резко ответил:
– Такие вопросы не решаются в пять минут! Мы должны обсудить ваше предложение в… более широком кругу.
«Так, – подумал Редин, – сейчас надо очень внимательно следить за нашим «гвинейским другом».
– Эдуард, придвинься ко мне на полшага и чуть развернись правым боком, а я немножечко отступлю, словно бы невзначай. Так, хорошо. Следи внимательно за обоими: по-моему, мы подходим к критической точке. Теперь переводи:
– Капитан, конечно, вы можете развернуться и уйти. Можете связаться с базой, ожидать инструкций, обсуждать «наше предложение» с кем угодно. Боюсь только, что на все это у вас не хватит времени. Сразу после потопления корабля наш радист вышел в эфир с радиостанции, захваченной у уничтоженной группы вашего спецназа. Отсюда до ближайших постов наблюдения и связи чуть более двухсот километров. Это остров Колгуев и мыс Канин Нос. Так что, если почему-либо наше послание не было принято непосредственно в штабе Северного флота, то обязательно уже передано туда от любого поста НиС.
Что последовало за этим – не мне вам рассказывать. Добавьте еще, что, помимо экипажа и груза, на нашем борту находилась международная комиссия. Вот теперь прикиньте свои возможные пути отхода.
Я их что-то не обнаруживаю. Конечно, вы могли бы попытаться уйти на глубине подводным ходом, что вполне реально. Только сделать это мы вам НЕ ПОЗВОЛИМ!
Из-под слегка опущенных век Сергей внимательно наблюдал за каждым движением чернокожего гиганта, поэтому на долю секунды сумел предвосхитить его бросок вперед, сделав быстрый короткий шаг влево. Таким образом, он оказался частично закрыт корпусом Корчинского, который и принял на себя удар стремительно летящей стокилограммовой массы тренированных мускулов. («Эдик, милый, прости подлеца, так надо!») И совсем уже за миг до столкновения успел здоровой рукой из-под свободно распущенной куртки Эдуарда выхватить приготовленную гранату.
Два тела с громким стуком упали на палубу. Сам Сергей, лишь по касательной задетый кем-то из них, отлетел по проходу на метр, ударился спиной в торец одной из межкаютных переборок и удержался на ногах. Однако, даже скользящий удар, пришедшийся на левое простреленное плечо, вызвал такую дикую вспышку боли, что, мгновенно потеряв способность видеть и ориентироваться в пространстве, Редин услышал собственный протяжный, ужасающе громкий вопль, который в замкнутом объеме лодочного отсека звучал и вовсе шокирующе. Рука с гранатой была вздернута высоко вверх, а пальцы судорожно прижимали к ее корпусу освобожденный от чеки рычаг. Поднимающийся с четверенек негр уставился на нее, как на факел в руке статуи Свободы, если бы тот оказался бикфордовым шнуром. Затем, прекратив всякое движение, он перевел глаза на распростертого под ним Корчинского. Куртка на докторе задралась чуть не до подбородка и открыла всеобщему обозрению пеньковую веревку вокруг его живота. На ней в районе Эдуардова пупка свободно болталась чека гранаты…
Сам Эдуард лежал, не шевелясь, на спине с закрытыми глазами, раскинув руки и ноги широко в стороны. С позиции Редина трудно было определить, насколько серьезное повреждение он получил от столкновения и падения. Пронзительный вопль Сергей оборвался на самой высокой ноте. В беспорядочной круговерти вспыхивающих перед глазами огней он разглядел в трех метрах от себя фигуру капитана. Похоже, что смысл происходящего до того еще не начал доходить: несфокусированный взгляд остекленевших глаз был направлен в какую-то невидимую точку коридора за спиной Редина, или, вообще, за пределами Галактики. Плотно сжатый до этого рот приоткрылся в попытке что-то проговорить, но теперь лишь с шумом втягивал в легкие окружающий воздух. Зато Сергей вместо нечленораздельного крика, но в том же звуковом диапазоне, выдавал вполне осмысленные выражения. Вот только почему-то были они на немецком языке, хотя и вполне уместные:
– Цурюк! Хальт!! – и еще: – Них шиссен!!!
Последнее вряд ли было актуальным, так как, кроме него самого, оружия в руках никто не держал. Удивительно, что это кричал человек, который в школе пять лет изучал французский язык, а затем, уже в военном училище, четыре года долбил английский!
Но зато эти команды странным образом подействовали на негра-«радиста». Оторвав завороженный взгляд от гранатной чеки на поясе доктора, он вполне осмысленно посмотрел в глаза Сергея. Затем, продолжая оставаться на четвереньках, развернул массивное тело в сторону и, резко оттолкнувшись от палубы столбообразными ногами, ринулся вперед.
Это был тот самый случай, когда рефлексы тренированного тела опередили командные импульсы головного мозга. Достаточно было лишь на секунду задуматься о том, что произойдет, если освобожденная от чеки граната выскользнет из руки Сергей, и самые монументальные ноги тут же приросли бы к земле. Собственно, на этом во многом и строился расчет Редин, но, увы…
Подобно внезапно освобожденной стальной пружине, тело чернокожего гладиатора начало вытягиваться в струнку, готовое через мгновение со всей яростной неуправляемой мощью обрушиться на Сергея. Все происходило так стремительно, что даже руки гиганта, которыми он упирался в палубу, не успели еще вытянуться вперед, а продолжали полусогнутыми в локтях прижиматься к его бокам. Как-либо среагировать на такой бросок у Сергея не было никакой возможности.
Это было, вообще, выше любых человеческих сил.
Внезапно корпус подводной лодки резко тряхнуло. Только что уверенно стоявшая на ровном киле многотонная громадина завалилась на правый борт и на корму. Мгновенно возникшие крен и дифферент оказали на обитателей субмарины едва ли меньшее воздействие, чем землетрясение на жителей Помпеи.
Во всех внутренних помещениях люди, как фигурки оригами, были сметены с мест колоссальной центростремительной силой, брошены на палубу и прижаты к правому борту и кормовым переборкам. Кое-где погас свет. Стрелки многочисленных показывающих приборов резко дернулись по циферблатам влево-вправо. При этом они замкнули контакты аварийных микровыключателей, что привело к сбоям в работе систем и экстренным остановкам многих исполнительных механизмов. Центробежные насосы перестали создавать необходимое давление в системах гидравлики и масла; оказавшись обесточенными, закрылись многочисленные захлопки.
Из-за коротких замыканий в электрических цепях в первом и втором отсеках вспыхнули незначительные пожары, на которые, однако, добросовестно среагировала лодочная система пожаротушения.
Наиболее чувствительной, как всегда, оказалась высокоточная электронная техника: лицевые панели вычислительных машин расцвели красными лампочками тревог и табло сбоев и перегрузок. Завыла, запищала, засвистела предупредительная и аварийная сигнализация. Мудрые компьютеры просто погасили экраны, словно не желая принимать участие в этой общелодочной вакханалии.
Даже корабельные гальюны отреагировали на случившееся должным образом: выплеснули во внутренние помещения все содержимое своих спецбаллонов для нечистот, что придало событиям дополнительный пикантный аромат.
Впрочем, благодаря, в основном, кратковременности непосредственного воздействия, ни к каким катастрофическим и необратимым последствиям для жизни людей и остойчивости подводной лодки это не привело. Зато в одном из отсеков
