Рекс Стаут - Прочитавшему — смерть

7

Не подумайте, что я всерьез ломал голову, какой костюм надеть, — это была лишь форма протеста, и довольно беспомощная. А что делать, ведь для того, чтобы завязать отношения с персоналом конторы «Корриган, Фелпс, Кастин и Бриггс», мне потребовалась бы более совершенная экипировка, чем бежевый костюмчик, даже такого нежного оттенка и приятный на ощупь, как мой. Как и сказал Вульф Уэлману, все сотрудники в конторе уже наверняка сыты по горло беспрерывными расспросами про Леонарда Дайкса и Бэйрда Арчера, поэтому стоит мне заявиться туда и раскрыть рот, как меня тут же спустят с лестницы.

Я поднялся к себе в комнату прежде всего, чтобы уединиться и обмозговать положение, подальше от Вульфа и телефона. Рассудил я просто. Что у нас ещё имеется в избытке, кроме меня, что способно принести в восторг этих девиц? Вы угадали: конечно же — орхидеи, да ещё в это время года, когда все они буйно цветут и цветки сохраняются вплоть до самого увядания растений. Четверть часа спустя я возвратился в кабинет и заявил Вульфу.

— Мне понадобится уйма орхидей.

— Сколько?

— Не знаю. Для начала — десятка четыре-пять. Только я сам выберу.

— Это исключено. Послушай моего совета. Не трогай циприпелиум «лорд Фишер», дендробиум цибеле…

— Такие расфуфыренные мне ни к чему. С меня хватит каттлей, брассов и лейлий.

— У тебя губа не дура.

— Ещё бы. За столько лет.

Я вышел из дома, остановил такси и дал адрес уголовки на Двадцатой улице. Там вышла неувязка. Перли Стеббинс ушёл обедать. Пытаться получить то, за чем я пришёл, от кого-то из оставшихся, было бы пустой тратой времени, поэтому я настоял на аудиенции у Кремера, и меня послали в его кабинет. Кремер сидел за столом, уминал салями с огурчиками и запивал их кефиром. Когда я доложил, что хочу взглянуть на дело Дайкса и составить список сотрудников конторы, где он работал, Кремер заявил, что занят и не может со мной препираться, но рад был меня видеть и желает мне всего доброго.

— Да, сэр, — вежливо поблагодарил я — Мы сделали для вас все, что могли. Раздобыли для вас тот факт, что дело Дайкса связано с делом Уэлман. Разнюхали все про Эйбрамс, пока она ещё не остыла, и бескорыстно передали вам. Да, вы застряли, но и мы в тупике. Теперь мне понадобился список имен, который я мог бы запросто раздобыть в другом месте, затратив на это пару часов и двадцатку, но вы изволите быть слишком заняты. Нет, вы не виноваты, это все еда. Желудок, небось, дурит. Чёрт побери, занятная же у вас диета!

Кремер проглотил смесь салями и огурчиков, которую пережевывал, нажал кнопку внутренней связи и заговорил:

— Росси: Посылаю к тебе Гудвина, Арчи Гудвина. Покажи ему досье Леонарда Дайкса, и пусть он выпишет имена тех, кто работает в той юридической конторе. Больше ничего ему не давай. И следи за ним. Ясно?

— Да, инспектор, — проскрежетал металлический голос.

Домой на Тридцать пятую улицу я поспел к обеду, заскочив ещё по дороге в писчебумажный магазин, чтобы приобрести простые белые наклейки. Остальное, что мне понадобится, было под руками.

Пообедав, я приступил к делу. В моем списке числилось шестнадцать женщин. Конечно, порывшись в деле, я мог бы узнать, кто есть кто, но на это ушло бы много времени, к тому же я не хотел быть необъективным. Девица, занимающаяся архивами, могла понадобиться мне не меньше, чем личная секретарша старшего компаньона Джеймса А. Корригана. Для начала я ограничился только именами и напечатал каждое из них на отдельной наклейке. Кроме того, я шестнадцать раз напечатал на простой белой бумаге (чтобы не испортить впечатление копией, отпечатанной через копирку):

«Эти орхидеи настолько редкие, что купить их нельзя. Я отобрал их для Вас. Если хотите узнать почему, позвоните мне по телефону ПЕ 3–1212.

Упрятав конверт с наклейками и записками в карман, я поднялся в питомник, взял корзину и нож, перешел в оранжерею и принялся срезать орхидеи. Мне требовалось сорок восемь, по три штуки на каждую женщину, но я срезал с запасом, на всякий случай, главным образом — каттлеи «дионисия», «катадин» и питерси, брассокаттлеи «калипсо», фурниери и «нестор», а также дейлиокаттлеи «барбаросса», «карменсита» и «сент-готард». Букет получился потрясающий! Теодор предложил свои услуги, и я не стал отбрыкиваться. Правда, он пытался отговорить меня от калипсо, которые якобы не полностью расцвели, но я настоял на своём.

В питомнике у нас хранятся подарочные коробочки, нарядная бумага и ленточки. Теодор аккуратно укладывал цветы и прилагал записки, а я пришлёпывал наклейки и ковырялся с лентами. Ох и пришлось мне с ними помучиться! Вульф-то собаку съел в этом деле, даже Теодору было далеко до него, не говоря уж обо мне, но сегодня правил бал я. Когда, наконец, был завязан последний бантик, а все шестнадцать коробок тщательно упакованы в большую картонку, часы показывали уже без двадцати четыре. Времени хватало. Я стащил картонку вниз, надел пальто и шляпу, вышел, поймал такси и дал водителю адрес на Мэдисон-авеню в районе Сороковых улиц.

Контора «Корриган, Фелпс, Кастин и Бриггс» располагалась на восемнадцатом этаже одного их тех зданий, где не жалеют мрамора, чтобы пустить пыль в глаза; двустворчатая дверь в контору помещалась в самом конце широкого коридора. Пружины, удерживающие створки, были, должно быть, рассчитаны на то, чтобы вытолкнуть лошадь, поэтому я вступил в приёмную без свойственной мне грации, что отношу также на счёт громоздкой картонки. В просторной приёмной двое клиентов дожидались, сидя не стульях, ещё один слонялся взад-вперёд, а в углу, за стойкой, золотисто-пепельно-палевая блондинка с кислым выражением на смазливой мордашке колдовала над коммутатором. В нескольких шагах от неё стоял небольшой столик. Я подошёл, поставил свой груз у стойки, развязал картонку и принялся вытаскивать одну за другой нарядные коробки с бантами и раскладывать их на столике.

Суровая привратница обожгла меня уничтожающим взглядом.

— Что там у вас, атомная бомба? — спросила она вредным голосом. — Или День матери[2] в феврале?

Я покончил с коробками и придвинулся чуть ближе.

— На одной из этих коробок, — сказал я, — вы найдете собственное имя. На остальных — другие имена. Доставить нужно сегодня. Быть может, у вас прибудет бодрости и оптимизма…

Я замолк, так как говорил в пустоту. Девица выскочила из-за стойки и рысью метнулась к столику. Не знаю, на какое чудо она надеялась, но судя по её прыти, оно могло уместиться в столь изящной коробке. Пока она разыскивала своё имя, я пересек приёмную, утвердился на надежном плацдарме перед предательской дверью, проскочил её, не уронив достоинства, и был таков.

Если нарядные банты возымеют столь магическое действие на всех женщин в этой конторе, то обрывать телефон мне начнут с минуты на минуту, имея это в виду, я намекнул таксисту, что неплохо бы прорваться к Тридцать пятой улице менее чем за час, но увы, сами знаете, что творится на Манхэттене в это время дня.

Когда мы наконец добрались, я взбежал по ступенькам, отомкнул дверь, промчался на кухню и спросил у Фрица:

— Мне никто не звонил?

Он ответил, что нет. При этом глаза его странно заблестели.

— Знаешь, Арчи, — сказал он, — если тебе понадобится помощь с барышнями, можешь на меня рассчитывать. Забудь про мой возраст: швейцарец и в старости швейцарец.

— Спасибо. Возможно, я тебя призову. Теодор тебе насплетничал?

— Нет. Мистер Вульф рассказал.

— Экий завистник!

Мне вменено в обязанность докладываться, когда бы я ни возвращался с задания. Поэтому я пошёл в кабинет и позвонил по внутреннему телефону в оранжерею, где Вульф ежедневно проводит время с четырёх до шести.

— Я дома, — возвестил я. — Цветы доставлены. Кстати, я поставлю их в счёт Уэлману по три доллара за штуку. По дешевке.

— Нет. Я не торгую орхидеями.

— Но он же клиент. А без цветов нам не обойтись.

— Я не торгую орхидеями, — отрезал Вульф и бросил трубку.

Я достал учетную книгу, подсчитал затраченное время и расходы Сола, Фреда и Орри, которых отозвали с дела, и выписал им чеки.

Первый звонок я принял почти в шесть. Обычно я отвечаю: «Контора Ниро Вульфа, у телефона Арчи Гудвин», но на сей раз решил, что стоит подсократить формальности, и сказал просто:

— Арчи Гудвин слушает.

— Это мистер Арчи Гудвин? — спросил суховатый, надтреснутый, но всё ещё женский голос.

— Да.

— Меня зовут Шарлотта Адамс. Я получила коробку с орхидеями и вашей запиской. Большое спасибо.

— Не стоит благодарности. Симпатичные, правда?

— Просто загляденье, но только я не ношу орхидеи. Они из теплицы мистера Ниро Вульфа?

— Да, хотя он называет её оранжереей. Но вы можете смело вдеть их в петлицу, они для того и предназначены.