Ознакомительная версия.
Агата Кристи
Печальный кипарис
Питеру и Пегги Маклеод посвящаю
Уходи, улетай, смерть!
Где печальный стоит кипарис,
Дай мне в землю спокойно лечь!
И тогда, о мой дух, испарись!
Пусть ветки тиса обовьют
Мой саван.
С любимой смерть я разделю
Как славу.[1]
В. Шекспир. «Двенадцатая ночь», акт II, сц. 4
– Элинор Кэтрин Карлайл, вам предъявляется обвинение в убийстве Мэри Джерард, совершенном двадцать седьмого июля сего года. Признаете ли вы себя виновной?
Элинор Карлайл стояла, гордо подняв изящную темноволосую голову, бесстрашно глядя на судью бездонными синими глазами.
В зале повисла тишина – напряженная, многозначительная тишина.
Сэра Эдвина Балмера, защитника, охватило тревожное предчувствие.
«Боже мой, – подумал он, – она готова признать себя виновной… У нее сдали нервы…»
Элинор Карлайл чуть сдвинула тонкие брови и разжала губы:
– Я не виновна.
Защитник с облегчением вытер платком лоб.
Обвинитель сэр Самьюэл Аттенбери стоя излагал суть дела, обращаясь к суду:
– Позвольте, ваша светлость и господа присяжные, сообщить, что двадцать седьмого в три тридцать пополудни Мэри Джерард скончалась в Хантербери, Мейденсфорд…
Его голос, звучный и приятный, лился и лился, обволакивая сознание. Элинор почти ничего не воспринимала. Лишь отдельные случайные фразы:
– …Дело до чрезвычайности простое… Обязанность обвинения подтвердить мотивы и благоприятствующие обстоятельства…
…Ни у кого, кроме обвиняемой, насколько можно судить, не было никаких мотивов убивать эту несчастную девушку – Мэри Джерард. Юное существо с чудесным характером, всеми любимое, не имевшее ни единого, можно сказать, врага…
«Мэри, Мэри Джерард! Каким далеким все это сейчас кажется… и каким нереальным…»
– …Особое внимание прошу уделить выяснению следующих обстоятельств.
Первое. Какими возможностями и средствами располагала обвиняемая для того, чтобы дать жертве яд?
Второе. Что именно послужило мотивом преступления? Я обязан представить свидетелей, которые помогут вам установить истину в этом деле…
…Что касается отравления Мэри Джерард, я приложу все усилия, чтобы доказать, что ни у кого, кроме обвиняемой, не было возможности совершить это преступление.
Элинор казалось, что ее окутал плотный туман, сквозь который до нее долетали лишь отдельные слова.
– …Сандвичи… Рыбный паштет… Пустой дом…
Будто через тяжелое толстое покрывало слова булавками вонзались в ее сознание.
Зал суда. Лица. Целые ряды лиц! Среди них выделяется одно – с большими черными усами и проницательными глазами. Эркюль Пуаро, слегка склонив набок голову, задумчиво следит за ней.
«Ну ясно: старается понять, почему я это сделала… Пытается проникнуть в мои мысли, чтобы узнать, о чем я тогда думала, что чувствовала…» – подумала она.
«Что чувствовала?.. Какое-то затмение – затем чуть болезненное ощущение от шока…»
Она увидела лицо Родди… родное, милое лицо… длинноватый нос, выразительный рот…
«Родди! Всегда Родди – всегда, с тех самых пор, как себя помню… да-да, с тех самых дней в Хантербери – среди кустов малины, наверху, где водились кролики, и внизу – у ручья. Родди – Родди – Родди…»
Есть и другие знакомые лица! Свежая веснушчатая физиономия сестры-сиделки О'Брайен: рот слегка приоткрыт, шея вытянута вперед. У сестры Хопкинс очень чопорный вид – чопорный и неумолимый. Лицо Питера Лорда… Питер Лорд, такой добрый, такой благоразумный, такой… успокаивающий! Но сегодня он выглядит… как бы это выразить… потерянным? Да – именно потерянным! Как он глубоко все это переживает! А ей, главному действующему лицу, абсолютно все равно!
Она совершенно спокойна и холодна, хотя и находится на скамье подсудимых и ее обвиняют в убийстве.
Но вот в ней словно что-то шевельнулось: мгла, окутавшая ее сознание, стала рассеиваться. Она на скамье подсудимых!.. И люди, люди…
Люди… Их горящие глаза пожирают ее, Элинор, их рты приоткрыты. Они с затаенной жестокой радостью слушают, что говорит о ней этот высокий человек с иудейским носом. Да, да, для них это всего лишь щекочущее нервы развлечение.
– Факты в этом деле абсолютно ясны и не вызывают сомнений, – говорил этот человек, – я коротко изложу их вам.
С самого начала Элинор стала вспоминать: «Начало… Начало? Тот день, когда пришло это ужасное анонимное письмо. Это и было началом…»
1
Анонимное письмо!
Элинор Карлайл стояла, держа в руке распечатанное письмо. Она никогда еще не сталкивалась с подобными вещами. Оно было написано на дешевой розовой бумаге, почерк корявый, куча ошибок.
Какая гадость!
«Это – чтобы предупредить вас. Я не называю имен, но существует Кое-кто присосавшийся к вашей Тетушке, и если вы не позаботитесь, Лишитесь Всего. Девушки очень Хитры и старые леди размякают, когда они к ним подлизываются и льстят им. Что я говорю – это вы лучше приезжайте и увидите сами, что кое-кто собирается обобрать вас… и молодого джентльмена… зацапать то, что Ваше по праву – и Она Очень Хитрая и Старая Леди может Загнуться в любую минуту.
Доброжелатель».
Элинор продолжала с гримасой отвращения вчитываться в корявые строчки, но тут открылась дверь, и горничная объявила: «Мистер Уэлман». Вошел Родди.
Родди! Как всегда, когда она его видела, ее охватывал легкий трепет, внезапное ощущение блаженства, но она знала, что не должна выдавать себя и что ей обязательно нужно сохранять равнодушно-бесстрастный вид. Ведь совершенно ясно, что, хотя Родди и любит ее, его чувство к ней совсем не такое, какое испытывает она. От одного лишь взгляда на его лицо все в ней переворачивалось, и сердце начинало бешено колотиться, почти болело от счастья. Ей и самой было странно и непонятно, что этот совершенно обыкновенный молодой человек так на нее действовал. При его появлении оживал мир, а звук его голоса вызывал желание… чуть ли не плакать… Но ведь любовь, кажется, должна приносить радость, а вовсе не боль, даже если это такая вот сумасшедшая любовь…
Ясно одно: нужно очень, очень постараться показать свое безразличие или даже пренебрежение. Мужчинам не нравится преданность и обожание. И Родди уж точно этого не любит.
– Привет, Родди! – небрежно бросила она.
– Привет, дорогая! У тебя такой несчастный вид. Счет пришел?
Элинор покачала головой.
– А я думал, это счет, – сказал Родди. – Все-таки середина лета, когда танцуют феи и как из рога изобилия сыплются счета.
– Вообще-то я получила нечто не менее противное, чем счет, – сказала Элинор. – Анонимное письмо.
Родди вскинул брови. Его живое лицо застыло.
– Нет! – воскликнул он с отвращением.
– Да, очень противное… – повторила она и шагнула к стулу. – Пожалуй, лучше его порвать.
Она могла бы сделать это – и почти сделала, – ибо появление Родди не должно быть осквернено этим мерзким письмом. Она могла бы выбросить его и больше о нем не думать. И Родди не стал бы ее останавливать. Его природная деликатность была куда сильнее любопытства. Однако она, сама не зная почему, решила иначе.
– Может, все-таки прочтешь? – предложила она. – Там насчет тети Лоры.
Родди опять удивленно поднял брови.
– Насчет тети Лоры?
Он взял письмо, прочитал и, брезгливо поморщившись, вернул его Элинор.
– Да, – сказал он. – Немедленно его сожги! Ну и ну! Чего только не напишут…
– Как по-твоему, это кто-нибудь из слуг? – спросила Элинор.
– А кто же еще? – Помешкав, он добавил: – Интересно, кого они имеют в виду?
– Скорее всего, Мэри Джерард. Да, наверное, ее, – задумчиво произнесла Элинор.
Родди нахмурился, силясь вспомнить.
– Мэри Джерард? Кто это?
– Это дочь тех людей, что жили в сторожке. Ты мог видеть ее, когда она была еще ребенком. Тетя Лора всегда очень любила эту девочку и всячески ее опекала. Она платила за ее обучение в школе и, мало того, оплачивала уроки музыки, французского языка и чего-то там еще.
– Ах да, – сказал Родди, – теперь я ее припоминаю, худышка, сплошные руки и ноги, копна растрепанных белесых волос.
Элинор кивнула.
– Ты, наверное, не видел ее после того лета, когда мама и папа уезжали за границу. Ну конечно, ведь ты бывал в Хантербери не так часто, как я, а она в последнее время жила в Германии – нанялась к кому-то в компаньонки. Но в детстве мы часто играли вместе.
– А какая она сейчас? – поинтересовался Родди.
– Она стала очень привлекательной, – ответила Элинор. – Хорошие манеры, и одевается со вкусом. Она ведь получила образование, и ты ни за что бы не признал в ней дочку старого Джерарда.
– Совсем как настоящая леди, а?
– Да. И я думаю, что именно поэтому ей не очень-то уютно теперь в сторожке. Видишь ли, миссис Джерард несколько лет назад умерла, а с отцом Мэри не ладит. Он насмехается над ее образованностью и «господскими выкрутасами», как он это называет.
Ознакомительная версия.
