– Вадька, пошли скворца, не забу-удь!
Мазур проделал ножом дыру в брезенте и стал смотреть вперед. Довольно долго тянулся однообразный пейзаж – стена елей, по которым скользили лучи фар, дорога почти не петляла, шла, как по ниточке.
Машину подбрасывало. Встав на корточки и пытаясь рассмотреть в темноте лицо девушки, Мазур сказал:
– Все, никакой погони уже не будет…
– А за шпионаж нас не посадят?
– Ты что?
– Ты же сам сказал: военная база… – в ее голосе сквозила явная настороженность.
– А… – тихо отозвался Мазур. – Это ты фильмов насмотрелась насчет бедных американцев, которых за шпионаж гонят в Сибирь… Во-первых, мы и так в Сибири, а во-вторых – у нас в понятие «военная база» иногда вкладывается совсем не тот смысл, что у вас, сама убедишься… – он не боялся, что в кабине услышат тихий разговор, мотор ревел во всю ивановскую. – Чует мое сердце, ты не кары за шпионаж испугаешься, а самой базы…
Встал и проделал справа и слева еще по отверстию, чтобы иметь полный обзор. Минут двадцать по обе стороны была только надоевшая до чертиков тайга, потом слева открылся широкий пустырь, и на нем при тускловатом свете давно пошедшей на ущерб луны чернел некий апокалипсический курган из огромных серых глыб. Мазур даже заморгал от неожиданности. Вокруг громоздились какие-то коробчатые конструкции, косо ушедшие в землю.
Он понял, в чем тут дело, увидев оставшийся нетронутым «грибок», кубик с бетонной крышей. А это, конечно же, пулеметная башня – кирпичный полуовал, на котором громоздится стальной колпак, все сооружение похоже на крохотную копию одной из башен Псковского кремля и давненько уже заброшено…
Это была взорванная ракетная шахта, от которой остались одни руины да вентиляционные выходы, те самые «грибки». Когда-то здесь под землей таилось грозившее супостату ядерное чудовище – но потом его изничтожили свои же, когда наверху решили, что на данном историческом отрезке вокруг державы супостатов более не имеется, а есть лишь загадочные друзья. Саму ракету, конечно, вывезли, а все подземные сооружения, влетевшие в дикие миллионы, пошли на слом. Картина знакомая. Любому толковому офицеру от нее хочется блевать…
Впереди показались огни. Высоченный забор из колючей проволоки, распахнутые железные ворота, кирпичный кубик КПП. Грузовики проскочили в ворота, почти не снижая скорости, свернули влево, вправо…
Длинная трехэтажная казарма определенно заброшена – такой уж у нее угрюмый вид. Заброшен и детский городок – резные деревянные фигурки гномов и зверюшек, частокол, горки, теремки… А здесь, похоже, живут – окна светятся.
«Точка», как легко рассмотрел Мазур при свете редких фонарей, являла собою причудливую смесь дотлевавших остатков жизни и разрушения. Проехали мимо бэтээра без колес, мимо грузовика, от которого осталась лишь проржавевшая кабина на остатках шасси. Дальше – вновь казарма, где светится пара окошек. И еще одна. Мазур искал в душе хотя бы тень мимолетного умиления оттого, что снова оказался по другую сторону забора, отделявшего штатскую жизнь от военной, но, кроме горестной брезгливости, ничего не мог отыскать. Забор, такое впечатление, давно рухнул, и все смешалось в причудливом бардаке…
Машины остановились у здания без окон, с высокими железными воротами – гараж, несомненно. Из кабин и кузова соседней машины, радостно гомоня, хлынули господа деды. Зазвенело стекло.
– Тщательней, тщательней вынимай! – распоряжался давешний командный голос. Свое кантуешь, не дядино! Ширенко, ты куда запропал?
Скрипнула половинка железных ворот, затопотали чьи-то торопливые шаги. Испуганный тенорок доложил:
– Товарищ старший сержант, «бригада ух» в лице четырех салабонов занята ночным ремонтом материальной части! Дежурный по бригаде скворец Ширенко!
– Вольна-а… – протянул сержант. – Кругом и продолжать. И чтоб ни одна зараза наружу до утра и носа не казала!
Затопотали удаляющиеся шаги.
– Вадька, – позвал кто-то. – Разгружать-то будем? Схожу, подниму молодых?
– А пошло оно все на хер, – философски сказал сержант. – Куда до утра денется? Так, Серега, ты проследи, чтобы горючее дотащили в темпе и скрытно… там у меня сверток на сиденье, не трогай, пусть лежит. Масаев где? Давай к поварам, погляди, как там мясцо, дошло, нет? Остальные шагом марш в расположение лейб-гвардии славных дедов! Кому сказал?
Несколько человек, чуть слышно звеня бутылками, двинулись прочь.
– Вадька…
– Шагай! Сгоняй-ка мне мухой в каптерку и роди полдюжинки бушлатиков, да поновее, непачканых…
– Вадька, ты не борзей. А если застукает?
– Друг Миша, а не пошли бы вы, на хер, в каптерку? Моя проблема. Или завидушки берут?
– Вадьк, а если успеет проспаться?
– Сказал, мои хлопоты. Дергай в темпе.
– Ладно, я предупредил… – и зазвучали удаляющиеся шаги.
Сержант Вадька, как понял Мазур по звукам, остался возле машины. Чиркнула спичка, потянуло сигаретным дымком. Мазур бесшумно скользнул под брезент, к Джен. Приложил ей палец и губам, гадая, что все эти мизансцены означают. Пора было подумать, как непринужденнее и естественнее себя объявить. Поискать здешнего командира? Особиста? Хотя какой тут особист… Или, не мудрствуя, дождаться, пока сержант смоется, завести грузовик ключом или без ключа – и катить себе ночной порой, обходными дорогами, в Вишнегорск? Сердце чует, пропажу машины здесь заметят не раньше, чем через недельку… Ворота настежь, часовой признаков жизни не подавал, если он вообще там имеется…
Клятый сержант все бродил возле машины. Застучали шаги.
– За смертью посылать… – вяло ругнулся сержант. – Что слышно?
– Да вроде лежит нажравшись… – и через задний борт стали переваливаться какие-то легкие предметы, должно быть, те самые бушлаты. – Держи новые. Говорю тебе, не нарвись…
– Иди, Мишаня, к толпе, и в темпе…
– Ох, смотри, Вадька…
Сержант, оставшись в одиночестве, вновь принялся нетерпеливо расхаживать вокруг машины, прищелкивая подошвами. Мазур про себя обозвал его на все буквы двух алфавитов, сначала русского, потом латинского, и даже добросовестно попытался протелепатировать несложную мысль:
«А не пойти ли тебе на хрен»?
То ли из него телепат был неважный, то ли из сержанта – ничего не получилось и получиться не могло, сержант не собирался бросать свой неведомый замысел.
– Вадик…
«Ах, во-от оно что, – подумал Мазур, услышав тихий женский голос. – А кто-то, значит, лежит, нажравшись… Это что, прямо тут вы и собрались?» Рядом ворохнулась Джен. Он ободряюще пожал кончики пальцев – и накрылся с головой, отодвинувшись в самый угол.
– Нет, там грязно, тряпье в соляре, сюда прыгай…
– Вадик…
Какое-то время в противоположном конце кузова длилось легко объясняемое молчание – тихие шорохи, прерывистое дыхание, бессвязный лепет…
– Водки хочешь?
– А ничего?
– Я тебе купил «Тик-така», зажуешь…
Шуршание бумаги. Вкусно запахло чем-то копченым, захрустела металлическая пробка водочной бутылки, потянуло спиртным.
Мазур завистливо втянул ноздрями воздух. «Не перевелись еще ухари в славных вооруженных силах», – подумал он, ухмыляясь в темноте.
– Вадька, мочи нет…
– Я тебе сказал, заберу? Вот и заберу, подумаешь, перетерпеть… Сколько там дедушке до дембеля? Слезки…
– Вадик…
– Галка, я тебе что сказал? Ты ж у меня одна, все всерьез, ты не думай…
Из отрывочных реплик не так уж трудно было извлечь суть и домыслить остальное. Девочка скоропостижно выскочила замуж за бравого офицера, оказавшегося по прибытии к очередному месту службы не столь уж и бравым, все быстренько пошло наперекос, ей это надоело выше крыши, зато муженек принимал жизнь такой, как она есть, и после водочки поучал молодую жену старым казачьим способом, благо нынче не водилось ни замполитов, ни бдящей общественности, да и суд офицерской чести в этой глуши отыскать было бы трудновато. А потом возник классический треугольник с участием сержанта Вадьки, которого Мазур так и не видел еще в лицо, но примерно себе представлял. Практически та же история, что у достопамятного боцмана Барадаша, или…
– Вадик, да я с ним ложиться уже не могу, а он, наоборот, как нажрется…
– А как насчет кого другого? Который тебя любит пламенно и нежно?
– Ох, Вадька…
Дальше, как нетрудно было предвидеть, началось то, что в старых романах стыдливо прикрывали многоточиями. Мазур и не слушал бы тихие стоны вперемежку со счастливым шепотом – но куда от них деться, не уши же пальцами затыкать? Черт его знает, что там за муж, но у этой парочки все происходило так самозабвенно, пылко и долго, что Мазур невольно ощутил самую черную зависть. Пожалуй, и впрямь увезет… На второй круг пошли, прелюбодеи, едва передохнув, все это прекрасно, и дай вам бог удачи, но сколько же можно тут торчать, слушая ваши разнеженные шепотки? И не холодно им, обормотам…
