Они остановились. Коротышка, посмотрел на Риса, тот в ответ пожал плечами. Тогда он извлек из кармана мой пистолет, вынул патроны из магазина и бросил его на диван. Рис сделал то же самое.
Когда дверь за ними закрылась, я все еще не верил в свою удачу. Это как в кошмарном сне — ты ускользаешь от громадного чудовища, но знаешь, что в любую минуту оно появится вновь и все начнется сначала. Я обернулся к Холидей и увидел, что все это время она смотрела на меня. Я плюхнулся на диван, у меня даже не было сил поджать колени.
— Я бы не хотел повторения ни за миллион долларов, ни даже за десять.
— Да, хуже не бывает, — согласилась она.
— Это точно.
— Ну, не так уж все и плохо…
— Если только для слабоумного, то да. Или для тебя, — огрызнулся я. — Ты чертовски долго щеголяла голой перед этой свиньей. Тебя хлебом не корми, только дай покрутить перед кем-нибудь голым задом…
— Ты просто ревнуешь, вот и все…
— Чушь, — парировал я.
— Ты больше ни о чем думать не можешь? Все так прекрасно получилось, мы смотаемся из этого городишки чистыми и свободными. А ты разоряешься из-за того, что какой-то коп видел меня голой. Лучше подумай, как нам повезло.
— Я только об этом и думаю, — мне удалось наконец подтянуть свои ноги. Я забрал пистолеты, встал с дивана, поднял пиджак и отправился в спальню, где извлек из-под стопки нижнего белья два снаряженных магазина, зарядил пистолеты и дослал по патрону в каждый ствол, потом взял пиджак и распихал оружие по карманам.
Холидей наблюдала всю эту сцену, стоя на пороге.
— Куда ты собираешься?
— И часа не пройдет, как я вернусь.
— Хватит! — она заслонила собой выход. — Ты прихлопнешь Мейсона, и тогда, нам отсюда уже не выбраться. Держись от него подальше…
— У меня даже в мыслях ничего подобного не было, — успокоил я ее.
— Тогда что же у тебя на уме? Послушай, — торопливо заговорила она, — Джинкс получил свою долю, и если они зацепят его, пусть сам выкручивается.
— И Джинкс меня сейчас тоже не волнует. Мы на мели, и нам нужны деньги, чтобы выбраться из этой дыры.
— Нет, — возразила она. — Это слишком рискованно. У меня кое-какая мелочь осталась. Достаточно, чтобы убраться отсюда.
— Сколько?
— Долларов двадцать…
— И куда мы сможем добраться на эти деньги?
— Достаточно далеко…
— Уйди с дороги, — потребовал я.
Она обхватила меня за плечи и тряхнула.
— Ты что — сумасшедший? Нам надо убраться отсюда подальше! На нас висит мокрое дело! Нельзя испытывать судьбу…
— Хватит меня трясти…
Она затихла, но по-прежнему держала меня за плечи.
— В любую минуту они могут передумать… — у нее на губах появилась белая полоска слюны.
— Неужели это ты еще вчера так ловко управлялась с пулеметом? Или это был кто-то другой…
— Сукин сын, — тут она снова принялась трясти меня.
— Хватит меня трясти…
— Кому-то же нужно вытрясти из тебя душу, дерьмо поганое, — заорала Холидей.
Я ударил ее левой рукой в живот, она отскочила к двери, согнулась и упала на руки, все еще причитая сквозь слезы.
— Заткнись и выслушай меня внимательно, — я подошел к ней поближе. — Заткнешься ты наконец! Слушай меня внимательно!
Холидей медленно подняла голову, но раньше чем она смогла посмотреть мне в лицо, раздался стук во входную дверь. Я был настолько ошарашен, что первое время не мог даже пошевелиться. Холидей приподнялась и уселась прямо на пол. Было видно, что она сильно испугана. Я медленно направился к двери, на ходу вынимая пистолет из кармана. Стук повторился. Это был нетерпеливый стук испуганного человека, что меня несколько успокоило, и я открыл дверь, держа указательный палец на спусковом крючке.
Там стоял Джинкс, я пропустил его и прикрыл дверь плечом. Он был вне себя от ярости.
— Мейсон заложил нас, сукин сын, он продал нас с потрохами, — начал Джинкс.
— Черт побери, Джинкс, мы давно все знаем, — оборвала его Холидей. — Если ты что-нибудь против него имеешь, то улаживай это дело сам, без помощи Ральфа. Не втягивай его в это дерьмо.
— Никуда я не собираюсь его втягивать, — вспыхнул он. — Я хочу предупредить вас, а ты набрасываешься на меня прямо с порога.
— У нее небольшая истерика, — успокоил я, — оставь ее в покое.
— Я видел, как он садился в полицейскую машину. Будь у меня пистолет, этот сукин сын остался бы там навсегда…
— Если хочешь посчитаться с Мейсоном, то займись этим самостоятельно, — не унималась Холидей. — Не втягивай в это дело Ральфа. Нам надо сматываться и поскорее. Без тебя. Тебе придется подыскать себе другое место…
Джинкс удивленно уставился на нее, потом на меня и нахмурился.
— Что это с ней?
— Я же говорил, у нее истерика.
— Мы сматываемся из этого города. Они приказали убраться отсюда и поскорее, — снова завела она свою песню.
— Ты можешь поверить, что это та самая подруга, с которой ты имел дело вчера?
— Нет, конечно…
— Видишь? — обратился я к ней. — Успокойся и посмотри на вещи спокойнее. Все в наших руках. Дай мне самому найти выход из этой ситуации.
— Ты и так уже достаточно поработал, дерьмо.
— Ну зачем же так…
— Этот хромой сукин сын даже не предупредил меня о полицейских в штатском, — снова заговорил Джинкс. — Он спокойно дал им выйти на меня.
— Я тебя понимаю, они нас тоже обобрали подчистую.
— Меня никто не обчистил. Я даже не думал, что это вымогательство. Мне казалось, что меня вот-вот сцапают. Черт бы с этими деньгами…
— Минуточку, — перебил я его. — Ты хочешь сказать, что все деньги остались у тебя и этим парням платить не пришлось?
— Я же не знал, что это шантаж, думал, что они пришли арестовать меня.
Мы с Холидей переглянулись, и в мыслях у нас было одно и то же: если он не заплатил этим ребятам, значит, деньги у него есть.
— Как же ты выкрутился?
— А они меня не знали в лицо. Я работал в магазине, когда полицейские появились со служебного входа и спросили, как найти Джинкса Рейнера. Я ответил, что он за прилавком и сделал ноги, и ни о чем таком не догадывался, пока не увидел, как инспектор и Рис не арестовали вас и ушли одни. Тут мне все стало ясно.
— Инспектор? — переспросил я. — Этот коротышка и есть инспектор?
— Да. Инспектор Вебер.
«Ну-ну, — подумал я. — Возьми себе с полки пирожок, инспектор».
— Так что деньги ты сохранил? — оживилась Холидей.
— Конечно. Два куска. Они со мной, — с этими словами он похлопал себя по правому карману брюк.
— Это великолепно! — обрадовалась Холидей, и я понял, что в эту минуту она думает только о том, чтобы выбраться отсюда поскорее.
— Замечательно, — поддержал я ее, но подумал совсем о другом.
— Да лучше бы я отдал этим парням половину и спокойно остался здесь, чем оставить все и сматываться неизвестно куда. Я уже начал привыкать к этому городу.
— Ты сможешь устроиться где-нибудь еще, — не успокаивалась Холидей. — Мы сможем встретиться в Денвере, Далласе или Канзас-сити.
— Теперь она готова даже встретиться с тобой, — заметил я. — Теперь ты ей больше нравишься.
— Заткнешься ты наконец, дерьмо, — огрызнулась она.
— Ну, может быть, все не так уж плохо, как ты думаешь. У меня для тебя сюрприз, — перебил я ее. — А тебе не придется сматываться из этого городка, — обратился я к Джинксу. — Возможно, я смогу для вас кое-что сделать.
— Вы только послушайте его…
— Не надо, — попросил я.
— Большой человек, — съязвила она. — Он-то уж знает, как обращаться с полицейскими. Ты бы видел, как он с ними разговаривал.
У нее снова начиналась истерика. Она чувствовала, что может рассчитывать на эти две тысячи, и боялась потерять эту возможность.
— Пусть он расскажет тебе, как все было. «Я смогу для вас кое-что сделать». Большой человек. Почему же он тогда был так напуган…
— Ну хорошо, я был испуган и признаю это. Но теперь совсем другое дело, видит Бог, совсем другое.
— Ты бы видел его пять минут назад, — не унималась она.
— Многое может произойти всего за пять минут, — ответил я. — Очень многое. У меня возникла неплохая идея.
— Тебе когда-нибудь приходилось выслушивать столько чепухи? — демонстративно обратилась она к Джинксу.
— Ну, конечно, тебе трудно оценить это, — сказал я. — Это трагедия всей твоей жизни, ты не способна переваривать чужие мысли на уровне, доступном даже дебилу.
— Ради Бога, хватит выпендриваться. Может, лучше самому пошевелить мозгами? Ты просто дрянь…
— Но не совсем обычная дрянь, — мягко заметил я, — а дрянь с университетской степенью, коллекцией комплексов, за которые доктор Ломброзо отдал бы свою левую руку, и легким снобизмом, о котором говорят галстуки от Шарве, рубашки от Брукса и обувь от Пила…
