Я словно воочию видел обеих женщин, пока слышал рассказ мисс Стенсфилд, – ее карие глаза смотрят прямо, она не желает опускать их или как-то по-иному продемонстрировать признаки смущения. Я думаю, что с практической точки зрения она гораздо лучше, чем миссис Келли, представляла себе все трудности своего положения.
«Я должна сказать, что вы не очень-то стыдитесь того, что обманули меня!», – с горечью сказала миссис Келли.
«Я никогда вас не обманывала. Вы ни словом не обмолвились о моей беременности до сегодняшнего дня, – она с любопытством посмотрела на миссис Келли. – Как вы можете говорить, что я вас обманула?»
«Я пригласила вас к себе в дом! – вскричала миссис Келли. – Я позвала вас на обед… с моими сыновьями». Она неприязненно взглянула на мисс Стенсфилд.
В этот момент мисс Стенсфилд рассердилась не на шутку. Так, как, по ее словам, она не сердилась ни разу в жизни. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, какую реакцию может вызвать ее положение, когда оно обнаружится, но вы все можете подтвердить, джентльмены, какая разница существует между теорией и ее практическим результатом.
Положив руки на колени, мисс Стенсфилд сказала твердо: «Если вы намекаете на то, что я когда-нибудь пыталась или могла бы попытаться соблазнить ваших сыновей, это самая грязная и низкая ложь, которую я когда-либо слышала в жизни».
Голова миссис Келли дернулась, как от пощечины. Две женщины мерили друг друга взглядом, разделенные письменным столом. В комнате чувствовался слабый запах цветов. Это мгновение, как показалось мисс Стенсфилд, длилось бесконечно долго.
Затем миссис Келли рывком открыла ящик стола и достала темно-желтый чек. Показывая зубы, словно откусывая каждое слово, она сказала: «Когда сотни порядочных девушек ищут работу в нашем городе, я не думаю, что мы нуждаемся в услугах какой-то проститутки, дорогая».
Она сказала мне, что именно это презрительное «дорогая» окончательно вывело ее из себя. Миссис Келли, с широко раскрытыми глазами и открыв рот наблюдала как миссис Стенсфилд, сцепив пальцы с такой силой, что на них появились синяки (они уже побледнели, но все еще были заметны, когда она пришла ко мне первого сентября), начала с шумом выдыхать воздух сквозь плотно сжатые зубы.
Вряд ли эту историю можно было назвать забавной, но я не удержался от смеха, и мисс Стенсфилд присоединилась ко мне. Миссис Дэвидсон заглянула в кабинет – наверное, чтобы убедиться, что мы не надышались закисью азота -и закрыла за собой дверь.
«Это единственное, что я могла сделать, – сказала мисс Стенсфилд, все еще смеясь и вытирая платком слезы. – Потому что в тот момент, я ясно представила, как я смахиваю с ее стола флакончики с духами. Я увидела, как они разбиваются на мелкие кусочки и наполняют комнату жутким зловонием». «Я собиралась сделать это и, казалось, ничто не могло бы меня удержать. Но тогда я начала дышать, как паровоз, и все прошло. Я нашла в себе силы взять чек и уйти. Я не могла поблагодарить ее, потому что все еще изображала паровоз!»
Мы снова рассмеялись, а потом она стала серьезной.
«Все уже позади, и мне сейчас даже немного жаль ее – или, может быть, я веду себя чересчур высокомерно?»
«Вовсе нет. Я просто удивлен, что вы можете испытывать сейчас такие чувства».
«Можно я покажу вам то, что я купила на выходное пособие?»
«Конечно, если вы этого хотите».
Она открыла кошелек и вынула маленькую плоскую коробочку. «Я купила это в ломбарде, – сказала она. – За два доллара. Это был единственный момент за все время этого кошмара, когда я действительно почувствовала стыд. Разве это не странно?»
Она открыла коробочку и положила на стол, чтобы я смог увидеть ее содержимое. В ней лежало обычное обручальное кольцо.
«Я буду делать все как нужно, – сказала она. – Я снимаю комнату в доме, который миссис Келли назвала бы „добропорядочным пансионом“. Моя хозяйка добра ко мне… но миссис Келли тоже была добра и дружелюбна. Я думаю, она может в любой момент попросить меня съехать, и боюсь, что, если я попрошу ее вернуть мне деньги, которые я заплатила вперед, она рассмеется мне в лицо».
«Но это будет незаконно. Есть суды и адвокаты, которые помогут вам…»
«Суды – это мужские клубы, – ответила она с уверенностью в голосе, -не способные с пониманием отнестись к женщине в моем положении. Может быть, я сумею получить назад мои деньги, а может быть, и нет. В любом случае, все расходы и неприятности вряд ли стоят сорока семи долларов или около того. И впредь я намерена стать более практичной».
«Я приметила одно местечко в нижней части Вилледжа. Это, правда, третий этаж, но комната чистая и стоит на пять долларов в месяц дешевле, чем та, которую я снимаю в настоящий момент». Она вытащила кольцо из коробочки. «Я надела его, когда хозяйка показывала мне комнату».
Она надела его на третий палец левой руки с легким выражением неприязни, в котором, как мне кажется, она не отдавала себе отчета. «Вот так. Теперь я миссис Стенсфилд, мой муж был водителем грузовика, он погиб в аварии на автостраде Питтсбург – Нью-Йорк. Ужасно грустно. Но я больше не проститутка, а мой ребенок не будет незаконнорожденным».
Она посмотрела на меня, и в ее глазах появились слезы.
«Прошу вас, – сказал я и взял ее руку в свою. Она была очень холодной. – Не надо, дорогая».
Она повернула руку ладонью вниз и посмотрела на кольцо. Затем улыбнулась, и, поверьте мне, джентльмены, ее улыбка была столь же горькой, как горчица. По ее щеке скатилась одинокая слеза.
«Когда я слышу, как некоторые циники говорят, что волшебству и чудесам нет места в наше время, я уверена, что они заблуждаются, правда, доктор Маккэррон? Когда вы покупаете кольцо за два доллара, и это кольцо в один миг избавляет вас от незаконного рождения и нелегальности вашего положения, как это можно назвать, если не волшебством? Дешевым волшебством».
«Мисс Стенсфилд… Сандра, если я могу… если вам нужна помощь, все, что я смогу…»
Она убрала свою руку – может быть, если бы я взял ее правую руку, она бы этого не сделала. Я говорил вам уже, что не любил ее, но в этот момент я мог почувствовать любовь к ней, и она позволила бы мне подержать ее руку в своей немного дольше, пока бы я не согрел ее своим теплом, – возможно, я полюбил бы эту женину.
«Вы хороший, добрый человек, и вы многое сделали для меня и моего ребенка. Ваш Метод дыхания – несравнимо большее чудо, чем это ужасное кольцо. Кроме всего прочего, он спас меня от тюрьмы за предумышленные разрушительные действия».
Вскоре после этого она ушла, а я подошел к окну и смотрел, как она шла вдоль улицы к Пятой авеню. Боже, я восхищался ею даже тогда! Она выглядела такой хрупкой, такой молодой и явно беременной, но ничуть не неуверенной или пугливой. Она шла по лице как бы с сознанием собственного права на место в этом мире.
Она исчезла из вида, и я вернулся к столу. Мой взгляд вдруг привлекла фотография в рамке, висевшая на стене рядом с моим дипломом, и страшная дрожь пробежала по моему телу. Жуткий страх сжал мое горло, и я почувствовал, что задыхаюсь. Это был ужас предчувствия, джентльмены. Я не хочу спорить о том, могут ли происходить подобные вещи или нет. Я знаю, что могут, поскольку испытал это на себе. Именно тогда, в тот жаркий сентябрьский полдень. И я молю Бога, чтобы мне не довелось испытать это еще раз.
Снимок был сделан моей матерью в тот день, когда я окончил медицинский институт. Я стоял перед Уайт Мемориал, заложив руки за спину и сиял, как ребенок, который целый день резвился и прыгал по аллеям Пэллисейд парка. Слева от меня виднелась статуя Гарриет Уайт, и хотя ее верхняя часть была отсечена кадром, пьедестал и жестокая надпись – «Не существует покоя без боли; таким образом, мы определяем спасение через страдание» – были четко различимы. И у подножия статуи первой жены моего отца, как раз под надписью, Сандра Стенсфилд погибла почти четыре месяца спустя во время несчастного случая, случившегося в тот момент, когда она приехала в больницу, чтобы родить на свет своего ребенка.