— Есть что-то.
— Просто как две капли воды, — заявил Пуци, наклонился и подвинул альбом к себе. Повернул, полюбовался картиной, ухмыльнулся и сказал: — Гитлер просто с ума сойдет.
Подошел официант, чувствовавший себя в ковбойских сапогах не очень уверенно, и положил перед нами меню.
— Хотите выпить? — спросил меня Пуци. — Они делают фирменные коктейли, как в Америке, на Диком Западе.
— Например?
Пуци заглянул в винное меню и, бегло его просмотрев, сказал:
— Например, «Старый Шаттерхэнд». По имени героя книг Карла Мая.[17] Читали?
— Нет.
— Книги у него просто замечательные! Сногсшибательные! Столько бесподобных историй про Дикий Запад! Господин Гитлер их обожает.
— А что входит в «Старый Шаттерхэнд»?
Пуци снова глянул в меню.
— Абсент, апельсиновый сок, мятный ликер, горькие настойки и американский бурбон. Тут написано — настоящий.
— Можно заказать просто стакан настоящего американского бурбона? Чистого? И стакан воды — отдельно?
— Конечно. А вам, мисс Тернер? Она оторвала глаза от меню.
— Мне «Натти Бампо», — сказала она.
— А это что такое? — поинтересовался я.
— Шартрез, абсент, ананасовый сок. — Она улыбнулась. — Решила встать на опасную стезю.
— И ослепнуть.
Мисс Тернер рассмеялась.
— Боюсь, мне его не осилить. Я плохо переношу алкоголь.
— А я, — заявил Пуци, — выпью пива. — Он поднял голову и заговорил с официантом — тот кивнул и, пошатываясь на каблуках, поплелся прочь.
Пуци продолжал изучать меню.
— Фил, хотите еще бифштекс?
— Нет, благодарю. Я бы взял рыбу.
Он заглянул в меню.
— Палтус из Санта-Фе. Форель с гор Сан-Антонио.
Я улыбнулся.
— Прямо-таки с самых гор?
— Из озера к югу от Берлина.
— Форель подойдет, спасибо.
Он кивнул.
— А вам что, мисс Тернер?
— Один салат. Я не очень голодна.
— Значит, салат, — сказал он. — А я закажу себе свиное жаркое «Дикий Билл Хикок».[18]
— Так кто же это все-таки был, Пуци? — спросил я. — Тот, с кем Гитлер встречался в парке?
Пуци мельком огляделся, убедился, что рядом никого нет. Наклонился поближе ко мне и проговорил:
— Генерал Ханс фон Зеект.[19] Главнокомандующий немецкой армией.
— А кто был третий? — Его помощник, полковник фон Хиппель.
— Зачем Гитлер встречался с фон Зеектом?
Пуци снова оглянулся. Посмотрел на меня.
— Сначала я должен дать вам важную историческую справку.
— Давайте.
И, понизив голос, он продолжал:
— Первого мая, несколько недель назад, был праздник, так? Большевики устроили в Мюнхене большую демонстрацию. Это было тем более возмутительно, что, по сути, они отмечали события девятнадцатого года, когда власть в Мюнхене захватили красные.
— А я думал, они захватили власть в Берлине.
— Да нет. Не только в Берлине, но и во многих других немецких городах. Вспомните, Фил, тогда, в девятнадцатом, казалось, что большевистская революция в России произошла совсем недавно. И красные по всей Европе пытались повторить успех русских большевиков.
— Хорошо. Итак, первого мая…
— Да, первого мая господин Гитлер понял, что антибольшевистские силы должны непременно собраться и показать свою истинную силу во время, так сказать, антидемонстрации. Несколько групп патриотов под предводительством господина Гитлера собралось в Обервайзенфельде, на севере от Мюнхена. Пока они проводили военные маневры…
— Военные маневры?
— Тренировались. На случай нападения красных, понимаете? Как я уже говорил, времена были трудные. Красные…
Тут его рот захлопнулся — прибыл официант с напитками. Пуци поблагодарил его и сказал, что мы будем есть. Засим официант удалился, пошатываясь и постукивая каблуками своих ковбойских сапог.
Пуци глотнул пива. Мисс Тернер пригубила свой «Натти Бампо».
— Ну и как? — спросил я ее.
— Не такой крепкий, как я думала. — Она улыбнулась. — Напиток как будто ничего.
Я попробовал свой бурбон. На вкус он был как настоящий американский бурбон, только щедро разбавленный настоящей немецкой водой.
Пуци заметил:
— Красные вооружены, Фил, и опасны. Поражение в девятнадцатом году только укрепило их решимость.
— Верно. Так что там стряслось, когда патриоты проводили маневры?
— Их окружила баварская государственная полиция с мюнхенским гарнизоном рейхсвера — это немецкая армия. Хотя полицейские и армейские начальники, понятно, сочувствовали господину Гитлеру, им хотелось избежать столкновения с красными. Поэтому сторонникам господина Гитлера пришлось сдать оружие. Это был большой удар по его репутации, понимаете?
— Угу.
— Тогда он решил, как он сам мне потом сказал, что время простых демонстраций кончилось. Нужно отстранить от власти само правительство — этих предателей в Веймаре. Он решил, пришло время двинуться на Берлин. Слыхали о марше Муссолини на Рим? В прошлом году?
— Да.
— Итальянские патриоты пошли на столицу, чтобы спасти свою страну. После Обервайзенфельда господин Гитлер решил поступить так же. Он поговорил с генералом Отто фон Лоссовом, командующим военным гарнизоном в Мюнхене, и выдвинул идею: группы верных бойцов из «Freikorps» идут на Берлин, вербуя походя сторонников, понимаете? Как и всякий порядочный немец, фон Лоссов был недоволен веймарским правительством и обещал держать мюнхенский гарнизон в казармах. Но только при условии, что берлинский гарнизон под командованием генерала фон Зеекта не станет разгонять участников марша. Чтобы заручиться соответствующими гарантиями, господин Гитлер и встретился с фон Зеектом в Тиргартене.
Я кивнул.
— Поскольку марш на Берлин так и не состоялся, можно предположить, что никаких гарантий Гитлер не получил.
— Ах, увы!
— Из-за генерала все и помалкивают о той встрече? И о покушении?
— Да. На этом настаивал фон Зеект. Для нас так тоже лучше, в смысле — для партии.
— Если бы люди узнали об их встрече, они бы догадались, чего хотел Гитлер. И вам этого не хотелось.
— Нет.
— А люди в списке? Кто-нибудь из них знал, что Гитлер собирался встретиться с генералом?
— Все знали.
— Кто устроил встречу с генералом?
— Я. У нас с ним общие друзья.
— Вы кому-нибудь рассказывали об этой встрече?
— Никому. Даже жене. И генерал дал мне слово офицера, что он тоже никому не скажет, кроме полковника фон Хиппеля. Генерал — кристально честный человек. И фон Хиппель, разумеется, тоже. Так что, Фил, проболтаться они не могли.
— Все может быть, но с ними все равно нужно побеседовать.
Он кивнул.
— Я говорил Гессу, что вы так и скажете. Завтра же свяжусь с генералом.
Мисс Тернер, обращаясь к Пуци, сказала:
— Этот генерал фон Лоссов…
Пуци повернулся к ней и как будто снова удивился:
— Да?
— Это тот самый генерал, который приказал разоружить демонстрантов первого мая?
— Да, но у него тогда не было выбора.
Мисс Тернер отпила глоток своего коктейля.
— Но если он так беспокоился, чтобы между социалистами и сторонниками господина Гитлера не случилось стычки первого мая, почему он не волновался, что столкновения могли с тем же успехом произойти во время марша на Берлин? Потому это не тревожило господина Гитлера?
Пуци улыбнулся. Такими улыбками любящие отцы одаривают своих маленьких смышленых дочурок, когда те несут околесицу.
— Марш не имел ничего общего с демонстрацией, мисс Тернер. Как я уже говорил, число его участников должно было увеличиваться по мере продвижения к Берлину. Большинство добропорядочных немцев настроено против веймарского режима. К нам должны были присоединиться горожане, крестьяне, фермеры, патриоты всех мастей. Красные не смогли бы нас остановить.
— Вы сказали, у них есть винтовки. Вдруг они…
В эту минуту, возможно потому, что мы вновь принялись обсуждать красных, появился официант с блюдами. Пуци поднял руку, останавливая мисс Тернер. Официант расставил тарелки и все так же вразвалочку двинулся прочь. Рано или поздно он привыкнет к ковбойским сапогам, только не сегодня.
— Вы сказали, у них есть винтовки, — повторила мисс Тернер. — Разве они не могли пустить их в ход против участников марша?
— У нас тоже были винтовки, — ответил Пуци и улыбнулся ей своей отеческой улыбкой. — На марше мы превзошли бы их в численности — сто к одному. И напасть на нас было бы самоубийством. Разумеется, господин Гитлер все это учел заранее.
— Не сомневаюсь, — заметила мисс Тернер, сказав это таким тоном, каким разговаривают любящие дочурки с отцами, когда те несут чушь.
