Ознакомительная версия.
Отношения с губернатором испортились до предела. Завод прекратил платежи в областной бюджет, а губернатор вызвал из Москвы две следственных группы, одну от ФСБ и другую — от налоговой полиции. В отместку завод активно скупал долги самой области, а группа депутатов областного собрания, находящихся на содержании у АМК, громко хаяла губернатора.
Областной бюджет не единственный имел зуб на Извольского. Купив недостроенную Белопольскую АЭС, Извольский покусился на монопольное право директора энергосистемы продавать электроэнергию по цене, порог которой не определялся ничем, кроме его некомпетентности, и класть себе из этой цены в карман столько, сколько позволит его жадность. Теперь, после команды «фас», энергетики встали на дыбки и отказались принимать от завода в уплату что-либо, кроме денег.
Требование это было сколь законно по форме, столь и абсурдно по существу, ибо означало, что завод должен расплачиваться за товар, цена на который завышена втрое, не другим товаром, цена на который опять-таки завышена втрое, а деньгами, которые стоят ровно столько, сколько они стоят.
— Они грозили отключить завод, — сказал Денис, — недели две назад.
— Но не отключили? — уточнил Извольский.
— Там с человеком, который собирался это сделать, с замдиректора, случилась неприятность, — бесцветным голосом сказал Миша Федякин. — Его в подъезде хулиганы избили.
Извольский слегка поднял брови. Взгляд его пропутешествовал по комнате и остановился сначала на Черяге, а потом на Володе Калягине.
— Сильно избили? — справился Извольский.
— Он недели через две поправится, — безразлично ответил Черяга.
За столом на мгновение наступила тишина, и потом в этой тишине главный инженер Скоросько, человек далекий от чего-либо, кроме производства и в общем-то не склочный, спокойно сказал:
— Все-таки хотелось бы понять, Денис Федорович, у нас тут акционерное общество или шайка бандитов. Потому что, на мой взгляд, акционерное общество может договориться с энергетиками без э…э… хулиганов в подъезде.
— Я не совсем понимаю, какое я имею отношение к хулиганам, — ответил Черяга.
Кто— то, кажется Миша Федякин, коротко и презрительно рассмеялся.
— Такое, — сказал Скоросько, — что за день до того, как у нас кончилась налоговая проверка, это было еще месяц назад, у начальника областной налоговой инспекции на воздух взлетела новенькая «ауди».
Денис повернулся к Скоросько.
— Проверка насчитала комбинату штрафов на два миллиона рублей, — сказал Денис, — тебе было бы приятней, если бы она насчитала их на два миллиарда?
— Хватит, — сказал Извольский, — это мы здесь обсуждать не будем. У кого еще информация по существу?
Информация по существу была у многих.
АвтоВАЗ, старый партнер АМК, напрочь перестал платить за металл. «Денис Федорыч, ты чего хочешь, — весьма откровенно объяснил Черяге по телефону один из замов Николаева (генерального директора АвтоВАЗА), — у вас же хозяин непонятно кто. Если ты хочешь, чтобы мы у тебя брали лист, — подожди и не вякай. А если ты хочешь, чтоб мы платили, так мы тогда у Липецка возьмем». Примеру АвтоВАЗа, хотя и не с той откровенной наглостью, последовали еще несколько предприятий.
Зам губернатора Трепко, подписывавший последние два месяца, вопреки устным указаниям своего шефа, выгодные налоговые зачеты для комбината, едва не вылетел с работы. Слава богу, нашлись серьезные люди (а если говорить точнее — сын Трепко был близок сунженским браткам), которые восприняли едва не случившееся увольнение как измену неким договоренностям, и Трепко остался.
После этого сунженские бандиты забили стрелочку Денису Черяге, и явно пытались набиться на слова благодарности. Было это еще три недели назад, Витя Камаз был жив, и Денис с Камазом приехал на стрелку вдвоем — в уютный сунженский ресторанчик «У Павиана». Там Камаз и Черяга заморочили браткам голову совершенно: бывший долголаптевский бригадир разыграл перед ними сцену, из которой следовало, что никакому Ковалю он не изменял, что все это прикрытие, и на самом деле завод сейчас, ища управы на банк «Ивеко», работает с долголаптевскими, а сам Камаз на заводе — полномочный посол московской группировки. У братков поотвисали челюсти, и они если и не поверили Камазу окончательно, то набиваться на благодарность перестали.
У Сенчякова завод не работал третий месяц. Правда, зарплату людям платили, из ссуды, выданной банком «Металлург». Зато Сенчяков не заплатил за электроэнергию и канализацию, и его равнодушно отключили и от того, и от другого. «У меня в заводоуправление войти нельзя! — простодушно пожаловался Сенчяков, — воняет!» И тут же приписал отключение канализации проискам масонов.
Последним выступал директор Белопольской АЭС. Совместное предприятие с РАО «Атомэнерго» было учреждено, главой его стал профессиональный атомщик, один из ликвидаторов Чернобыльской аварии, некто Валентин Сережкин, но делать предприятие, понятное дело, ничего не делало. Заводу было не до АЭС.
— Я договариваюсь с людьми, но как только они узнают, что это Ахтарск, они сразу смеются мне в лицо, — говорил Сережкин. — Они говорят: разберитесь сначала, кто у вас хозяин. Потому что если у вас хозяин «Ивеко» или долголаптевские, они ни в жисть никакой АЭС строить не будут и ни копейки мы не получим. Они согласны работать только за предоплату, а откуда у меня предоплата, если мне ни копейки не перечислили?
Беды атомщика этим не ограничивались. Белое Поле, как бы то ни было, в качестве города был частью Сунженской области и потому мог рассчитывать на дотации из областного бюджета. В прошлом году эти дотации, хоть копейки, — но выделялись. Два месяца назад — как отрезало.
— У меня восемьсот безработных матерей, — чуть не плача, говорил атомщик, — им полагаются детские пособия. Они на это не то что детей кормят — сами живут. Я приезжаю в область, говорю: «Ребята, почему вы не платите детские пособия?» Они говорят:
«Всем не платят». Я им говорю: «Всем не платят деньгами, но вы муку раздавали. Заплатите мне пособия мукой». Они говорят: «Нет, мукой не можем, возьми подставками для елок». Нет, вы представляете? Мои женщины должны еще в Сунжу за триста километров приехать и выбрать там в магазине подставки для елок или брызговик от «жигуля»! Извольский молча слушал.
— Вячеслав Аркадьич, — повернулся к нему атомщик, — я понимаю, что у завода трудности. Но ведь нас бьют, потому что мы под заводом. И получается — вы нам не помогаете, а область нас душит. А нас не надо душить, мы и без того мертвые. У меня в больнице температура три градуса тепла. Вы извините, Вячеслав Аркадьич, за наглость, но вы ведь тут сидите в хорошем инвалидном кресле и в комнате — двадцать два градуса. И лекарства у вас есть, и еда. А у нас в больничке суп варят так: на два литра воды одна луковица и все. Белье велят из дома приносить, а дома белья давно нет. Не то что шприцов однораз-вых нет, многоразовый прокипятить не в чем. Одна и радость, что колоть нечего.
— Это все хорошо, Валя, — прервал атомщика Извольский, — только чем я могу помочь? Комбинат обещал финансировать строительство АЭС. Комбинат не обещал финансировать содержание городской больницы. Если в городе нет денег на больницу, он получает их от области.
— А область их не дает, потому что с вами поссорилась! Нас же бьют не просто так, а потому что мы под вами! — почти закричал атомщик, — черт побери! Вячеслав Аркадьич! Ведь у вас же пятьсот лимонов долларами ушло в банк «Металлург», это все знают! Ссудите мне двести тысяч! Люди хоть хлеба купят!
— Я так правильно понимаю, — уточнил Извольский, — что если АЭС получит от банка двести тысяч долларов, деньги пойдут не на строительство, а на всякие там лекарства для больниц?
Атомщик задохнулся.
— Слава! Если бы тебя после покушения не в Кремлевку повезли, а в нору сунули, где три градуса тепла, ты бы сейчас где был — здесь или на кладбище?
— Я спросил, — негромко повторил Извольский, — на что пойдут деньги — на строительство или нет?
— На зарплаты, пособия и лекарства, — ответил атомщик.
— Понятно. Миша, ты тоже что-то порывался сказать?
С дальнего конца стола встал красный Федякин.
— Да. Я о том же, о чем Валентин говорил — о долге «Металлургу». Я, конечно, понимаю, что у нас иски и все такое, но сейчас ситуация просчитывается однозначно. У нас есть пятьсот лимонов, которые должен нам «Стилвейл», и у нас есть пятьсот лимонов, которые мы должны «Металлургу». Денег на комбинате нет, кроме тех, которые ссудил банк на зарплату. Все стоят на ушах. Партнеры отказываются работать. Всем кажется, что сейчас «Стилвейл» возьмет и пропадет с этими деньгами.
— У тебя какие-то конструктивные предложения? — спросил Извольский.
— У меня такие предложения, что если мы хотим показать, что мы хозяева комбината, мы не должны вести себя как мародеры. Потому что чем хуже работает комбинат, тем больше людей принимают сторону банка. За то время, пока бывший следователь Денис Черяга руководил комбинатом, он его угробил. Потому что, я извиняюсь, его квалификации хватает только на то, чтобы мочить по подъездам замов директоров.
Ознакомительная версия.
