– Ну почему не слышали? Там, за Калтатом, – их прииск. А в том примерно месте, где вы на карте показывали, – какой-то заповедник губернского подчинения. Реликтовые растения или что-то похожее...
– Ага! – удовлетворенно сказал Мазур. – Может, тут и ключик...
– Не знаю, – пожал плечами Сомов. – Золотишко с прииска возят вертолетами, перегружают на самолет в нашем аэропорту, но это мимо меня, там вневедомственная задействована... А что до заповедника – это и вообще мимо Пижмана проходит. Знаю только, что охрана там хорошая, в связи с научной ценностью. Иностранцев туда частенько возят. Ходят слухи, что там под видом заповедника устраивают шикарную охоту на медведей для импортных богати-ков – источник валюты для губернии, золотое дно...
– Ну, сие нам знакомо, – сказал Мазур. – Если хочешь что-нибудь замаскировать, нужно не отрицать существование, а выпустить на свет божий к у с о ч е к картинки, как якобы утечку... Миша, это все была лирика. Ты скажи честно: что нам от тебя ждать?
Сомов смотрел в стол. Усмехнувшись, не поднимая глаз, процедил:
– Ну, по долгу службы вас бы задержать следовало для проверки фактов и выяснения некоторых... событий.
– Не получится, – вздохнул Мазур. – Ты, бога ради, не подумай, что я тебя пугать пытаюсь или в твой профессионализм не верю...
– Намек понял, – поднял глаза Сомов.
– А ты что на моем месте делал бы? Сантиментами маялся? – спросил Мазур без всякого раскаяния. – Или спасал жену? Я ведь не о себе забочусь, будь я один, и заходить в город не стал бы, попер себе дальше по азимуту... Люблю я вот эту обормотку, знаешь ли. И, чтобы ее доставить в безопасное место, не пожалею ни себя, ни встречных...
– Как вы вообще вышли, удивительно...
– Да ничего удивительного, – вяло сказал Мазур. – Учили нас с Володькой – выходить из пункта А в пункт Б, при нужде – так, чтобы впереди все разбегалось, а позади все рычало...
– И прапорщики тоже? – как бы невзначай бросил Сомов.
– Слышал уже?
– Уголовка да не слышала? Вот честно скажите – вы?
– А свидетель есть?
– Есть.
– Чернявенький, весь расписанный? – хмыкнул Мазур.
– И раненый вдобавок.
Мазур посмотрел ему в глаза:
– Ну тогда это не я. По одной простой причине, Миша: парни вроде нас с Володей в такой ситуации свидетелей не оставляют, особенно легкораненых, которые потом могут излагать связно и красочно, какие мы плохие ребята. Очень уж хорошо нас учили, потому и живы до сих пор, оба-двое, и все остальные... Я бы свидетелей не оставил. Просто не умею портачить в такой ситуации. Какая у него рана, пулевая?
Сомов нехотя кивнул.
– Пистолет нашли?
– Нет. Говорит, ты с ним в тайгу драпанул... то есть, я хотел сказать, стрелявший. Положил обоих прапорщиков, а по нему промахнулся в расстройстве чувств, когда он за машину прятался...
– Ну, когда я стреляю, у меня расстройства чувств не бывает. Хорошо он счеты свел моим хребтом...
– А с паромщиком тоже он счеты сводил?
– Ну я ж тебе все подробно объяснил...
– Так это еще доказать надо.
– А ты можешь доказать, что я в том домике был? – усмехнулся Мазур.
– Вас без бороды, может, и не опознают. А ее? – он кивнул на Ольгу. – Свидетелей куча, и все вас двоих одинаково описывают... то есть теперь-то ясно, что это вы...
– Может, есть свидетели, что паромщика я замочил?
– Вот таких пока нету...
– И не будет.
Сомов усмехнулся:
– А мимо палаточки не вы проходили? Где трое покойников? Очень уж многозначительное совпадение: в трех точках – трупы. У паромщика вы были, прапоров вы... ну, по крайней мере, морды им набили. Палаточка как раз меж этими двумя точками и располагается.
– Вот, кстати, о палатке, – сказал Мазур. – Вы там ничего интересного не находили? Стволов каких-нибудь любопытных, какими законопослушным гражданам владеть как-то и не полагается? А?
– Находили, – сказал Сомов после долгого молчания. – Вот э т о в пользу вашей версии работает, что скрывать. Да и у паромщика кое-что интересное обнаружилось...
– Значит, веришь?
– По крайней мере, все события можно толковать и так, и этак. А это уже кое-что... – Он провел ладонями по краю стола и, сразу видно, на что-то решился. – Я ведь не вам верю, я Володьке верю... – и криво усмехнулся. – И, кроме того, прекрасно понимаю: судя по Володьке, шансов у меня против вас ни малейших, двумя пальцами в узел завяжете. Только вашего положения это не облегчит нисколечко, верно? – Он помолчал. – Может, вам в военкомат обратиться?
– Вот то-то что – военкомат, – хмыкнул Мазур. – Был бы здесь приличный штаб воинской части – дело другое.
– Да уж, все штабы здесь – вертухаевские... И части тоже. А поезда у нас в Шантарск уходят регулярно – раз в день, в десять вечера, пассажирские, я имею в виду. И времени еще... А мне на работу пора.
– Хочешь, я тебе расписку напишу? Я, такой-то, обязуюсь добровольно явиться в Шантарске в ближайший райотдел...
– Да глупости все это... – играя желваками, сказал Сомов. – Расписки, офицерское слово... Вы же в розыске, понимаете? Рост, комплекция, цвет глаз, наколочки... Я про змею и дату. И вашу супругу тоже описали довольно подробно – и лесные пожарнички, и продырявленный водила. И если поискать среди всех отпечатков, взятых в доме паромщика, то ваши там наверняка найдутся.
– Если что, в Шантарск обязательно повезут?
– Не обязательно. У нас здесь и городской суд, и СИЗО. С одной стороны, вы со временем непременно сможете связаться с начальством... а с другой, вам времени могут и не дать... – Он поморщился, чуть ли не с тоской выдохнул: – Надо же, на мою голову...
– А давай забудем про наши разноцветные погоны и поболтаем, как два мужика, – сказал Мазур. – Я твоему брату однажды жизнь спас, вот и ответь с той же карты...
– Да кто сказал, что не отвечу... – зло, раздраженно бросил Сомов. – Говорю же, ради Володьки... – он вновь мазнул цепким взглядом по фигуре Мазура. – Пистолет сдадите?
– Нет уж. Как пели в годы моей юности, тяжело в деревне без нагана...
– Не доверяете?
– Не в том дело. Тебе-то я доверяю...
– Тогда засядьте тут и носа на улицу не показывайте. Дочку я из садика заберу часов в семь, кроха еще, ничего такого не подумает. У нас тут пережитки коммунизма остались – детский садик в том числе...
– А жена?
– Она на дежурстве с утра. Сутки через двое. Диспетчером в пожарке. В общем, до поезда как-то прокантуетесь, и надо еще подумать, как вас туда запихнуть, не привлекая внимания, – на вокзале вторые сутки наши ребята в цивильном толкаются... Ну, я, как только приду, попробую кое-кого порасспросить. Есть одна любопытная идея...
– Вот этого не надо бы, а? – сказал Мазур. – Я расспросы имею в виду. Еще забеспокоится кто-то...
– Все-таки полагаете?
– Полагаю. Не может, Миша, такой охотничий заповедничек благоденствовать самое малое два сезона без хорошего прикрытия, это азбука...
– Так и я не пацан.
– Верю, – сказал Мазур. – Еще как верю. Только в таких делах проигрывают вовсе не оттого, что пацаны, а потому, что ты вслепую ищешь, зато противник заранее просчитал твое вторжение в игру... Миша, я серьезно. Давай тихо и спокойно доживем до вечера, потом сядем и обмозгуем все ладком...
Он вышел в комнату вслед за Сомовым, смотрел, как тот без спешки одевается, пристегивает кобуру. Инспектор почувствовал взгляд, обернулся:
– Присматриваете?
– Да глупости, – сказал Мазур. – Как только ты из квартиры выйдешь, тебя уже не проконтролируешь... Так что – все на доверии, – оглянулся на телефон. – У тебя городской?
– Ага. Звонить хотите?
– Да попробую. У тебя номер какой?
– Семь – двадцать пять – тридцать три. Через автоматику можно, нас недавно подключили. В общем, в холодильнике есть кое-что, хотите – поспите, только из квартиры – ни ногой. Часов в семь вернусь. – Он забрал с тумбочки темно-красный мотоциклетный шлем. – С дочкой уже.
– Только не расспрашивай там никого, а?
– Да ладно... – Он с озабоченным видом махнул рукой и вышел.
Глава шестая
У каждого свой крест
Щелкнул автоматический замок. Мазур быстренько вернулся в кухню, прилип к окну. Сомов жил на окраине, в серой панельной пятиэтажке, околица была самая патриархальная – из кухни открывался вид на громадный огород, примыкающий к добротному пятистенку, а рядом протянулся двойной ряд дощатых сараев (за которые Мазур и загнал машину). Ага, вот и Миша показался, отпер простенький висячий замок, выкатил темно-вишневую старенькую «Яву» с коляской, завел со второй попытки, укатил. Во дворе ни души. Мазур присел к столу, налил остывшей заварки, чуть разбавив ее остывшей кипяченой водой. Спать хотелось изрядно, но приходилось терпеть.
– Как думаешь, не заложит? – спросила Ольга.
– Лексикончик у вас, мадам... – проворчал Мазур. – Я ж не Господь Бог, чтобы читать в душах безошибочно. Одно ясно: как писали в старинных романах – в душе у него происходило внутреннее борение. Происходило, ручаюсь... И очень хочу верить, что победила братская любовь, то бишь любовь к брату...
