I. Легенда о павлиньих деревьях
Сущность сквайра Вейна, несмотря на зрелые годы, определялась прежде всего его английским образованием и ирландским происхождением. Упомянутое образование он получил в одной из известнейших закрытых школ Англии, благодаря чему его светлый ум окончательно и бесповоротно законсервировался в том состоянии, в каком пребывал в школьные годы. А ирландская кровь исподволь влияла на него, подтачивая образ степенного мужчины в летах и время от времени понуждая его вести себя, словно шкодливый мальчишка. Вейн был нетерпением во плоти, и это качество порой против его собственной воли играло с ним злые шутки. Например, оно сделало его блистательным неудачником на государственном и дипломатическом поприще. Справедливо замечено, что компромисс – основной инструмент британской политики, особенно когда речь идет о непредвзятости в отношении религий, распространенных в Индии; однако попытка Вейна частично пойти навстречу мусульманам, скинув у ворот мечети один ботинок, отчего-то была воспринята не как истинная непредвзятость, а как нарочитое безразличие. Также правдиво утверждение, что английский аристократ вряд ли способен вникнуть в суть перебранки между русским евреем и православными, идущими крестным ходом с мощами; однако когда Вейн предложил православным понести еще и еврея – он ведь и сам уже почти древние мощи, – его почему-то неправильно поняли обе стороны конфликта. Одним словом, Вейн весьма гордился тем, что в нем нет ни капли сумасбродства, и при этом постоянно совершал сумасбродные поступки. Он как будто бы постоянно стоял на голове лишь для того, чтобы доказать, что голова у него достаточно ясная и мыслит здраво.
Сейчас он только что плотно позавтракал в компании своей дочери, сидя за столом, установленным под деревом в его саду на корнуолльском побережье. У него было на удивление прекрасное кровообращение, и он настаивал на как можно более частых трапезах на свежем воздухе, хотя весна едва успела коснуться ветвей деревьев и слегка прогреть морскую воду здесь, возле южной оконечности Англии. Его дочь Барбара, миловидная девушка с пышными рыжими волосами и лицом столь же застывшим, как у статуй в саду, все еще сидела неподвижно, будто одна из этих статуй, когда ее отец поднялся с места. Был он хорошо сложен, одет легко, у него были седые волосы и лихо закрученные усы, выглядевшие довольно свирепо на благодушном лице. Держа в руке огромную панаму, он пересек террасы сада, спустился по каменным ступеням, по краям которых стояли старинные изукрашенные урны, затем прошел по тропинке, обрамленной невысокими деревьями, и наконец вышел на дорогу, зигзагами спускающуюся по каменистому утесу к самому берегу, где Вейн должен был встретить прибывшего морем гостя. Яхта уже зашла в лагуну, и он видел лодку, которую вытаскивали на каменный волнорез.
И вот во время этой недолгой вынужденной прогулки от зеленого дерна до золотого песка в его ясной голове что-то переменилось, и он перешел в не такое уж непривычное состояние, о котором обычно говорят «очертя голову». Дело в том, что простонародье Корнуолла – а именно из числа простонародья были и арендаторы сквайра, и его домашняя обслуга – отнюдь не относилось к людям, лишенным сумасбродства. Увы, его в них более чем хватало; казалось, они окружили Вейна плотным кольцом из сумасбродства, в котором то и дело мелькали привидения, ведьмы и суеверия откуда-то из времен Мерлина. Но у этого магического кольца был и центр, некая точка, к которой в конечном итоге приходили все разговоры
