выпустили, что дело прикрыли.
– Ты говоришь, что Гурули жадный. Но он, между прочим, выплатил мне все баксы по фиктивному счету.
Моргун рассмеялся.
– Эх, дружок, наивный ты человек! Все тридцать тысяч – фальшивые. Но Гурули понадеялся, что поздно вечером и в пьяном виде ты этого не заметишь. Так оно и вышло. Кроме того, эта гиена без согласования с Пиковым взорвала «Ассоль», чтобы убрать тебя и сделать себе имидж мученика и борца за права вкладчиков. Но возмещать ущерб Пикову пока не собирается. Все надеется снять с новых вкладчиков богатый урожай… Ни хрена у него не выйдет. Жаль яхту!
– Эта гиена, между прочим, в одной компании с тобой, – напомнил я.
– Увы, увы! – развел Моргун руками.
Он встал, улыбнулся своей улыбкой, когда глаза превращаются в щелочки, а усы растягиваются во всю ширину лица, и уже другим, грустным и усталым, голосом добавил:
– Договорить нам, наверное, уже не удастся. Хотя скорее всего договорим на том свете.
Он повернулся и пошел к выходу. Два боевика, стоящие рядом с дверью, взяли автоматы на изготовку. Дверь открылась, и в зал вошел Нефедов.
– Стоять! – сказал ему Моргун. – Руки за голову!
Он подошел к Нефедову вплотную и стал ощупывать его с ног до головы. Нефедов поворачивался по его команде то спиной, то боком, пока наконец не увидел нас. Он ничего не сказал, но в его взгляде было достаточно крепких выражений в мой адрес.
– Можете опустить руки, – сказал Моргун, закончив обыск и просматривая удостоверение личности, которое он нашел в кармане плаща Нефедова.
В зал выкатился Милосердов. Он, должно быть, очень хотел казаться целенаправленной и решительной личностью. Быстро подошел к Нефедову, остановился в трех шагах от него.
– Значит, так, – сказал Милосердов. – Разговор наш будет коротким и, надеюсь, плодотворным. Два миллиона долларов наличными, автобус с пятью полными канистрами бензина и средствами связи и готовый к вылету самолет с экипажем в аэропорту Внуково.
– Доллары мы сумеем доставить вам уже к утру, а автобус… – начал Нефедов.
Но Милосердов не дал ему договорить:
– Не к утру, а немедленно, в течение часа! И не надо говорить мне, что в Москве все банки ночью закрыты.
– Хорошо, – ответил Нефедов. – С долларами я постараюсь решить вопрос как можно быстрее. Сложнее будет с самолетом. Проблема в том, что сейчас нелетная погода.
– Меня это не останавливает. Я разрешаю экипажу взять с собой парашюты. Если самолет из-за дождя начнет падать, я позволю летчикам покинуть борт.
