Они сердились на Мегрэ, на Монфиса, на Жюльетту. Словом, каждый считал себя обобранным, и больше всех Жерар Пардон, который был возбужден сильнее обычного и ни с кем не разговаривал.
За неимением денег он не мог облачиться в траур.
Вместо пальто на нем был старый плащ цвета хаки и на рукаве черная повязка.
Его сестра Берта не отходила от него, видимо встревоженная его лихорадочным состоянием. Эта миловидная, пухленькая, кокетливая девушка не сочла нужным сменить свою вишневую шляпку на черную.
Господин Дандюран также был здесь; он явился на роскошной машине в обществе четырех или пяти разодетых самоуверенных господ, пальцы которых были унизаны перстнями. Пришло и семейство Сивеши, кроме матери, которая еще не вставала. Бакалейщица, госпожа Пьешо, оставила на минуту свою лавку на госпожу Бенуа, чтобы сбегать наверх и окропить оба гроба святой водой.
Распорядитель похоронного бюро нервничал, постольку на одиннадцать часов были назначены следующие похороны, и бегал от одной группы собравшихся к другой, тщетно стараясь отыскать официального представителя семьи усопших. Кроме того, фоторепортеры наводили на него страх.
— Не сейчас, господа, умоляю вас… Подождите хотя бы, пока каждый займет свое место!..
Что, если в газетах появится снимок, где будет изображена такая неорганизованная процессия!
Мегрэ привлекал к себе всеобщее внимание, но, казалось, не замечал этого. Когда стали выносить гробы, он коснулся плеча вздрогнувшего Жерара Пардона.
— Прошу вас на минуточку! — шепнул он, отводя его в сторону.
— Что вам еще от меня нужно?
— Ваша жена, вероятно, сообщила вам, что вчера я заходил к ней, когда вас не было дома…
— Вы хотите сказать, что делали обыск в квартире… — Болезненная усмешка исказила его черты. — Вы нашли то, что искали?
Услышав утвердительный ответ комиссара, Жерар с ужасом взглянул на него.
— Представьте себе, улучив минуту, когда ваша жена отвернулась, я из любопытства сунул руку в цветочный горшок… Я ведь люблю копаться в саду на досуге… Что-то в этом горшке показалось мне странным!.. И действительно, под слоем земли я обнаружил вот это…
На ладони у него лежал маленький ключик от квартиры Жюльетты Буанэ.
— Забавно, не правда ли? — продолжал он. — И удивительное совпадение… Когда через некоторое время я вернулся к себе в кабинет, меня поджидал слесарь, живущий в двух шагах отсюда, он сообщил мне, что недели две назад ему был заказан точно такой ключ…
— Ну и что из этого?
Жерара трясло, он оглядывался по сторонам, словно надеялся, что кто-то придет к нему на помощь. Взгляд его упал на гроб сестры, который люди в черном ставили на похоронные дроги.
— Вы хотите арестовать меня?
— Еще не знаю…
— Если вы допросили слесаря, вы должны знать, от кого я получил этот ключ…
Ключ дала ему Сесиль! Показания слесаря не оставляли в том ни малейшего сомнения.
— В понедельник двадцать пятого сентября, — заявил он, — молодая особа лет тридцати явилась ко мне в мастерскую и, показав ключ от квартиры, спросила, не могу ли я изготовить другой такой же… Я попросил ее оставить этот ключ для образца. Она возразила, что он у нее один и она без него не может обойтись, так что мне пришлось снять с него слепок… Назавтра она пришла за заказом и заплатила мне двенадцать франков семьдесят пять сантимов… И только когда я прочитал в газетах описание примет Сесили Пардон, которая была убита, и особенно когда я узнал, что она слегка косила, я…
Процессия тронулась, распорядитель, отчаянно жестикулируя, бросился к Жерару, и Мегрэ сказал вполголоса:
— Поговорим потом…
Жерара и его сестру Берту поставили сразу за катафалком, но они не прошли и десяти метров, как Монфисы оттеснили их и заняли место в первом ряду.
Буанэ и Маршепье держались скромнее, они не пытались изобразить на своих лицах скорбь и дорогой толковали о завещании. За ними следовал Дандюран и господа с массивными перстнями на пальцах, один из них медленно ехал за кортежем в машине.
С самого начала из-за норовистой лошади процессия продвигалась быстрее обычного. Но когда пришлось повернуть налево, к церкви, кортеж так медленно пересекал шоссе, что образовалась пробка, движение замерло на несколько минут, и три трамвая, стоя друг за дружкой, ждали, когда освободится путь.
Жена Жерара побоялась прийти из-за своего состояния. Со дня на день она должна была родить. Накануне Мегрэ час просидел с ней в двухкомнатной квартире над лавкой мясника, которую чета занимала на улице Па-де-ла-Мюль.
Элен едва минуло двадцать три года, но ее лицо, уже успевшее утратить свежие краски молодости, выражало унылое смирение, свойственное жене бедняка. Во всем чувствовались жалкие, отчаянные попытки придать уют этому убогому жилищу. Некоторые вещи, должно быть, уже попали в ломбард. Мегрэ заметил также, что газ отключен.
— Жерару никогда не везло, — беззлобно вздохнула она. — А ведь он способный… Он гораздо умнее стольких других, которые хорошо устроены… Может быть, он слишком умен?
Отец Элен служил в налоговом управлении. Она не решалась открыть ему истинное положение дел и давала понять, что Жерар работает и что они счастливы.
— Вероятно, он показался вам немного озлобленным, но войдите в его положение… Последнее время ни в чем ему нет удачи… С утра до вечера он бегает по объявлениям… Я надеюсь, вы, по крайней мере, его-то не подозреваете?.. Он не способен ни на малейший нечестный поступок. Может быть, именно из-за своей щепетильности он не может добиться успеха… Вот, например, у последнего его хозяина, торговца пылесосами, случилась кража.
Жерар подозревал одного служащего, но ничего не сказал… Патрон допрашивал его с пристрастием, словно обвинял, и Жерар предпочел уйти… Да, вы можете перерыть всю квартиру, но ничего интересного, кроме счетов и накладных, не найдете.
А на окошке стоял цветочный горшок! Мегрэ заметил, что земля в нем свежая, хотя герань давно засохла.
И он воспользовался моментом, когда Элен отвернулась…
Засунув руки в карманы, Мегрэ шел по тротуару чуть в стороне от процессии, что позволяло ему курить трубку. В хвосте кортежа он увидел обеих сестер Сивеши — Нуши и Почи; для них все происходящее было занятным зрелищем, и они старались ничего не упустить.
Госпожа С-вашего-позволения доверила на час свой пост соседке, не подозревая, что Мегрэ поставил инспектора у дома напротив. Она дойдет только до церкви, но на кладбище не поедет: из-за прострела она боялась сквозняков.
Неожиданно шествие остановилось, что вовсе не было предусмотрено программой. Каждый поднимался на носки, чтобы узнать, что произошло.
Жюльетте Буанэ и Сесили действительно не везло.
Их кортеж вышел раньше времени и столкнулся с другой, запаздывающей процессией, которая появилась из поперечной улицы, направляясь к церкви. Пришлось пережидать. Лошади нетерпеливо били копытами о мостовую. Некоторые мужчины отделились от колонны, чтобы пропустить стаканчик; они поспешно выходили из бистро, утирая губы.
Из церкви доносились звуки органа, сзади, с шоссе, — шум проносившихся машин. Кюре торопливо совершал обычный обряд, и вскоре церковные двери снова широко распахнулись.
— И не введи нас во искушение…
Распорядитель в треуголке ходил взад и вперед вдоль процессии, словно овчарка, бегающая вокруг своего стада.
— Избави нас от лукаваго…
— Аминь…
Они стали входить в церковь, хотя предыдущая процессия не успела еще выйти оттуда. Только один гроб — Жюльетты Буанэ — был установлен на возвышении. Гроб Сесили поставили сзади прямо на каменные плиты, и кюре начал:
— Избави нас, Господи…
Поскрипывали подошвы и ножки стульев, сквозь широко открытые двери врывались волны свежего воздуха, сверкала залитая солнцем улица. Сидевший в первом ряду Жерар то и дело оборачивался. Не Мегрэ ли он искал? Господа, пришедшие с Шарлем Дандюраном, держались с достоинством, каждый положил на поднос по сто франков. Берта в вишневой шляпке неотступно следила за братом, словно опасаясь какой-нибудь выходки с его стороны.
— Отче наш…
Какой-то бесцеремонный фотограф дал вспышку магния, и все невольно вздрогнули. Мегрэ в своем толстом пальто с бархатным воротником стоял, прислонившись плечом к колонне, губы его шевелились, словно повторяя слова молитвы. Может быть, он молился за бедную Сесиль, которая так долго ждала его на набережной Орфевр?
Последние три дня никто не решался к нему подступиться. Он проходил по коридору Дворца правосудия, массивный, с грозным выражением лица, жуя мундштук трубки и пережевывая свои мрачные мысли.
— Что, не ладится? — спросил его накануне вечером шеф.
Мегрэ поднял на него глаза, и этот взгляд, тяжелый и мрачный, стоил любого ответа.
— Не расстраивайтесь, старина… Нужно только найти концы…
Витражи с фигурами евангелистов вдруг засияли на солнце, и Мегрэ беспричинно уставился на изображение святого Луки с темной квадратной бородой.
