Я согласился. Обсуждать Фэнни даже с ним мне не хотелось. Повесив трубку, я принялся уныло расхаживать. Этот неожиданный ход Фэнни беспокоил меня больше, чем я хотел бы признаться даже себе. Если Рубинштейн вскоре не появится или как-то даст знать о том, что жив, то я не видел иного выхода, как передать дело в руки полиции. Все равно, предотвратить утечку этих сведений невозможно. Рубинштейн был не только известным человеком среди знатоков антиквариата – он являлся чрезвычайно богатым человеком, а богачи, как и женщины, всегда находятся в центре внимания. Паркинсон высказался так:
– Я не боюсь приходящей в ярость миссис Рубин-штейн, но был бы рад оказаться подальше от ее мужа, когда тот недоволен.
– Рубинштейн должен винить только себя, – попытался я утешить его, на что он сказал с неприятным смешком:
– Прошу прощения, но ты знаешь его хуже, чем я. Он постоянно твердит, что провидение может отказать человеку в разуме, но осторожность доступна всем.
Я искал объяснение тому, почему Фэнни предприняла столь неожиданный шаг, но, даже делая скидку на ветреную и порывистую натуру, мог найти лишь один ответ: она боялась. А представление о Фэнни, действующей из страха, заставило меня содрогнуться. Я долго пытался найти какое-нибудь сочетание обстоятельств, способное сломить ее. А при мысли о ее бесследном исчезновении в связи с исчезновением Рубинштейна похолодел от недоброго предчувствия. Но даже в худшую минуту я не представлял ни длинного пути трагедии и насилия, на который мы ступали, ни ужасного конца всего этого. Невоздержанный язык Лал, перефразируя Евангелие, воспалял круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны. Только ни она, ни мы не знали о печи, какую зажгли те злобные слова.
После звонка Паркинсону я вышел из клуба и бродил по городу, пока не стемнело. Нет смысла слоняться по жилым районам Лондона, когда ты сам не свой от беспокойства. Отдаленные живописные площади, которые Эрнест Шеппард воспроизводит в рисунках для журнала «Панч», таят в себе обиды и разбитые сердца; этот город бурлит суровой жизнью. Акции и облигации понять несложно; люди же представляют собой массу пугающих противоречий. Я встретил нескольких знакомых и останавливался поговорить с ними, но постоянно думал о Фэнни. И был далек от мысли, что она, в каком бы состоянии ни находилась, решит предпринять что-либо безрассудное. Фэнни не из тех, кому газовые плиты сулят какую-то перспективу безопасности.
Проснувшись от кошмарного сна в три часа ночи, я сразу подумал, не связано ли каким-то образом ее исчезновение с полицией.
Существует пристрастие искать то, что глубоко сокрыто в человеческом сердце.
Утром Паркинсон позвонил мне из Лондона. Лал уехала из Плендерс ранним вечером в понедельник, никаких вестей о Рубинштейне по-прежнему не было, и Паркинсон занимался большим коммерческим предприятием, в котором участвовал Рубинштейн.
– Если он не вылезет из своего укрытия через несколько часов, то окажется гораздо беднее, чем ожидает, – добавил он. – Люди начинают нервничать из-за богачей, исчезающих в критические минуты. Я не хочу, чтобы акции упали примерно на дюжину пунктов, однако это наверняка произойдет. Мне кажется, следует обратиться в полицию.
Я спросил, как Лал.
– О, приняла худшее из возможных решений. Рубинштейн мертв, и она только ждет, чтобы ее об этом известили. Она вдова, это ясно. Можно сказать, облачилась в траур, и удивительно, как она может заказывать заупокойную мессу по его душе, Рубинштейну это не понравилось бы, пусть он и не ортодоксальный еврей, но к ее вере определенно не присоединялся. Убеждать ее бессмысленно, однако я был бы признателен, если бы ты сделал попытку.
– Каким станет очередной шаг?
– Обращением в полицию. Больше откладывать нельзя. Мне жаль, потому что страх усилится. Но существуют времена, когда нужно подумать о себе. Если в конце концов где-нибудь обнаружат гниющий труп Рубинштейна, я не хочу портить себе карьеру предположением, что утаивал его исчезновение до последней минуты.
– Что ты сам думаешь? – спросил я, и он без промедления ответил:
– Все это подозрительно, и рад возможности переложить на кого-то ответственность. Вестей о Фэнни, очевидно, нет?
Я ответил: «Нет», – повесил трубку и подумал – как странно, что двое весьма значительных людей могли бесследно исчезнуть. Мне казалось, что Фэнни, куда бы ни отправилась, должна была оставить за собой сверкающий след, уведомляющий мир о ее местопребывании. Однако же она скрылась, и никто из нас не знал куда. Разумеется, в ее случае обращение в полицию было неоправданно, но полицейские должны были вскоре начать ее поиски. Фэнни станет первой, кого они захотят допросить.
Естественно, полицейские не рассматривали это дело как уголовное; это было очередное исчезновение человека из дома. Они выслушали показания Паркинсона и принялись опрашивать Лал. Та обострила их интерес, мело-драматично заявив, что уверена в его смерти, вероятно, самоубийстве. Она уже изображала трагическую убийцу. Человек, руководивший ведением данного дела, невысокий, коренастый мужчина по фамилии Берджесс, выбритый до синевы и похожий на спаниеля, только не с такими длинными ушами, счел ее истеричкой и громко выразил удивление, что Рубинштейн давно не запланировал бегства. Узнав, что Фэнни исчезла тоже, он сообразил, что к чему, и сделал блистательный вывод. Несколько дней исчезновение Рубинштейна никто не воспринимал всерьез. Навели справки в местных больницах и полицейских участках, опросили кое-кого из местных, но никого из нас не беспокоили вопросами, и газеты не поднимали шум. Местный начальник станции сказал, что знает Рубинштейна в лицо, и уверен, что он не брал билета в воскресенье вечером; проводник и контролер подтвердили его показания. Как правило, поезд, выходящий в шесть двадцать восемь из Кингс-Бенион, по воскресным вечерам бывает полон, но погода в те выходные загнала людей в города. Все трое были уверены, что узнали бы Рубинштейна, если бы увидели. Потом на четвертый день в дело вмешалась Би-би-си и объявила: «Перед началом вечерних новостей передаем сообщение полиции: „С воскресенья не появлялся дома…“». Компания Рубинштейна перенесла сильное потрясение, и акции ее значительно упали. Поднялась паника, но все же никто не предполагал чего-то ужасного, кроме потери памяти. Лишь несколько неприятных личностей злобно твердили, что дело темное и нужно поставить в известность полицию других стран. Тем временем я не терял из поля зрения Лал. Она ударилась в религию, к которой до сих пор относилась безразлично. Они с Ритой постоянно ходили на мессу и на исповедь; говели и учредили девятидневное моление по Рубинштейну. Я узнал об этом от Паркинсона. Тот едва не сходил с ума от их глупостей.
– Господи, хоть бы Рубинштейн дал нам знак, где находится, или полиция добилась каких-то результатов! – воскликнул он. – Я вынужден бездельничать. Есть вещи, срочно требующие внимания Рубинштейна, а он даже не подумал передать Филпоттсу, своему адвокату, доверенность на ведение дел, так что мне остается лишь сидеть и смотреть, как уплывают его деньги. Я вижу по крайней мере три важных капиталовложения, которые он изменил бы, находясь здесь, но, кажется, никто не вправе сделать за него какой-то шаг. Это убеждает меня, что произошло нечто серьезное. Если бы Рубинштейн просто уехал с Фэнни, то передал бы по телеграфу инструкции. Он не из тех, для кого женщина, даже если это мисс Прайс, дороже ценных бумаг.
Между тем полиция выясняла, не произошло ли несчастного случая. Не нашлось никого, кто помнил бы, что видел эту машину, хотя двое или трое водителей заметили несколько автомобилей неустановленной марки на дороге, по которой Рубинштейн ехал в ту ночь. Вероятность того, что он мог сделать попытку вернуться по опасной дороге вдоль обрыва, тоже обсуждалась, но там были такие сильные оползни, что никаких следов не было видно, поэтому сочли чересчур опрометчивым рисковать жизнью человека, проводя осмотр с верха обрыва. Черный Джек – суровый обрыв, нависающий над камнями, почти недоступными даже в хорошую погоду и совершенно недосягаемыми во время штормов, бушевавших всю неделю. Мало кто мог припомнить такой период бурь; в парках валило деревья, и машины едва не сдувало с дорог. Неподалеку от Ричмонда двух человек снесло с пешеходных дорожек в реку, и оба утонули. Произошла серь-езная авиакатастрофа, три человека были убиты падающим шифером. На одном заводе в Ист-Энде рухнула большая труба, к счастью, ночью, когда никого поблизости не было, но потом у множества людей рабочий день несколько недель был сокращенным. В открытом море случались разные невзгоды; один траулер вместе со всей командой пошел ко дну. Страховые компании только и занимались тем, что оплачивали полисы. А на восьмой день в загадке Рубинштейна появился первый просвет.
