Жорж Сименон - Мегрэ и привидение

Свет в кабинете Мегрэ погас лишь во втором часу ночи, у комиссара от усталости слипались глаза. Он заглянул в комнату инспекторов — дежурили молодой Лапуэнт и Бонфис.

— Доброй ночи, ребята, — буркнул Мегрэ. В просторном коридоре уборщицы мели пол. Он помахал им рукой. Как всегда в этот час, по всему зданию гуляли сквозняки. Уже за дверьми комиссара нагнал Жанвье. Вместе они медленно спустились по скользким, обледеневшим ступеням лестницы Дворца правосудия.

Была середина ноября. Весь день накануне лил дождь. Мегрэ, зябко поеживаясь, поднял воротник пальто — с восьми утра он не выходил из жарко натопленного кабинета.

— Тебя куда подбросить?

Такси уже стояло у подъезда Кэ-дез-Орфевр: Мегрэ заказал его по телефону из кабинета.

— К любому метро, шеф.

Снова пошел дождь, косые струи хлестали по мостовой. У Шателе инспектор вышел.

— Спокойной ночи, шеф.

— Спокойной ночи, Жанвье.

Сколько раз они возвращались так вместе, испытывая знакомое чувство удовлетворения, но слегка отупев от усталости.

Несколько минут спустя Мегрэ, стараясь не шуметь, поднимался по лестнице дома на бульваре Ришар-Ленуар. Он достал из кармана ключ, осторожно повернул его в замке и тут же услышал знакомый шорох: мадам Мегрэ привстала с постели.

— Это ты?

Он повесил вымокшее пальто на вешалку, развязал галстук.

— Пиво в холодильнике?

По дороге он едва удержался от искушения остановить такси на площади Республики у знакомой пивной, где не закрывали до рассвета.

— Тебе когда завтра на работу?

— В девять.

— А может, запоздаешь, выспишься?

— Нет. Разбуди меня в восемь.

Он не заметил, как заснул, ему даже показалось, что он совсем не спал и что звонок у входной двери раздался всего через несколько минут после того, как он закрыл глаза. Жена выскользнула из постели и пошла открывать.

В прихожей зашептались. Голос пришедшего показался ему знакомым, но он решил, что все это сон, и глубже зарылся головой в подушку.

И вновь услышал шаги жены — она подошла к кровати. Сейчас опять ляжет…

Видно, кто-то ошибся дверью. Нет! Жена тронула его за плечо, отдернула занавески и, еще не открыв глаза, Мегрэ понял, что наступило утро. Он вяло спросил:

— Который час?

— Семь.

— Кто-нибудь пришел?

— Лапуэнт ждет тебя в столовой.

— Что ему?

— Не знаю. Погоди, не вставай, я заварю тебе кофе.

Она что-то не договаривала, словно не желая его огорчить. Может, Лапуэнт пришел с плохими вестями?

Утро было серое, мрачное, снова моросил дождь.

Не дожидаясь кофе, он встал, натянул брюки, наскоро причесался и, еще не придя окончательно в себя, толкнул дверь в столовую.

У окна в черном пальто со шляпой в руках стоял небритый после ночного дежурства Лапуэнт.

Мегрэ вопросительно взглянул на него.

— Извините, шеф, что разбудил вас так рано. Сегодня ночью случилось несчастье с человеком, к которому вы очень расположены…

— Жанвье?

— Нет… Не из наших, не с Кэ-дез-Орфевр.

Вошла мадам Мегрэ с двумя большими чашками кофе.

— С Лоньоном…

— Он умер?

— Тяжело ранен. Его сразу же отвезли в клинику Биша, и профессор Минго уже третий час его оперирует… Я не хотел сразу приезжать и не стал вам звонить… Вам нужно было отдохнуть после вчерашнего… Да сначала и не надеялись, что он выживет…

— Что с ним?

— Две пули. Одна — в живот, другая — чуть ниже плеча.

— Где это случилось?

— На авеню Жюно…

— Он был один?

— Да. Пока следствие ведут его коллеги из восемнадцатого района.

Мегрэ маленькими глотками пил горячий кофе, не испытывая обычного удовольствия.

— Я решил, что вы непременно захотите поговорить с ним, если он придет в сознание. Машина внизу.

— Что известно о нападении?

— Почти ничего. Не знают даже, что он делал на авеню Жюно. Консьержка услышала выстрелы и позвонила в полицию. Одна пуля пробила в ее комнате ставень, разбила стекло и застряла в стене над кроватью.

— Сейчас оденусь…

Мегрэ прошел в ванную. Мадам Мегрэ накрывала стол для завтрака, а Лапуэнт, сняв пальто, поджидал комиссара.

Инспектор Лоньон не был сотрудником Центрального управления уголовной полиции на Кэ-дез-Орфевр, хотя давно мечтал попасть туда. Мегрэ хорошо знал его — им нередко приходилось работать вместе, когда в 18-м районе случалось что-нибудь серьезное.

Коллеги считали его типичным обывателем. Он был одним из двадцати участковых инспекторов уголовной полиции, сидевших в районной мэрии на Монмартре, на углу улиц Гонкур и Монсени.

За угрюмый, неприветливый вид некоторые за глаза называла его Ворчуном, но для Мегрэ он был просто Невезучий. И действительно, казалось, что бедняга Лоньон притягивает к себе все беды, как магнитом.

Маленький, щуплый, постоянно простуженный, он вечно ходил с красным носом и слезящимися, как у пьяницы, глазами. На самом же деле он, пожалуй, был первый трезвенник на всю полицию. Бог наградил его вдобавок больной женой, которая едва добиралась от кровати до кресла у окна. Горемыке Лоньону после работы приходилось еще заниматься хозяйством: ходить за продуктами и готовить обед. Самое большое, что он мог себе позволить, — нанять раз в неделю поденщицу для генеральной уборки.

Четыре раза он сдавал конкурсный экзамен на должность инспектора Центральной уголовной полиции и всякий раз проваливался на пустяковых вопросах, хотя и был мастером своего дела. В работе Лоньон чем-то напоминал охотничью собаку, которая, напав на след, уже не сходит с него до конца.

Неутомимый и неподкупный, он обладал редкой интуицией и мог, что называется, учуять неладное, мельком взглянув на случайного прохожего.

— Есть надежда, что он выживет?

— В клинике говорят: процентов на тридцать. Для человека с репутацией неудачника это совсем немного.

— Он сказал что-нибудь? — спросил Мегрэ. Мадам Мегрэ принесла из прихожей пакет с рогаликами, который рассыльный из булочной только что положил у дверей, и все трое уселись за стол.

— Ребята из восемнадцатого ничего не говорили, а я не стал спрашивать…

Комплексом неполноценности страдал не один Лоньон. Большинство участковых инспекторов завидовали служащим Большого Дома — как они называли Кэ-дез-Орфевр, и терпеть не могли, когда начальство забирало у них из-под носа интересное дело, которое потом шло в газетах под аршинными заголовками.

— Идем, — вздохнул Мегрэ, надевая еще не просохшее за ночь пальто.

Поймав взгляд жены, он сразу понял, что та хочет ему что-то сказать и что думают они об одном и том же.

— Ты вернешься к завтраку?

— Вряд ли.

— Тогда, может быть…

Она подумала о мадам Лоньон, беспомощной в своей осиротевшей квартире.

— Одевайся быстрей! Мы подбросим тебя к площади Константин-Пекер.

Вот уже лет двадцать Лоньоны жили там в красном кирпичном доме с каймой из желтых кирпичей вокруг окон. Номер дома Мегрэ никак не мог запомнить.

Машина выехала на улицу Коленкур на Монмартре.

— Здесь… — сказал Мегрэ.

— Позвонишь мне на работу. Я, наверное, буду там около двенадцати.

Итак, одно дело сделано, а о другом, в котором предстояло разобраться, Мегрэ пока ничего не знал. Лоньон ему нравился, и в своих докладах Мегрэ не упускал случая подчеркнуть его заслуги, а иногда и приписать ему свои. Но тщетно — инспектору все равно не везло.

— Первым делом в Биша, — сказал он Лапуэнту. Лестница. Коридоры. За открытыми дверьми палат — ряды больничных коек. Прикованные к постели люди провожали взглядом пришедших.

Сначала им неправильно указали дорогу — пришлось во второй раз спускаться во двор, затем снова подняться по другой лестнице. Наконец, перед дверью с табличкой «Операционная», они увидели Креака, одного из инспекторов 18-го района с незажженной сигаретой во рту.

— Трубку-то лучше погасить, господин комиссар. Есть у них здесь одна серьезная дама — сущий дракон. Хотел я закурить, так она меня в два счета выставила за дверь.

— Его все еще оперируют? Было без четверти девять.

— Начали около четырех!

— Что слышно?

По коридору сновали санитарки с тазами, кувшинами и подносами. На подносах среди склянок и пробирок громоздились блестящие никелем инструменты.

— Ничего… Я сунулся было в эту вот дверь, налево, но старуха…

Это был кабинет старшей медсестры — дракона, как окрестил ее Креак. Мегрэ постучал. В ответ послышалось неприветливое «Войдите».

— В чем дело?

— Извините за беспокойство, сударыня. Я комиссар уголовной полиции….

Холодный взгляд женщины, казалось, говорил: ну и что?

— Я хотел бы узнать о состоянии инспектора, которого сейчас оперируют…

— Прооперируют, тогда и узнаете! Пока он жив, ведь профессор еще в операционной…

— Говорил ли он, когда его привезли? Она посмотрела на него, как на дурачка.