Ознакомительная версия.
В глазах Ирины неожиданно заиграли веселые чертики.
— Боже, Денис, какие вы слова знаете… И что же такое амбивалентный хозяйственный договор?
— Это такой договор, в результате которого человек думает, что получает двести тысяч, а вместо этого он получает по ушам. Извините, Ира, мне надо ехать.
На следующий день после этого разговора главного инженера Вадима Скоросько вызвали в кабинет и.о, гендиректора. Скоросько зашел к Денису и увидел, что тот не один — в дальнем углу, старательно разглядывая шкаф с книгами, стоял начальник промышленной полиции Вовка Калягин.
— Звал, Денис Федорыч? — спросил Скоросько. Денис пристально разглядывал Вадима. Это был веселый, немного пьющий мужик лет пятидесяти с выдубленным сибирскими морозами лицом и большими залысинами. На нем был полушубок и клетчатый шарф, и облепленные снегом ботинки оставили на паркетном полу растаявшую лужу. Главный инженер почти никогда не сидел в кабинете, а вечно метался по заводу, о котором заботился, как курица о снесенном яичке.
— Садись, — голос Дениса звучал очень сухо.
Скоросько, как был в полушубке, сел за стол.
— Чего случилось, Денис? Это ты по поводу агло-фабрики? Там, понимаешь, такое…
Денис молча выложил перед Скоросько страховой договор и белый лист бумаги.
— Пиши. Как, почему и с кем.
Скоросько побледнел.
— Черт, — тихо сказал он, — я так и знал, когда вернулся Сляб… Ты ведь меня не выгонишь?
Денис молчал.
— Ты ведь меня не выгонишь?!!
Сзади неслышно подошел Вовка Калягин:
— Вадим, давай пиши все подробно. Пиши, сам украл деньги или с кем-то делил.
— Вы ничего не докажете!
— А мы и не будем ничего доказывать, Вадим. Либо ты сам все пишешь на листочек и под магнитофон, либо с тобой будем говорить не мы и не в этом кабинете.
— Понимаешь, Вадим, — добавил Денис безжалостно, — мы бы не хотели, чтобы после сегодняшнего разговора ты поехал к господину Серову. И обеспечить это можно двумя способами. Либо у нас есть доказательства, что ты украл двести тысяч долларов, и мы в любой момент можем тебя за это посадить. Либо у нас на тебя правового крючка нет, и тогда нам придется… действовать другим способом.
Скоросько забегал глазами.
— Я хочу говорить со Славкой.
— Для тебя он теперь не Славка, а Вячеслав Извольский. Он не хочет тебя видеть. Скоросько вскочил со стула:
— Я хочу…
— Сядь!
Железная рука Вовки Калягина посадила его на место.
Вадим растерянно оглядывался.
— Между прочим, на договоре твоя подпись. А если я напишу, что мы поделили деньги с тобой?
— Я тебе советую писать правду, Вадим. К этой истории имеет отношение «Ивеко»?
— Нет.
— Бандиты? Скоросысо молчал.
— Имеют ли к этой истории отношение бандиты? Главный инженер вздрогнул.
— Сначала… сначала нет…
— А потом?
Скоросысо била нервная дрожь.
— Ты ведь меня не выгонишь, Денис? Я… я не могу без завода…
— Как начиналась эта история? Глава страховой компании — твой старый приятель, так ведь? Сурченко, да?
— Да…, мы просто случайно встретились… месяц назад… в Сунже.
— Дальше.
— Он… он этим профессионально занимается. Страховые схемы под обналичку. Зарплаты, налоги. Под песок НДС людям возвращал. Ну, он и стал хвастаться. Мол, Сунженский трубопрокатный на триста тыщ застраховал на случай ядерной войны. И «Аммофос» тоже.
— «Аммофос» же обанкротили. Губернатор.
— Ну да. Вот как пришел временный управляющий, сразу застраховал завод, заплатил двести штук премию, восемьдесят процентов откатилось губернатору, а остальное поделили Сурченко и управлящий… А потом он возьми и скажи, что и нас может застраховать.
— И почему ты согласился? Скоросько молчал.
— Ты полагал, что банк выиграет суд? И что банку будет до фени, сколько крадут всякие там начальники цехов и инженеры, да? Им лишь бы самим кусок урвать, а остальное из Москвы не разглядишь?
Скоросько молчал.
— Хорошо. Дальше. Ты сказал, что бандитов сначала не было. А потом они появились?
— Да. Я не знал. У Сурченко «крыша».
— Кто?
— Моцарт.
Лицо Калягина, стоявшего за спиной Скоросько, нехорошо напряглось. Но это было на какое-то мгновенье, и Денис, пристально глядевший в глаза главного инженера, этого, скорее всего, не заметил.
— И Моцарт пришел к тебе?
— Да. Сказал, что ему все известно. Попросил долю.
— Большую?
— Да. Половину.
— А сколько всего пришлось на твою долю?
— Сто пятьдесят тысяч долларов.
— И семьдесят пять взял Моцарт?
— Да.
— А ты знаешь, что Моцарт заигрывает с долголаптевскими? Известна тебе такая группировочка? Моцарт у нас не самый сильный вор, он с помощью долголаптевских Ирокеза хочет подвинуть… Тебе не пришло в голову, что Моцарт тебя с наценкой продаст долголаптевским, а те, в свою очередь — с наценкой банку «Ивеко»?
Скоросько молчал.
— Почему ты не пришел ко мне или к Вовке, когда начались бандиты, а? Почему ты не сказал, что по дури упорол косяк, но вот какая случилась история?
— Ты бы меня уволил.
— А сейчас?
Скоросько глядел на Дениса отчаянно, как мышь глядит на кошку.
— Денис, не увольняй меня.
— Извини, Вадим.
— Ну хоть замом инженера оставь!
— Нет.
— Ну хоть в цех сошли!
— Ты уволен, Вадим.
— Денис, но это же копейки! Двести тысяч — что такое для завода двести тысяч! Я все верну, даже то, что Моцарт взял! Я свой дом продам!
— Твой дом тебе не принадлежит, Вадим. Он построен на ссуду, взятую в банке «Металлург». Если я не ошибаюсь, ссуда до конца не выплачена. Из дома тебе придется уехать. В ближайшие три дня.
— Денис! У меня же жена! Дети!
Черяга, не мигая, смотрел на своего бывшего коллегу. Жена Скоросько была симпатичная пятидесятилетняя толстушка, учительница русского языка и литературы, так до сих пор и не бросившая школы. Axтарск был не таким большим городом, и очень многие учились у Галины Скоросько или отдавали учиться в ее школу своих отпрысков. Что же до детей Скоросько, то их было двое, оба студенты в Оскфорде. Вера училась хорошо и имела какую-то стипендию, а учебу Виталика оплачивал комбинат.
— Денис! Я не верю, чтобы Славка мог…
— Не заставляй меня повторяться. Ты уволен, Вадим.
Скоросько неожиданно вскочил.
— Ах так… Ты… ты… грязная сволочь… Сколько мы должны «Металлургу»? Уже шестьсот лимонов, да? Мне нельзя украть двести тысяч, ты со Слябом можешь украсть шестьсот миллионов, так? Ты кто такой? Да ты в цех раз в два месяца ходишь, ты бестолочь московская… Да я тебя…
— Только попробуй, Вадим. И сядешь вот за это. Денис ткнул пальцем в договор. — Тебе будет очень приятно, когда Галя тебе передачи будет носить?
Скоросько опустился обратно на стул. Потом спрятал лицо в руки и глухо, отчаянно завыл. Вовка Калягин невозмутимо стоял за ним, скрестив руки на груди. Потом Скоросько поднялся, как слепой. Обошел стол, цепляясь неверной рукой за матовую его поверхность, пошатнулся — и бухнулся в ноги Черяге.
— Денис! Не надо! Умоляю — все отбери, дом возьми — на заводе оставь!
Денис отшатнулся. Вовка Калягин схватил главного инженера за плечи:
— Вадим, уймись!
— Дай мне со Слябом поговорить! Он… он этого не сделает!
Скоросько скорчился на полу жалкой кучкой и плакал. Ворот овечьего полушубка топорщился над розовой залысиной, окруженной венчиком немытых волос. Он плакал довольно долго, пока Вовка Калягин не поднял его с пола и не утащил в предбанник. Вернулся Калягин спустя минуту.
Денис нажал на кнопку селектора и сказал секретарше:
— Верочка, я сейчас пойду пообедаю, а к двум часам пусть подходит Сташевич. И еще напечатай два приказа. О снятии с должности Вадима Скоросько и о назначении главным инженером Олега Ларионова. И Ларионов тоже пусть подходит, к половине третьего.
А потом Денис Черяга прошел в комнату отдыха, аккуратно раздернул узел гастука, бросил в кресло пиджак и снял рубашку. На спине и под мышками рубашка была совершенно мокрая. По счастью, у Дениса на работе всегда висела запасная рубашка.
Денис возвращался с завода уже поздно ночью. Ворота поселка разъехались перед его джипом, два охранника, бывших с ним, вышли и пересели в собственные «жигули», чтобы вернуться в город, и Денис медленно поехал по расчищенной до асфальта дорожке, освещенной мощными круглоглазыми фонарями. Со всех сторон дорожку окружали невысокие, иногда даже не сплошные заборы, и за ними вставали трехэтажные дома белого кирпича с эркерами, балконами и башенками. Снег, счищенный с асфальта, был не просто соскоблен грязной грудой на обочину, а погружен в грузовик и отбуксирован далеко в поле, сугробы по обеим сторонам дороги были невысокие и девственно-чистые. По всей умиротворенности и ухоженности обстановки можно было легко подумать, что мощный джип пробирается где-нибудь по улицам канадского или норвежского поселка, если бы не плотная кирпичная стена с колючкой наверху, проглядывавшая поверх заборов и меж домов. Денис ехал на автопилоте, вглядываясь в черное небо, расстеленное над островерхими крышами, и чувствуя, как за стеной поселка остается вся безумная суета дня и перемененная после беседы со Скоросько рубашка.
Ознакомительная версия.
